— Дарси, у меня есть небольшой капитал, который я могла бы вложить в дело.
— Маги, ты потрясающая женщина! Хочешь работать с моими журналами?
— Разумеется, хочу! О Дарси, это может получиться, правда?
— Все уже получилось! — Почему он никогда раньше не слышал, как смеется Маги. От ее смеха танцует весь мир. — Маги, давай поужинаем сегодня вместе и отпразднуем твое решение. Шампанское вполне подойдет для крещения нового агентства.
— При одном условии. Ты должен позволить мне заплатить за ужин.
— Почему же?
— Модельное агентство «Люнель» желает угостить шампанским своего первого клиента.
Черт, подумал Дарси, черт меня побери! Он слишком поздно понял, что обожает эту невозможную женщину, которой только что помог начать свое собственное дело.
— Ты права, Маги, — мрачно резюмировал он, — тебе и в самом деле нечему учиться.
Девушек Маги, как все называли манекенщиц из агентства «Люнель», сначала было совсем мало, но очень скоро их ряды выросли и явно собирались расти дальше. Единственные соперницы из фирмы Пауэрса никак не могли сравниться с этими утонченными, похожими на бабочек созданиями.
Девушки Маги порхали по жизни в тридцатых годах, словно не было никакой депрессии. В роскошных вечерних туалетах, с орхидеями, приколотыми к корсажу, они кружились в танце на балах в «Сторк-клубе» и «Эль Марокко», их всегда сопровождали не меньше четырех мужчин. Для многих американцев, устремившихся в кинозалы, чтобы посмотреть фильмы из жизни богатых людей, они олицетворяли уход от реальности. Журнал «Вог» откровенно писал, что глупейший фасон новых шляпок «прекратил дискуссии о котировках акций и о приходе к власти мистера Гитлера». Девушки Маги удовлетворяли отчаянную потребность публики в веселье, пусть это веселье и оказывалось призрачным. «Нью-Йорк дейли ньюс» провела опрос среди женщин. На вопрос, кем бы они предпочли быть — кинозвездой, дебютанткой или одной из моделей агентства «Люнель», сорок два процента проголосовали за Маги.
Маги процветала в Нью-Йорке, а Жюльен Мистраль лихорадочно работал в своем поместье недалеко от Фелиса. Это время критики позже назвали «средним периодом» художника, и продлился он двадцать лет. Мистраль больше не писал те предметы или пейзажи, на которых останавливался его взгляд, как это случалось в двадцатые годы. Теперь Мистраль посвящал два-три года одной теме, и результатом сосредоточенной работы, требовавшей множества эскизов, становилась серия картин, как минимум из десяти, как максимум из тридцати пяти полотен.
Мистраль начал с серии «Наклеивать плакаты запрещено». На картинах, вошедших в нее, он изображал стены, заклеенные афишами и объявлениями. Затем последовала серия «Утро пятницы», в которой он изобразил рыночные сценки на площади Апта. Серию «Стелла Артуа» Мистраль назвал в честь своей любимой марки пива и посвятил ее жителям Фелиса, собирающимся вечером в кафе, чтобы поговорить, поиграть в карты и выпить. Серия «Праздник» была посвящена празднествам, проходившим в каждой из деревень на горе Люберон в честь того святого, чье имя носила деревня: сладкая вата, детишки на деревянных лошадках карусели, шествия и фейерверки, дикое веселье и бурлящие деревенские страсти.
Мистраль каждый день работал в своей мастерской сразу после завтрака, выходя оттуда только к ужину. Служанка приносила ему холодное мясо, хлеб и бутылку вина, и художник поглощал это, стоя перед холстом, не замечая, что он ест. Кейт, пользуясь тем, что мужа не интересовало ничего, кроме работы, полностью контролировала его деловые отношения. Она следила за выполнением контрактов, вела переписку с галереями и управляла фермой.
Один раз в год, во время сбора урожая, Мистраль бросал свою мастерскую и работал в поле вместе с наемными работниками, но все остальное время он пребывал в собственном мире. Газет он не читал. Политические перемены в Европе его заботили не больше, чем украшения из петушиных перьев на модных вечерних платьях. Что же касается игры в шары в Фелисе, то Мистраль регулярно принимал участие в турнирах. Но вот о поджоге Рейхстага он даже не узнал. Если Мистраль обнаруживал, что у него закончился последний тюбик с какой-нибудь краской, он выходил из себя, а когда услышал от фермеров в кафе о катастрофе дирижабля «Гинденбург», он не пробормотал ни одного слова сочувствия. Его не интересовало вторжение итальянцев в Эфиопию и оставляли равнодушным последние новинки кинематографа.
