— Мисс Фэрфакс, я не задаю никаких вопросов и не имею ни малейшего желания вмешиваться в чужие дела или показаться дерзким. Я глубоко уважаю вас. На самом деле для меня вы как ангел. Можно сказать, я вас боготворю.
Она снова попыталась заговорить, но Фрэнк перебил:
— Я знаю, что у вас нет приданого, что полковник Кэмпбелл в этом помочь вам не смог. Мне это отлично известно, так же как и то, что вы самая красивая молодая леди, которую я когда-либо видел, и достойны герцогского титула, даже без бриллиантов миссис Фицрой. Кстати, мисс Кэмпбелл получила их после свадьбы?
— Да, — засмеялась Джейн, — но коллекция оказалась более чем скромной. — В ее собеседнике так органично сочетались веселье и степенность, что Джейн не знала, насколько можно принимать его всерьез.
— Прекрасно, рад, что вы наконец засмеялись. Слишком уж большая часть этой комедии в Уэймуте разыгрывалась как высокая трагедия, а мне никогда не нравились трагедии. Я люблю танцевать (а вы великолепная партнерша, мисс Фэрфакс, танцевать с вами — наслаждение), петь, играть на фортепиано. Я обожаю приятные компании, беседы, шутки и красивые сады. Как вы считаете, мы подойдем друг другу? Молю вас, скажите «да». По правде говоря, я не переставал думать о вас после первого бала в Уэймуте, когда вы так здорово причесали мисс Кэмпбелл.
— Но, мистер Черчилль…
— Не надо! Только не надо сейчас выдвигать тьму неразумных возражений. Прошу вас, обдумайте как следует мое предложение. Насколько мне известно, после приезда в Уэймут вы получали и другие предложения, но ни одно из них не является таким приемлемым, как мое. У меня хороший характер, когда-нибудь я стану наследником неплохого состояния, и я вас преданно люблю. Что вам нужно еще?
— Я…
— Да, есть еще одно обстоятельство, — сказал он, не дожидаясь ее слов. — Вы в настоящий момент меня не любите. Этот прискорбный факт мне хорошо известен. Но, дорогая мисс Фэрфакс, я исполнен самых благих намерений. И я, со своей стороны, люблю вас преданно и искренне. Возможно, со временем ваше доброе сердце отзовется на мои чувства. И забудет о другом образе, который, возможно, живет в нем.
— Возможно. Возможно, но… суть не в этом. — Теперь Джейн говорила твердо и уверенно: — Мы оба знаем, мистер Черчилль, что ваша тетя никогда в жизни не согласится на союз между вами и таким жалким, нищим и не имеющим никаких связей созданием, как я. Вы это сами знаете. Я тоже. Как же можно об этом забывать?
— Боюсь, вы правы, — вздохнул Фрэнк. — Вы добры, красивы, талантливы, но моя тетя увидит лишь то, что у вас нет влиятельных и богатых родственников. Поэтому, если вы примете мое предложение — на что я всем сердцем надеюсь, — нам придется держать наше счастье в тайне.
— Вы имеете в виду тайную помолвку? — с отвращением скривилась Джейн.
— Именно это я в вас так люблю! — воскликнул Фрэнк. — Вы всякий раз выражаетесь точно и по существу. Никаких уверток и околичностей. Да, дражайшая мисс Фэрфакс, это будет означать тайную помолвку. Уверяю вас, мне эта идея нравится не больше, чем вам. Тем не менее я пойду на этот шаг с радостью, потому что не буду волноваться за вас. Меня не будет постоянно мучить страх потерять вас, который гнал меня в Уэймут при всяком удобном случае. Я всегда боялся, что какой-нибудь другой прыткий поклонник опередит меня, уведет вас, можно сказать, из-под носа.
Джейн вздохнула и посмотрела на кипящий прибой. Ее лицо было тревожным.
— Вам не нравится эта идея, — заметил Фрэнк. — Не могу вас за это винить. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны, дорогая. Я точно знаю, что сейчас вы одиноки и удручены, что вы лишились семьи, которую искренне любили (и кое-кого еще); перед вами мрачное безрадостное будущее: без друзей, без денег, без перспектив. Разве вам не станет легче, если вы будете знать, что у вас есть тайный друг, что ваше будущее вовсе не опасно, а наоборот, со временем вы очень неплохо устроитесь и с вами рядом будет любящий преданный мужчина? Надо только подождать и проявить терпение.
— Я ненавижу ждать чужих несчастий, чужой смерти, — прямо сказала Джейн.
— Совершенно с вами согласен, — пожал плечами Фрэнк. — Мне это тоже крайне неприятно. Но ведь у нас тоже есть права, разве нет? Послушайте, если хотите, давайте сделаем так. Я буду считать себя связанным с вами узами чести, любви и преданности. А вы можете считать себя свободной как птица, так что никакие угрызения совести из-за ожидания чьей-то смерти вас не будут тревожить.
