Алексей Князев - Это было жаркое, жаркое лето

Девушки робко потянулись в указанном направлении. Через некоторое время, которое было не без успеха потрачено на акклиматизацию девиц с помощью щедро подливаемого им спиртного, одна из них, тонкая изящная блондинка с затейливой пирамидой пышных волос, сидя на коленях Воловикова, уже звонко хохотала над одной из его шуток, которыми он, подобно старому опытному ловеласу, щедро потчевал свою избранницу между беспрерывно подсовываемыми ей рюмочками коньяка. Мышастый, тоже не теряя времени даром, уже успел оценить упругость груди той самой, двадцатипятилетней, запустив ей руку под блузку, и остался нащупанным вполне доволен. Желябов пока только присматривался к оставшимся четырем, не сделав своего выбора, а Сидорчук почему-то больше налегал на сало и горилку, которые по его требованию неукоснительно присутствовали на каждой их трапезе и, очевидно, испытывал какой-то временный спад после титанической работы оценщика, проделанной им в прихожей.

Вскоре, преодолев какую-то переломную точку, время полетело быстро и весело. Воловиков уже уволок свою пассию в одну из спальных комнат, почему-то унося ее, пьяно хихикающую и вопрошающую: "А баня у вас здесь есть?", на худых, жилистых, под стать хозяину, руках - может, наглядно демонстрируя, что есть еще порох в пороховницах. Желябов выбрал, наконец, чуть полноватую, но при этом, как выяснилось во время исполненной ею в одиночестве под пьяные аплодисменты собравшихся танцевальную программу, очень гибкую девушку по имени Надя. Мышастый, сидя пока за столом, никак не мог определиться, с чего вскоре начать со своей Людой - с миньета или просто поставить ее раком, когда он через пару минут поведет ее в ванную комнату, как вдруг почему-то ему захотелось. А Сидорчук, нажравшись сала и, видимо, напитавшись от него какой-то таинственной энергией, наподобие энергии "ци", вдруг неожиданно резко вскочил, не разбираясь обхватил за талии двух оказавшихся поближе подруг и потащил их еще в одну спальню, зачем-то не позволяя при этом одной из девушек захватить с собой бутылку, которую она порывалась взять со стола. При этом он горланил во всю глотку какую-то непонятную песню на непонятном языке. А еще чуть позже, после какого-то очередного переломного момента, все и вообще понеслось кувырком...

Мышастому запомнилось в основном только то, что они играли в какую-то развеселую, неизвестно кем и когда придуманную игру: кто-нибудь из четверых выходил в банкетный зал и бил в огромный, мощного звучания гонг, неизвестно для каких целей подвешенный в углу юридическим хозяином дачи, и по этой команде абсолютно все, кто бы где в этот момент ни находился и какому занятию не предавался, должны были немедленно выбегать в том виде, в котором застал их сигнал этого гонга. Апофеозом этого развлечения стало появление на каком-то ее этапе абсолютно голого Сидорчука с огромным восставшим членом, щедро измазанным губной помадой, который добросовестно тащил за собой упирающуюся растрепанную девицу, не позволяя ей уклониться от нехитрых правил этой честной спортивной игры. Все это происходило, кажется, уже ночью.

Желябов так и не уехал в тот раз домой, но позже с облегчением поведал, что ему неслыханно повезло с женой, которая уже спала, наглотавшись таблеток, и прославлял при этом такую полезную порой штуку, как мигрень... Оставшуюся часть ночи Мышастый помнил как-то отрывочно, словно ему прокручивали кинофильм, неудачно смонтированный каким-то мало того что совершенно неопытным, но ко всему прочему тотально пьяным киномонтажником-практикантом, после выпитой бутылки водки безбожно перепутавшим начало, конец, и зачем-то напрочь выкинув при этом середину...

Ему четко врезались в память только несколько основных моментов, наподобие: зайдя случайно не в свою спальню, он неожиданно обнаружил Воловикова, истово занимающегося куннилингом и не успел даже этому удивиться, хотя никогда не подозревал в том подобного рода скрытых талантов. Не удивился, потому как просто не успел этого сделать - его босая почему-то нога в этот момент попала в какую-то неприятно-холодную лужу и нагнувшись, тупо разглядывая неожиданное водное препятствие, оставленное в дверях и предназначавшееся, очевидно, непрошенным гостям, он с удивлением констатировал, что эту загадочную лужу просто-напросто кто-то нассал...

