Наконец из-за занавески появился ординатор, огромные очки которого придавали мужчине вид удивленного насекомого.
— Ладно, мальчишки, как у нас делишки? — спросил он, представившись доктором Виндмиллом и протягивая ладонь для рукопожатия.
— Виндмилл? — спросила я.
— Виндфилд, — поправила меня Алисия.
— Винг, ладненько? Вингфилд, — сказал он.
Почему-то это исправленное «винг» в его фамилии заставило нас с Алисией с воодушевленным одобрением дружно воскликнуть «О!». Фамилия начинала ассоциироваться с чем-то возвышенным и чистым[28].
Ди, скорее всего, согласилась бы с нами, если бы не согнулась в очередной схватке.
Вингфилд спросил, кто наблюдал Ди во время ее беременности, и, вместо того чтобы признаться, что она не ходила к врачу, Ди, отдуваясь и хватая ртом воздух, ткнула в меня пальцем.
— Я друг семьи, — немного растерявшись, произнесла я и подняла руки ладонями к Вингфилду, чтобы показать, что не имею никакого отношения к тому, что она не принимала витамины для беременных. — Я действительно врач, но мы лишь недавно познакомились…
Вингфилд кивнул и попросил нас отойти в сторону, чтобы он, закрывшись от нас занавеской, мог осмотреть шейку матки.
Выйдя в коридор, Алисия сжала кулаки и начала нервно притопывать ногой.
— Господи, ненавижу больницы, — сказала она с трагическим вздохом.
— А когда ты была в больнице? — спросила я.
Алисия смерила меня взглядом.
— Ты что, ни разу не смотрела моих новостей? — спросила она. — Ни разу? Ведь этот чертов «Live!» почти каждый вечер приходилось вести у пресвитерианского госпиталя. Аварии, перестрелки, утопленники… Тот Пасхальный Заяц из центра Робинсон Таун, которого избили и попытались утопить религиозные фанатики?..
— Стоять на тротуаре снаружи — это совсем не то, что находиться в самом госпитале, — возразила я.
— Мне хватило, — отрезала Алисия, снова начав притопывать.
Наконец доктор Вингфилд поманил нас обратно в палату с мониторами, за занавеску, отделявшую Ди. Мы смотрели, как он читает бумажную ленту с хроникой последних пятнадцати минут внутриутробной активности, а Ди, покрывшись испариной, кривится от боли.
— Отличные делишки, — решил Вингфилд, сложив распечатку по сгибам и бросив ее на монитор. — Все в порядке, мальчишки. Волноваться не о чем. У нее три сантиметра расхождения, положение минус два, пятьдесят процентов выполнено. И я счастлив от этого сердцебиения, понятно? Хорошая динамика, понятно? Никаких замедлений.
— Что он говорит? — переспросила у меня Алисия.
— Что ребенок в порядке. Он идет головкой вниз, и у него прекрасные тоны сердца. Шейка матки разошлась в ширину вот настолько, — я раздвинула пальцы, — и кости разошлись вот настолько, — я развела пальцы другой руки на несколько сантиметров. Давно мне не приходилось заниматься переводом акушерского сленга.
Алисия скорчила такую гримасу, что не оставалось сомнений — она не хотела знать всех этих подробностей.
— Так что, мальчишки, все будет отличненько, понятно? — Доктор Вингфилд довольно посмотрел на нас.
— Когда вы говорите «мальчишки», вы имеете в виду, что будет мальчик? — спросила я.
— П-простите великодушно, это у меня такая манера говорить. Я говорю «мальчишки» машинально, по привычке, понятно? — Он перевел взгляд на Ди и добавил: — Вы же хотели сюрприза, правильно?
— С-сюрприз, — произнесла Ди, изо всех сил сжимая поручни каталки.
— Ну так сюрприз и выйдет. Я сам его приму, вместо Росси, ладно? Ребенок великоват, судя по сонограмме, но волноваться не надо, понятно? Просто для акушерки он будет тяжеловат.
При этих словах занавеска отодвинулась и появилась Росси. Я подумала, что она собирается протестовать, но акушерка провела к нам Роксану. Сегодня она была в нейлоновом платье цвета фуксии, в котором ее кожа казалась еще более желтой, чем обычно, или же еще более экзотичной.
— Извините, а вы?.. — спросила Роксана у ординатора.
— Доктор Вингфилд. — Он протянул ей руку.
— Виндфилд?
— Винг — Вингфилд, — поправил он.
— О! — просветлев, воскликнула она.
— Я говорил мальчишкам, что ребенок в порядке, хотя и великоват. Но не слишком большой. Ничего необычного, понятно? Я сам хочу принять его, ладно? Теперь вам надо немножко пройтись, хорошо? Первый ребенок просто так не выйдет. Вам надо погулять, юная леди, — сказал он, отсоединяя живот Ди от монитора. — Головка мальчишки опустится ниже, шейка матки раскроется под давлением, понятно?
