— Мне кажется, что ты очень умен, но стараешься этого не показывать, — говорила она. — Изображаешь из себя шута.
— Никогда бы не подумал, — только и мог произнести я в ответ.
— Да. Кого ты этим защищаешь?
По ночам я снова видел перед собой обстановку той удушливой забегаловки или какой-нибудь чистенькой маленькой булочной, где в тот день мы касались друг друга руками. Хэмпстед-хит превратился в данное когда-то обещание, оно высилось надо мной, как некий отвесный скалистый уступ, до которого никак не удавалось дотянуться. Кажется, вот он уже совсем близко, только руку протяни, ан нет, рука натыкается на пустоту, уступ ускользает, как будто уходит в сторону. И тогда я старался как можно быстрее заснуть, ища во сне спасение от чувства вины и супружеского секса.
— Помнишь ту француженку, Сильвию? — одним мартовским утром спросила Лелия.
— Что? — встрепенулся я. — А она что, француженка? — добавил я, чтобы скрыть охватившее меня волнение.
— Ну, частично. Скорее всего, да, — сказала Лелия.
— Ага, понятно, — пробормотал я, чувствуя, как у меня передернуло губы.
— Знаю, знаю, ты не хочешь влазить в наши скучные научные дела и так далее. На днях я ее видела из окна.
Сердце екнуло.
— Я помахала ей, но она меня не заметила.
— Понятно, — повторил я.
— Я тут подумала про нее. Как у нее дела. Я ей когда-то сделала читательский билет в Сенат-хауз.
— Да? — удивился я.
— Да.
— Понятно.
— Она какая-то странная. Вот мне она всегда казалась отшельником, но она упомянула, что живет с кем-то, и я стала воспринимать ее совсем по-другому. Я думаю, она…
— Что? — не смог сдержать волнения я.
Лелия посмотрела на меня. Удивленно вскинула бровь.
— Ну, просто замкнутая какая-то, что ли. Но вовсе не одинокая.
— Но как же… я хочу сказать, не может этого быть, не может быть, чтобы она с кем-то жила! Она ж такая маленькая, бледненькая, у нее наверняка еще ни разу и мужика-то не было. Господи Боже, она… ни разу… она наверняка живет с бабушкой какой-нибудь.
Лелия рассмеялась.
— Да нет, она живет с Чарли. Я, когда узнала, тоже удивилась.
— Так, и чем занимается этот урод? — я уже начинал слетать с катушек.
— Нет, нет, это женщина… соседку ее так зовут.
— Чарли?
— Да. — Тут Лелия нахмурилась. — По крайней мере я так поняла из ее слов. — Она помолчала. — Нет, я думаю… Чарли… А знаешь, может, я и ошибаюсь. Может быть, она просто прикидывалась скромницей и так зовут ее парня. — Лелия пожала плечами.
— Невозможно! — взорвался я. Сердце уже выскакивало из груди.
Лелия опять посмотрела в мою сторону и рассмеялась.
— Ты, похоже, действительно считаешь ее уродиной несусветной? Скучная, забитая девственница, как некоторые мои подруги, да? Я бы не была так уверена в этом.
— Да какая, блин, разница, — я наконец взял себя в руки, стараясь теперь сохранить хоть какое-то подобие спокойствия. — Не знаю я. Мне все равно. Как твои соски? Как тошнота? Давай кофе выпьем.
Вот сука, думал я, выходя на работу. Хитрая лживая потаскушка. Но тут я вспомнил про Хэмпстед-хит, и ноги чуть не подкосились от приступа вожделения, словно ко мне вернулись юношеские привычки: когда меня отторгали, я странным образом возбуждался еще больше. Но я задушил в себе это чувство. Просто решил не поддаваться ему. Эта бесстыжая сучка может проваливать ко всем чертям. В офисе я первым делом взялся заполнять ежедневник. Потом послал по электронке письмо Рену с предложением встретиться в среду вечером. Позвонил старой университетской подруге Катарине и договорился с ней пообедать вместе. Позвонил МакДаре, но он был весь в своих делах, раздраженно прокричал, что перезвонит мне, и бросил трубку. Софи из отдела передовиц предложила вместе пообедать, я не стал отказываться. Потом я рьяно принялся за работу, которая скопилась за последнее время. И все-таки я должен был знать, живет ли Сильвия Лавинь с каким-нибудь похотливым ублюдком, который, трахая ее, нашептывает на ухо скабрезности, или же она снимает квартиру с тщедушным желтокожим хлюпиком, который вывешивает на батарею ее колготки и ноет по поводу счетов за телефон.