Мистраль пребывал в самом расцвете творческих сил, и его эгоцентризм лишь усугубило сознание, что никогда еще он не писал так хорошо. Что из происходящего в мире могло иметь значение, когда он просыпался каждое утро, чувствуя потребность немедленно встать к мольберту? Ни человеческие судьбы, ни исторические события не могли повлиять на него, пока он горел желанием работать.
Но Кейт Мистраль всегда находилась в курсе событий, происходивших за пределами Фелиса. Она несколько раз в год ездила в Париж, чтобы поддерживать связь с миром искусства и покупать новые наряды. Хотя Кейт жила в деревне, она все равно хорошо одевалась. Она тесно сотрудничала с Авигдором, представляла мужа на вернисажах, на которых сам художник отказывался появляться. Иногда Кейт покидала его на целый месяц, отправляясь в Нью-Йорк, чтобы встретиться с родственниками. Но Мистраль едва ли замечал ее отсутствие.
После краха на бирже в 1929 году Кейт больше не была богатой. Ей еще крупно повезло, что она истратила значительную сумму на покупку фермы «Турелло». Это оказалось очень хорошим вложением денег. Ее муж, которому она преподнесла ферму как свое приданое, даже не подозревал, что они вновь богатеют день ото дня. Поля вокруг дома были засажены плодовыми деревьями и овощами, собранный урожай отправлялся в Апт для продажи. У них были великолепные свиньи, куры, утки, несколько лошадей, новейшая сельскохозяйственная техника и сноровистые работники. Как только рядом появлялся свободный участок, выставленный на продажу, Кейт сразу же его покупала. Одна только ферма давала достаточно дохода для вполне комфортного существования, с удовлетворением думала Кейт, когда снова и снова подсчитывала все возрастающие суммы от продажи картин, которые она хранила в банке в Авиньоне. Счет в банке был, разумеется, открыт на имя Мистраля.
Финансовые способности Кейт во многих смыслах компенсировали отсутствие душевной близости между супругами. Мистраль редко говорил с ней о своей работе и ни разу не попросил жену позировать. Мистраль почти никогда не приглашал ее в свою мастерскую. И все же Кейт прославилась как гостеприимная хозяйка. Дом она обустроила с максимальным комфортом, и знакомые Кейт и Мистраля проводили в «Турелло» выходные.
Когда игроки в шары собирались на площадке у кафе, Мистраль почти ежедневно присоединялся к ним после того, как заканчивал работать. Домой он возвращался поздно. Зимой, когда для игры становилось слишком холодно, он работал целый день и рано ложился спать, буквально падая в постель, как изнуренный фермер. Но все же Кейт принадлежало его тело, всегда ненасытное, изголодавшееся. Мистраль удовлетворял себя, но Кейт этого хватало, чтобы достичь оргазма, потому что она существовала в постоянном возбуждении, вызванном близостью мужа. Стоило ему только прошептать: «Терпение, Кейт, терпение», и она была готова принять его.
Сидя в одиночестве в гостиной, когда Жюльен уходил спать, Кейт понимала, что Мистраль был для нее наркотиком. Но она ни о чем не жалела, не вспоминала с грустью о светской жизни, от которой отказалась ради него. Кейт знала: то немногое, что остается у Жюльена Мистраля, помимо его творчества, безраздельно принадлежит ей. Она улыбалась в темноте, защищенная толстыми стенами «Турелло», а за окном летели осенние листья, и тяжелая красная луна низко висела над замерзшими пустыми полями и голыми виноградниками.
Кейт не интересовалась гражданской войной в Испании, считая ее сугубо внутренним делом этой страны. Так она пыталась сохранить душевное равновесие, потому что в отличие от Жюльена читала газеты. В сентябре 1938 года было подписано соглашение в Мюнхене, и миллионы французов, англичан и немцев вздохнули с облегчением, уверенные, что войны не будет.
Летом 1939 года Кейт, не видевшая свою семью два года, отправилась в Нью-Йорк. Город предавался безудержному веселью в связи с открывшейся ярмаркой «Мир будущего».
За два месяца до этого Гитлер оккупировал Чехословакию, но каждый день по другую сторону океана двадцать восемь тысяч человек, для которых это событие не имело большого значения, выстаивали в очереди, чтобы взглянуть на весьма убедительный мир 1960 года, предложенный им компанией «Дженерал моторс». С точки зрения организаторов, должна была наступить такая эра, когда автомобили на дизельном топливе будут стоить не больше двухсот долларов и понесутся по безопасным хайвеям; изобретут лекарство от рака; федеральные законы будут защищать каждый лес, каждое озеро и каждую долину; каждый человек будет уходить в отпуск на два месяца в году, а у женщин и в семьдесят пять лет будет великолепная кожа.
