Лицо Евы напряглось и стало таким же, каким было прежде. Бенни это очень не понравилось.
— Я подумала, что оно очень необычное, — с легкой улыбкой сказала Майра. — Мы все обсуждали его по дороге домой.
Бенни обвела взглядом двор. Мать Фрэнсис смотрела в другую сторону.
Бенни Хоган быстро спрыгнула с забора и всей тяжестью обрушилась на Майру Кэрролл. Та упала и покатилась по земле.
— Майра, ты не ушиблась? — с фальшивым сочувствием спросила Бенни.
Мать Фрэнсис побежала к ним. Ее облачение развевалось на ветру.
— Что случилось, детка? — Она попыталась поднять Майру на ноги.
— Бенни… толкнула меня… — с трудом переводя дыхание, ответила Майра.
— Мать, мне очень жаль. Я такая неуклюжая. Я просто спрыгнула с забора.
— Ладно, ладно. Кажется, кости целы. Принесите ей табуретку. — Мать Фрэнсис возилась с отдувавшейся Майрой.
— Она сделала это нарочно.
— Тише, тише, Майра. Вот табуретка. Присядь.
Майра заплакала.
— Мать Фрэнсис, она рухнула на меня как куча кирпичей… Я только сказала…
— Мать, Майра сказала, что ей очень понравился мой день рождения. Мне очень жаль, — быстро перебила ее Бенни.
— Да. Бенни, тебе следует быть осторожнее. Не надо так прыгать. Все, Майра, хватит хныкать. Это нехорошо. Бенни перед тобой извинилась. Ты знаешь, что так вышло случайно. А теперь ступай и веди себя как большая.
— Я никогда не буду такой большой, как Бенни Хоган. И никто не будет.
Тут мать Фрэнсис рассердилась.
— Хватит, Майра Кэрролл. С меня достаточно. Возьми табуретку, ступай в раздевалку и сиди там, пока я тебя не вызову.
Мать Фрэнсис отвернулась и позвонила в колокольчик, давая знак, что перемена окончена. Никто не сомневался, что так и будет.
Ева долго смотрела на Бенни и молчала. А потом проглотила комок в горле.
Растерявшаяся Бенни только пожала плечами и развела руками.
Неожиданно Ева сжала ее руку.
— Когда-нибудь я стану большой и сильной и тоже заступлюсь за тебя, — сказала она. — Запомни мои слова, так и будет.
— Расскажите мне про Еву и ее родителей, — однажды вечером попросила Бенни.
— Ох, это было давно, — ответил отец.
— Но я этого не знаю. Меня тогда еще не было.
— Не стоит ворошить прошлое.
— Она моя подруга. Я хочу знать о ней все.
— Она не всегда была твоей подругой. Мне пришлось просить, чтобы ты пригласила ее на день рождения, — сказала мать.
— Не может быть. — Бенни уже не верилось, что все было именно так.
— Я рад, что Ева в воскресенье придет к нам обедать, — сказал Эдди Хоган. — Жаль, что мы не можем убедить этого заморыша из магазина прийти тоже. Мальчик твердо решил не вторгаться к нам, как он это называет.
Услышав это, Бенни обрадовалась.
— Эдди, он хорошо работает?
— Лучше не бывает, милая. Для нас это настоящее благословение. Он учится всему с таким же остервенением, как Шеп. Все повторяет так, словно хочет запомнить на всю жизнь.
— Майку он нравится? — поинтересовалась Аннабел Хоган.
— Ты же знаешь Майка, ему не нравится никто.
— И что именно ему не нравится?
— То, что Шон ведет учет. О господи, это совсем просто и по силам даже ребенку, но старый Майк все принимает в штыки. Говорит, что помнит мерки каждого, сколько они заплатили и что купили. И считает, что тот, кто это записывает, наносит ему личное оскорбление.
— Мама, а разве ты не можешь вести учет? — внезапно спросила Бенни.
— Нет, не могу.
— Но если это так просто, как говорит папа…
— Бенни, мама может это делать, но она должна заботиться о доме и о нас с тобой.
— О доме могла бы заботиться Патси. А если бы учет вела мама, тебе не пришлось бы платить Шону.
— Глупости, Бенни, — ответил отец.
Но это девочку не остановило.
— Почему? Майку понравилось бы, если бы в магазине была мама. Майк любит маму, а маме весь день было бы что делать.
Родители засмеялись.
— Хорошо быть ребенком, — сказал отец.
— Только дети думают о том, чем занять день, — подтвердила Аннабел.
Но Бенни лучше всех знала, что день матери отнюдь не заполнен. Она считала, что в магазине мать была бы на своем месте, но стало ясно, что слушать дочь не собираются.
— Как умерли родители Евы? — повторила девочка.
— О таких вещах не говорят.
— Почему? Их убили?
— Конечно, нет, — нетерпеливо ответила мать.
— Но тогда почему?..
— «Почему, почему»… — передразнил Бенни отец. — О господи…
— В школе нам говорят, чтобы мы всегда спрашивали, почему. Мать Фрэнсис говорит, что чему-то научиться может только любопытный человек! — гордо заявила Бенни.