После умеренно бурного общения с Софи во время обеда я снова ушел в себя. Это, наконец-то понял я, и был ее образ жизни. Это могло продолжаться неделями, месяцами. Убрал со стола кипу корректур, посмотрел кое-какие статьи и случайно наткнулся на лист бумаги в линию, неровно вырванный из записной книжки. На нем маленькими прыгающими буквами была нацарапана короткая записка: «Привет. Это я… Не скучай, счастливо поработать, чем бы ты сейчас ни занимался. Люблю. Осыпаю поцелуями. С.».
Внутри все оборвалось. Я словно остолбенел, только мысли начали работать в ускоренном темпе. Когда она могла это написать? Как она попала в офис? Снова перечитал записку. Сердце заныло. Так вот, значит, какой почерк у серой мышки из околонаучных кругов. Я подумал, что в общении со мной она до сих пор ни разу ничего не написала от руки, мы общались эсэмэсками или по электронной почте. Хотя почерк казался отдаленно знакомым.
Лелия через пару дней после нашего знакомства как-то сказала: «Я как-то странно себя чувствую, мы вроде бы знакомы, но я все еще не знаю ни твоего дня рождения, ни второго имени. Даже не знаю, какой у тебя почерк».
Так оно и было. Эти указывающие на действительную близость двух людей мелочи, которые вскоре навсегда врезались в сознание, нам тогда только предстояло открыть. Теперь же почерк Лелии я знал, как свой собственный. Я его узнавал, даже когда она специально меняла его, чтобы написать мне поздравление на валентинке. Я знал ее прописные буквы, как она пишет цифры, даже с ходу мог узнать ее запятые. И тут я понял, почему почерк Сильвии показался мне знакомым. Дело в том, что я когда-то давно (кажется, уже прошла целая вечность) уже видел его, это было в «Марин Айсез», когда она вручила мне листок со своим именем и номером телефона. Эта записка, наверное, до сих пор валяется где-то у меня в кабинете среди бумажек.
— Послушай, — резко начал я, когда мы встретились в следующий раз, но замялся. Все заготовленные заранее гневные и обличительные слова куда-то пропали, на их место пришло лишь детское: — Что же ты своего Чарли бросила?
Глаза ее расширились, когда она удивленно и как-то даже презрительно уставилась на меня.
Я попытался придать своему голосу жесткость:
— Ну, что скажешь?
Она отвернулась, горделиво вздернув нос.
— За все это время ты даже не упомянула об этом.
— Ты и не спрашивал.
— Я… Но ты же не рассказывала.
— Ты не спрашивал. Ты делал выводы.
Я слабо покачал головой.
— Что, разве не так? — сказала она. — Ты сам решил, что у меня никого нет.
Я открыл рот, собираясь возразить.
Она замолчала. Бледность Сильвии лишь подчеркивала ее ледяной тон.
— Ладно, кто он? — наконец выдавил из себя я.
Она слегка качнула головой.
— Мы были вместе… — отрезала она.
— То есть вы когда-то жили вместе?
Взгляд, брошенный в мою сторону, означал согласие.
— А теперь он разрешил тебе остаться в вашей квартире?
Никакого ответа.
— Просто так, по доброте душевной?
— Я… — промолвила она. — Чарли очень добр ко мне.
— О, неужели? Так кто же он такой, этот милый человек? — злобно рявкнул я. — Сожитель и сосед? Ты с ним трахаешься или кашу готовишь? — продолжал наседать я. — Или, — добавил я, вспомнив предположение Лелии, — может быть, это женщина? Тогда зачем было скрывать, что ты живешь не одна?
Она искоса посмотрела на меня и сказала:
— Не надо так со мной разговаривать.
— И все-таки, кто он? — не отступал я.
— Это сложно, — уклонилась от ответа она.
— Да ну? Так вы живете вместе или нет? — спросил я, понимая, что время уходит.
— Мы редко бываем вместе, — уклончиво ответила она.
— Ну да, конечно. То есть вы с Чарли…
— Ты, — оборвала меня Сильвия, — живешь в собственной квартире. У тебя есть жена. Подруга. Любовница.
Я опешил. Замолчал, подбирая слова, но так и не нашелся, что ответить. В шее неприятно запульсировала жилка.
— Значит, что позволено тебе, не позволено мне? — горячо продолжала она. — Что за двойные стандарты? Такого я от тебя не ожидала. Это ужасно! — Голос ее начал слабеть, но она попыталась это скрыть. Заговорила с надрывом. — Просто отвратительно! Кто тебе дал право так на меня орать? Я ненавижу тебя! Ты не имеешь права так со мной поступать. Оставь меня в покое.
Когда я посмотрел на нее, у меня перехватило дыхание. Я увидел совершенно белое лицо, перекошенное болью. Я обнял ее и прижал к груди.
— Это нечестно, — послышался ее голос. — Ты… устроен в жизни. Женат. А ты ведь все равно женишься на ней, так ведь? Я точно знаю, женишься.