— Это мальчик? — спросила Роксана.
— Это образное выражение, — объяснила я.
— Неужели ты не знаешь пол ребенка, Роксана? — спросила Алисия с почти вызывающей улыбкой. — Ты же у нас медиум.
«Она больна, — подумала я. — И она все свои силы тратит на то, чтобы мы об этом не догадались».
Вместо того чтобы ответить Алисии, Роксана посмотрела на меня с таким удивлением, словно последние слова я произнесла вслух. Потом она отвернулась к доктору Вингфилду и спросила, что он имел в виду, говоря «мальчишка».
— Просто привычное выражение, понятно? — Он улыбнулся и ткнул пальцем через плечо. — Простите великодушно. Меня ждут другие пациентки.
— Мы вас позже позовем, — согласно кивнула ему Алисия, когда доктор исчез за занавеской.
— Это что, человек дождя? — спросила Роксана.
— Помогите мне встать, — попросила Ди. — Нужно помочь этому мальчишке выйти наружу.
Мы по очереди называли имена, прогуливаясь по коридору. Перебрав такие популярные, как Эшли, Бритни, Брайан и Мэдисон, мы отбросили их, даже не обсуждая, — слишком сложно было бы расти с именем человека, которого и так все знают, и выдерживать сравнения.
— Можно исключить названия штатов и городов, — сказала я. — Саванна и Дакота обычно превращаются в довольно милых людей, большинство времени проводящих в приемных больниц, поскольку всю жизнь воюют с последствиями трудного детства.
— Люси? — предложила Алисия.
— И Скай, — сказала я. — Еще одно плохое знамение. Самые тяжелые случаи часто называют Скай.
— Даниэль, — включилась в разговор Роксана. — Мне никогда не встречалась Даниэль, которая бы мне не понравилась.
— Ларисса, — сказала я. — «Ларисса» означает смех, так что с ней всегда будет весело.
— И она вырастет в потаскушку по кличке Липучка, — добавила Роксана. — Я знала Лариссу, которая попала в суд за то, что жевала жвачку, делая минет.
— Если это будет мальчик, я назову его Максимилиан, — заявила Ди.
— Но он вырастет диктатором! — воскликнула Роксана.
— Это все равно лучше шлюхи Липучки, — сказала я.
— Макс-один-на-миллион, — медленно произнесла Ди.
— А что, Серенити не обсуждается? — спросила Алисия.
— Милая, а какова вероятность, что в нашей семье родится кто-нибудь спокойный? — спросила Роксана.
Ди снова застонала и расплакалась. Когда очередной приступ боли скрутил ее, она буквально повисла на Роксане.
— Я чувствую, что мое тело мне не принадлежит! — в отчаянии воскликнула Ди.
— Оно принадлежит не только тебе, девочка, — ответила Роксана.
Я застыла от пришедшей в голову мысли. Конечно же, я каждый день встречала в госпитале людей, чье тело переставало принадлежать им, вот только я всегда отказывалась в это верить. Распухшее тело Ди было результатом ее собственных действий. Но только сейчас я поняла, что Ди может быть такой же гостьей в своем теле, как и ее ребенок.
— Если это девочка… она будет… — с усилием выдавила Ди, — Петрова…
— Петрова! Ты имеешь в виду Петрову Фоссиль? — спросила Алисия.
— Петрова даже танцевать не умела, — добавила я.
Мы смотрели, как Ди постепенно успокаивается после схватки. Она расслабилась и выпрямилась, вздохнув с облегчением. А затем, вытерев пот со лба, ответила:
— Петрова водила самолет и умела чинить автомобили. Я бы не отказалась от таких способностей.
Ночь мы провели в палате, отведенной Ди, ожидая и проверяя. Мне казалось, что мы похожи на группу людей в аэропорту, чей рейс отложили, и теперь они толпятся у табло в ожидании своего самолета. Приближался рассвет, а доктор Вингфилд все еще уверял нас, что первый ребенок сам по себе не появится на свет, и продолжал настаивать на этом даже после того, как я крикнула ему через коридор, что уже показалась головка.
— Не заставляйте ее тужиться! — закричал он в ответ с расстояния шести метров, из открытых дверей другой палаты. Оттуда доносились крики других рожающих женщин. — Простите великодушно, меня ждут пациентки. Росси позовет меня, когда у вас все подойдет к решающей стадии, хорошо?
Хорошо или не хорошо, но он исчез за дверями той палаты, из которой доносились крики. К счастью, Ди была слишком занята, чтобы прислушиваться к этой драме в коридоре. Когда я вернулась в комнату, где Ди лежала на каталке с разведенными ногами, Росси уже опустилась возле ее ног. Роксана, одетая в хлопчатобумажный халат, говорила дочери: «Милая, уже скоро. Осталось совсем чуть-чуть». Алисия пыталась натянуть защитные пакеты на ноги, чуть не свалив бедром поднос с блестящими стерильными инструментами.