— Но это несправедливо, — живо отозвалась Джейн. — Если один человек считает себя связанным, второго это должно касаться тоже.
— Значит, вы согласны! — в полном восторге закричал Фрэнк. — Вы согласны! Вы — ангел и обладаете великодушием королевы. А я стану бывать в Хайбери так часто, как смогу, пока вы будете жить там, среди хороших простых людей, друзей, которых вы любите. В этом сельском окружении я буду ухаживать за вами, добиваться вашего расположения, как Коридон ухаживал за своей Филлидой. Вы скоро увидите, какой настойчивой, какой постоянной будет моя преданность вам. А в качестве залога прошу вас, моя дорогая мисс Фэрфакс, принять это. — И он вытащил из кармана маленькую коробочку.
В ней было колечко — мерцание серебра, слеза опала.
— Оно принадлежало моей матери. Когда юный капитан Уэстон посватался к ней, это было все, что он мог себе позволить. Вы сохраните его? Будете носить на шее — на ленточке?
Он вложил коробочку в руку Джейн.
— Оно очень красивое, — вздохнула она и опустила глаза на кольцо. — У меня никогда не было ничего подобного.
Неожиданно на глаза набежали слезы. И одна слеза упала прямо в коробочку.
— Я слишком наседаю на вас, — с ноткой раскаяния в голосе сказал Фрэнк. — Я не должен был так набрасываться на вас в столь тяжелый для вас момент. Но поймите меня, мисс Фэрфакс, я должен был рискнуть — не мог упустить такую блестящую возможность. И я не вынесу мысли, что покинул вас в таком состоянии. Скажите мне по крайней мере, что чувствуете себя чуть-чуть лучше, что я сумел отвлечь вас от грустных мыслей, — добавил он и просительно улыбнулся.
Джейн не могла не улыбнуться в ответ:
— Вы же знаете, что так оно и есть.
— Тогда вся моя жизнь, вплоть до этого момента, прожита не зря.
— Скоро прибудет мой экипаж, — заметила Джейн, — кажется, я его даже уже вижу. — И она заторопилась к дому.
Фрэнк Черчилль помог ей расположиться в экипаже.
— Я буду считать дни до нашей встречи в Хайбери. Я буду считать часы.
И он осторожно сжал ее руку.
— Прощайте, мистер Черчилль, — пробормотала Джейн, недоумевая, как она позволила вовлечь себя в такую предосудительную авантюру, противоречащую всему, что она считала достойным и правильным. Она боялась, что ради временного облегчения навлекла на себя тревоги и суровые испытания в будущем.
И все же на сердце стало легче. Фрэнк сказал правду.
— Нет, нет, не «прощайте». Никогда так не говорите. — Он закрыл дверь экипажа, но окно осталось открытым. — До встречи в Хайбери. Прошу вас, позвольте мне услышать из ваших уст эти слова.
— Хорошо. До встречи в Хайбери.
Удовлетворенный Фрэнк сделал шаг назад, кучер щелкнул кнутом, и по мостовой застучали колеса.
После двухдневного путешествия с ночевкой в Саутгемптоне Джейн добралась до Хайбери в состоянии такого уныния и изнеможения, да еще и с решительно ухудшившейся простудой, что любящие родственники, попытавшись накормить ее сандвичами и горячим негусом, в конце концов уложили ее в постель, стеная и жалуясь на ее бледность и худобу.
— Хетти, — сказала миссис Бейтс, — девочка сильно устала. Обойдемся сегодня без разговоров.
В этот раз старой леди удалось настоять на своем, и Джейн позволили ощутить комфорт собственного продавленного матраса и роскошь деревенской тишины. Но увы, сон все не шел. Будущее, наполненное постоянной тревогой и неспокойной совестью, которое она себе предсказала, перестало быть будущим и в одночасье стало настоящим. Вернувшись домой к людям, любившим ее больше жизни, она неожиданно обнаружила, что связана тайной, которая обвилась вокруг ее шеи вместе с кольцом Фрэнка Черчилля так же надежно, как кандалами. Открытость и прямота, всегда бывшие для нее такими же естественными, как дыхание, теперь стали недоступными.
На следующий день Джейн сказала, что достаточно хорошо себя чувствует, чтобы присоединиться к тете и бабушке за завтраком, но лишь огорчила их полным отсутствием аппетита.
— Только половину кусочка хлеба с маслом! А ведь наш деревенский хлеб и деревенское масло намного лучше, чем в Лондоне или Уэймуте; но ничего, скоро ты у нас поправишься. Иначе и быть не может. Не меньше трех месяцев в Хайбери! Мы так долго жили без тебя, но три месяца компенсируют нам это. Хотя и этого нам будет мало. Все друзья так за нас рады, скоро они сами придут…
