— А ты и творила, — усмехнулась Света. — Сколько тебя помню, ты всегда такая бойкая была. Никому спуску не давала.
— О чем ты говоришь?! Я была такая скромница!
— Как же, скромница. Вспомни, как ты одному парню фингал поставила за то, что он тебя ущипнул?
Тамарка визгливо рассмеялась, зарделась, закрыла лицо руками.
— Ой, не могу! В школу потом его родители приходили!
— А как ты с третьего этажа первоклашек водой поливала? — напомнила Света со смехом.
Тамарка, навалившись на спину мужа, безудержно хохотала.
— Кричит сверху, мол, ой, мальчики, я двадцать копеек уронила, — безжалостно продолжала Света, вытирая слезы, — те рады стараться — подбегают, ищут, а она их из графина водой…
— Что, серьезно? — удивился Иван. — Эта аферистка такое творила в школе?
— Она и не такое творила…
— Ой, жених явился! — неожиданно взвизгнула Тамарка, бросаясь в коридор. — Женя! Какой же ты стал! Здоровенный, матерый мужичище! Дай я тебя облобызаю, одноклассничек! Сколько ж мы с тобой не виделись? Лет двадцать пять, не меньше…
Они вместе вошли на кухню.
— А, как мы смотримся? — с преувеличенной кокетливостью спросила она, обнимая Жеку за талию.
— Тамарка, а я? — с шутливой жалобностью подал голос Иван.
— Ты — муж, заключила она. — А муж, как известно, объелся груш. Нет, ты посмотри, какого мужика она отхватила! Прямо завидки берут! Я ж тебя помню щеглом худосочным да прыщавым. Еще думала, как Светка могла втюрится в это чудо мужской природы? А ты смотри, какой стал. Хоть на головушке волосиков поубавилось, а все одно — мужчына в самом соку!
— Ну, Тамарка, не зря тебя в школе сорокой звали! — смеялся Жека. — Сорока и есть.
— А за сороку в глаз получишь, — угрожающе подступила к нему Тамарка.
— Убивают! — сжался Жека, и на кухне грянул дружный смех.
— Только тронь, я же не посмотрю, что ты моя подруга, — сказала Света, поигрывая тяжелой сковородой.
— Женька, за ней ты, как за каменной стеной, — заключила Тамарка, когда все отсмеялись, чем вызвала новый взрыв смеха.
— Дамы и господа, я ведь не один, — сообщил Женя. — «Девятка» моя совсем выдохлась сегодня, оставил ее в автосервисе… Юля, идите сюда! Что же вы?
На кухню, держа руки в кармашках короткого полушубка, вошла Юля.
— Добрый вечер, — кивнула она с улыбкой.
— Она меня, бедного, подобрала и доставила домой, — пояснил Жека.
— Мне пора, извините. И поздравляю вас, Светлана Владимировна, с днем рождения.
— Как это пора? — подошла к ней Света. — Ничего не пора. Раздевайся и проходи в гостиную.
— Нет-нет, я пойду. Неудобно. Незваный гость — хуже Мамая…
— Что за глупости! — воскликнула Света.
— Да и не одета я, — все еще пыталась сопротивляться Юля.
— Ничего, ничего, у нас тут по-простому, по-домашнему. Учти, я тебя сейчас никуда не отпущу. Раздевайся быстренько!
Юля вынуждена была подчиниться. Она сняла полушубок и осталась в теплом вязаном свитере и джинсах.
Света отметила, что Юля стала еще красивее. Красота ее была полна тепла, чувства собственного достоинства и четкого ощущения собственного места в этом мире. Нежность линий лица, большие, широко распахнутые глаза, хрупкость фигуры вызывали безотчетное желание прижать ее к себе, сказать что-то хорошее, приятное, искреннее.
Юля же, казалось, вовсе не замечала этой суеты вокруг себя. И не потому, что была надменна или слишком озабочена собой, а просто из-за своей потребности не слишком привлекать к себе внимание. Этим качеством отличались все достаточно умные и красивые девушки, предпочитавшие не появляться на публике с виртуальным лозунгом: «А вот и Я — самая, самая, самая замечательная умница на свете! Посмотрите на меня, оцените меня!».
Света жалела, очень жалела, что у Вадика с ней так ничего и не сложилось. Вадик пропал в Москве, будто утонул в бурном море. Сын бросил все. Учебу, друзей… У него появились деньги. И деньги немалые. Света несколько раз получала извещение о переводах на умопомрачительные суммы, но так и не пошла на почту, чтобы получить их. Это были деньги бывшего мужа, а от бывшего мужа ей ничего не было надо. Абсолютно ничего.