— Мать Евы умерла во время родов. А чуть позже ее отец, помилуй его Господь, потерял рассудок и спрыгнул со скалы в каменоломню.
— Разве это не грех отчаяния? — Глаза Бенни округлились от ужаса.
— Да, история грустная. Но это случилось давно. Почти десять лет назад. Не стоит ворошить прошлое.
— Нет, дело не только в этом. Тут есть какая-то тайна.
— Нет никакой тайны, — честно ответил отец. — Ее мать была очень богатой женщиной, а отец — мастером на все руки. Он работал в монастыре и немного помогал в Уэстлендсе. Тогда об этом было много разговоров.
— Но ни тайны, ни скандала не было. — Лицо Аннабел Хоган избороздили тревожные морщины. — Они поженились. Обвенчались в католической церкви.
Бенни почувствовала, что ставни закрылись. Пришлось признать свое поражение.
Но позже она обратилась к Патси.
— Не надо расспрашивать меня за спиной родителей.
— Я и не расспрашиваю. Я спросила их, и они ответили. Мне просто хотелось выяснить, а вдруг ты знаешь что-то еще. Вот и все.
— Это случилось еще до моего прихода, но мне кое-что рассказывала Би Мур, сестра Пакси… Понимаешь, она работает в Уэстлендсе.
— И что ты слышала?
— Что отец Евы совершил на похоронах что-то ужасное. Ругался и проклинал…
— Ругался и проклинал? В церкви?
— Ну, не в нашей, не в настоящей церкви, а в протестантской, но это тоже было нехорошо. Понимаешь, мать Евы из Уэстлендса. Из Большого Дома. Она принадлежала к богатой семье, но бедный Джек — так звали отца Евы — считал, что там к ней плохо относятся…
— Дальше, дальше!
— А больше я ничего не знаю, — сказала Патси. — Но не вздумай расспрашивать эту бедную девочку. Люди, оставшиеся без родителей, не любят, когда им задают слишком много вопросов.
Бенни поняла, что это относится не только к Еве, но и к самой Патси.
Мать Фрэнсис была довольна крепнувшей дружбой девочек, но она слишком долго работала с детьми, чтобы говорить об этом.
— Опять собираешься к Хоганам? — деланно небрежно спросила она.
— Вам это не нравится? — возразила Ева.
— Нет. Не могу сказать, что не нравится. — Монахиня тщетно пыталась скрыть свою радость.
— Не думайте, что мне хочется сбежать отсюда, — серьезно сказала Ева.
Матери Фрэнсис захотелось взять девочку на руки, как она часто делала, когда Ева была малышкой, в силу обстоятельств отданной на попечение монахинь.
— Нет, детка, конечно, нет. Каким бы странным ни был наш монастырь, это твой дом.
— Мне всегда было здесь хорошо.
Глаза монахини наполнились слезами:
— В каждом монастыре должен быть ребенок. Не знаю, как мы жили без этого, — небрежно сказала она.
— Разве я не доставила вам множество хлопот, когда попала сюда?
— Ты сама знаешь, что стала нашим благословением. Эти десять лет были лучшими в истории монастыря Святой Марии.
Мать Фрэнсис стояла у окна и следила за тем, как маленькая Ева без провожатых шла по длинной монастырской аллее на воскресный ленч к Хоганам. Она молилась, чтобы там Еву не обидели, чтобы Бенни не передумала и не нашла себе другую подружку.
Монахиня вспоминала, какую битву за эту девочку ей пришлось выдержать. Были и другие варианты. В Англии жила двоюродная сестра матери Евы, которая могла бы взять ребенка и раз в неделю водить его в католическую церковь. О супругах Хили, приехавших строить гостиницу, поговаривали, что они могут остаться бездетными. Эти люди с радостью заботились бы о Еве даже в том случае, если бы потом у них появились собственные дети. Но мать Фрэнсис, как тигрица, сражалась за младенца, которого забрала из коттеджа Мэлоунов в день его рождения. За младенца, за которым монахини ухаживали вплоть до вынесения окончательного решения его судьбы. Никто не думал, что однажды темной ночью Джек Мэлоун решит броситься со скалы в каменоломню. После этого ни у кого не было на Еву больше прав, чем у приютивших ее сестер.
Для Евы это был первый из многих воскресных обедов в Лисбеге. Она любила ходить туда. Каждую неделю приносила цветы, которые можно было поставить в вазу. Мать Фрэнсис посоветовала ей ходить по длинной извилистой тропинке за монастырем и собирать полевые цветы и палые листья. Сначала монахиня репетировала с ней составление букета, чтобы потом девочка могла сделать то же самое у Хоганов, но через несколько недель Ева ощутила уверенность в себе. Девочка приносила охапку разноцветных листьев и раскладывала их на столе в коридоре. Это превратилось в ритуал. Патси готовила вазы заранее и гадала, что именно сегодня принесет Ева.