Следующие отрывочные воспоминания заключались в том, что через некоторое время, выйдя зачем-то в ванную комнату, он застал там Желябова, спящего непосредственно в ванне, с остывшей, как он убедился, зачем-то потрогав ее пальцем, ледяной уже водой, а его подруга, голая до пояса, но при этом почему-то одетая в свитер, валялась там же, на полу, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом с размазанной косметикой в резиновую штуку на деревянной ручке, которой обычно пробивают засорившийся сток...

Далее его калейдоскоп быстро провертел какие-то скоротечные, не успевавшие укладываться в сознании картинки, словно выхваченные из освещаемой фотовспышкой тьмы: кто-то уснувший на туалетном седалище, почему-то закрытом при этом верхней крышкой и при распахнутых дверях туалета; чьи-то весьма неаппетитного вида тощие ягодицы, неистово дергающиеся на других, гораздо симпатичней и покрупней размером; кто-то кажется Сидорчук - допивающий остатки шампанского прямо из горла и зачем-то грохающий бутылку об стену... Пьяное бормотание девицы, уснувшей за столом и еще пытающейся декламировать в таком состоянии какие-то стихи - вроде бы даже Маяковского, а может, ему это только показалось... И его поиски своей куда-то запропастившейся избранницы Люды и усугубляющие их мрачность тщетные попытки вспомнить - отымел он ее или же еще нет?.. Он совершенно об этом позабыл, хотя ему очень важно было это вспомнить, ведь завтрашнего дня не существовало, была только одна бесконечно длинная ночь, было только сегодня, сейчас, сию секунду...

Но что ему запомнилось очень четко - почему-то во время всей этой вакханалии непрерывно горел свет. Везде, где только было подведено электричество, на всей этой долбаной даче непременно горел свет. Яркий, ослепительный свет...

Пробуждение было мучительно трудным, очень трудным, но рано или поздно это должно было произойти... Изо всех щелей подобно тараканам стали выползать чуть живые участники пиршества. Большей частью это касалось пожилых сластолюбцев - девушкам, со свойственной молодым организмам способностью к быстрому восстановлению, было значительно легче. Через некоторое время, уяснив поставленную перед ними задачу, они уже сновали из комнаты в комнату со швабрами и тряпками, наводя хоть какой-то мало-мальский порядок. Вернувшийся с кухни Сидорчук выдал неутешительные результаты произведенной в холодильнике ревизии:

- Ни хрена у нас больше нет...

Воловиков с Желябовым промолчали, словно их это не касалось - видимо просто не было сил даже говорить, а Мышастый, у которого в голове поселился какой-то маленький сказочный кузнец, весьма сноровисто долбивший своим молотом по наковальне, от чего его многострадальная голова чуть не раскалывалась на куски, наливаясь внезапной яростью на все эти американские или какие-бишь-еще-там системы, не позволяющие его друзьям опохмеляться с утра и поэтому обрекающие их на страдания, вдруг громко гаркнул, заставив друзей поморщиться от неожиданного, неприятно отозвавшегося в похмельных головах звука:

- Системы, говорите, американские?! А вот хрена! Я вот вам сейчас покажу все ваши дурацкие американские системы!..

И не обращая никакого внимания на удивленно разинувших рты приятелей, не понявших о чем он вообще говорит и прикидывающих, не сошел ли он просто с ума от жестокой алкогольной интоксикации, нашел взглядом мобильник, который оказался почему-то засунутым в опустевший кувшин из под морса, стоящий на столе. Решительно его схватив, он принялся вызывать своего телохранителя, о котором, признаться, совсем позабыл - до него ли ему было все это время?..

Из всей четверки только у него и у Воловикова были телохранители, которые в данный момент, напрочь позабытые своими патронами, уже вторые сутки почти безвылазно сидели в домике-времянке, находящемся во дворе дачи у ворот и отчаянно завидовали резвящимся начальникам, сочно матерясь и играя в давно опостылевшие карты. И хотя времянка эта выглядела жалко по сравнению с каменной дачей, к этому деревянному строению, напоминавшему изнутри обычную однокомнатную квартиру, была подведена даже канализация и вода, не говоря уже о таких мелочах, как наличие телевизора или холодильника. В этой времянке, с душой сделанной для себя же, некогда жили рабочие, долго и всерьез возводившие роскошные хоромы богатому заказчику... В самом начале, по приезду на дачу Воловикова с Мышастым, эти двое были сосланы туда с наставлениями не путаться под ногами, и сейчас, обалдев от вынужденного безделья, с тоской вспоминали достоинства приехавших девиц, которых они пытались разглядеть из окна, заранее предупрежденные по телефону Мышастым не дергаться на автомашины, которые должны были тогда прибыть с минуты на минуту...