Но Вадим…
Сын всю жизнь мечтал об отце. Мечтал так, как только дети могут мечтать о чем-то большом, светлом и немыслимо далеком, о чем даже просить бесполезно. Папу нельзя было купить ни за какие деньги на свете, нельзя было найти, как пятачок в траве, невозможно одолжить.
И все же он был его мечтой.
И Вадим получил эту мечту.
После той встречи в больнице Света больше не говорила с бывшим мужем. В другое время она бы и еще сто лет не захотела бы его ни видеть, ни слышать. Но сын, которого он увлек за собой, вынуждал ее желать этой встречи, ждать хоть какой-нибудь весточки.
Появление Юли вселило в нее надежду: может, хоть ей Вадик что-нибудь рассказал о своей жизни, о том, что с ним сейчас происходит. Возможно, Вадик обиделся на нее из-за Жени, потому и не звонит…
Света решила улучить удобный момент и спросить Юлю, знает ли она что-нибудь о Вадике.
Быстро накрыв на стол, они наконец расселись, освещаемые старой уютной лампой-абажуром.
Света вдруг подумала, как не хватало ей этого веселого сборища, как много она тосковала в последнее время. Сколько волнений, страхов, глупых беспокойств пережила, прежде чем подошла к счастливой уверенности, что все это теперь позади. Шутки, подколки, веселые истории текли рекой. Гостиная то и дело сотрясалась от смеха.
Света действительно чувствовала себя счастливой. Почти счастливой…
— И когда же свадьба, негодные? — вопрошала Тамарка, уже здорово «нагрузившаяся» коньяком. — Бесстыжие! Я уверена, эти двое организовали бы тихонечко свадьбу на двоих и никому бы ничего не сказали, — в полной уверенности в своей правоте изобличала она. — Вот подлые! Такого я от тебя, подруга, не ожидала! А за это… — Тамарка поднесла рюмку к губам, отпила немного, поморщилась и воскликнула: — Горько! Ой, горько!
Ее возглас с энтузиазмом подхватили остальные. Особенно старалась Машка, которой, как и любой девчонке в ее возрасте, было интересно все, связанное с любовью.
Не долго думая, Женька притянул Свету к себе и с нежностью завладел ее губами.
Гостиная огласилась торжествующими воплями.
Спустя мгновение в руках Жени оказалась гитара. Разговор продолжался под тихий перебор струн.
— Мамочки родные, да ты никак и петь умеешь? — изумилась Тамарка. — Нет, вот это мужик! Не то что мой. Послушали бы вы его, как он в ванной воет…
— Да, да, да, — подхватила Машка. — Папка воет, а мы уши затыкаем!
— Что — все на одного, да? — зарычал Иван. — Ну, погодите у меня!
Он прижал визжащую дочь к себе.
В это время Женя запел:
— Кавалергарды, век недолог,
И потому так сладок он.
Труба трубит, откинут полог,
И где-то слышен сабель звон…
Еще рокочет голос струнный,
Но командир уже в седле!
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле.
— Не обещайте деве юной любови вечной на земле, — подхватили все вместе.
— Напрасно мирные забавы
Продлить стараетесь, смеясь.
Не раздобыть надежной славы,
Покуда кровь не пролилась.
И как ни сладок мир подлунный,
Лежит тревога на челе.
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле…
— Всем добрый вечер, — раздалось с порога.
Гитарный аккорд замер, словно отрезанный ножом.
Света вздрогнула и обернулась.
— Не помешал?
Она подхватилась из-за стола.
— Вадик, сынок! Боже мой, как хорошо, что ты приехал! Раздевайся, присаживайся за стол…
Вадим стоял на пороге, держа в руках огромный букет цветов, и не шевелился. Эта неловкая пауза длилась, казалось, целую вечность.
Тамарка громко прочистила горло, всем своим видом давая понять, что она совсем не в восторге от появления «блудного сына» подруги.
— Что же ты, проходи, — повторила свою просьбу Света, тревожно и жалобно глядя на сына.
— С днем рождения, мама, — сказал он наконец и поцеловал холодными губами в щеку.
— Спасибо, сынок, спасибо, родной.
— Это тебе, — он протянул черную бархатную продолговатую коробочку.
Света открыла ее и увидела золотую цепочку со сверкающим бриллиантовым кулоном.
В один миг ее посетили противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось немедленно отказаться от такого дорогого подарка (тем более — купленного ясно за чьи деньги), с другой — она боялась обидеть сына.
— Самый большой подарок для меня, это то, что ты приехал, — сказала она, откладывая коробочку на край буфета. — Раздевайся же!
Вадим снял теплую куртку и сел на предложенное матерью место рядом с Иваном.
