— Я не знаю… Наверное, она заставила меня почувствовать все, все… — ответил он, не спеша, обдумывая свой ответ, как обычно.
— А я скажу тебе, — заявила она, — что ты или спал, или отупел. Неужели ты ничего не услышал в этой музыке? Ну? О чем ты думал?
Он засмеялся… задумался… снова засмеялся.
— Да, — признался он со смехом и попробовал сказать истинную правду. — Я подумал, какие у тебя красивые руки… И что любят трогать эти руки… И еще подумал, какое это необыкновенное новое ощущение — когда чьи-то волосы касаются твоей щеки.
Когда он закончил свои сумбурные рассуждения, она слегка стукнула его по руке и ушла, бросив такую фразу:
— Ты становишься все хуже и хуже.
Потом направилась через комнату к дивану, где я сидел и беседовал с Эмили, положила руку мне на плечо.
— Не пора ли нам домой, Сил? — спросила она.
— Полдевятого, еще рано, — сказал я.
— А вот мне кажется, давно пора. Думаю, сейчас нам уже следует быть дома, — возразила она.
— Не уходи, — попросил Джордж.
— Куда ты так торопишься? — поинтересовался я.
— Поужинайте с нами, — предложила Эмили.
— Понимаете… уже поздно… — Летти заколебалась.
— У нее дела, — сказал я.
— Я не уверена… — Летти снова заколебалась. Затем неожиданно покраснела и воскликнула: — Не будь таким гадким, Сирил!
— Тебе надо куда-то идти? — спросил Джордж робко.
— Что ты, нет, — ответила она, покраснев.
— Тогда, может, вы все-таки останетесь на ужин? — стал упрашивать он.
Она засмеялась и уступила. Мы пошли на кухню. Мистер Сакстон сидел и читал. Рип, большой бультерьер, лежал у него ног, притворяясь спящим; мистер Ники Бен спокойно отдыхал на диване; миссис Сакстон и Молли как раз собирались идти спать. Мы пожелали им спокойной ночи и уселись за стол. Служанка Анни уже ушла домой, поэтому ужин приготовила Эмили.
— Никто еще не играл на этом пианино так, как ты, — уважительно произнес мистер Сакстон, глядя на Летти с восхищением. Он был горд за свою монументальную, дребезжащую старую громадину и частенько говаривал, что тот, кто умеет и хочет, всегда извлечет из нее прекрасную музыку. Летти засмеялась и сказала, что невелико умение сыграть несколько песенок — не стоит и хвалить за это.
— А что ты думаешь о пении нашего Джорджа? — спросил с гордостью отец, однако тут же неожиданно засмеялся.
— Я сказала ему, что когда он полюбит, то запоет просто восхитительно, — сказала она.
— Когда полюбит?! — повторил отец в изумлении и залился громким смехом.
— Да, — сказала Летти, — когда он обнаружит, что существует нечто такое, чего ему никогда не получить.
Джордж на минуту задумался и тоже захохотал. Эмили, накрывавшая на стол, сказала:
— Вода кончилась, Джордж.
— Ах, какая досада! — воскликнул он. — А я уже снял сапоги.
— Не такая уж большая работа надеть их снова, — заметила его сестра.
— Почему Анни не сходила за водой? На кой черт мы ее держим? — спросил Джордж сердито.
Эмили взглянула на нас, встряхнула головой и повернулась спиной к нему.
— Ладно, ладно, я сам схожу после ужина, — сказал отец примирительно.
— После ужина! — рассмеялась Эмили.
Джордж встал и, шаркая ногами, вышел. Ему предстояло отправиться к колодцу в рощицу возле дома.
Едва мы сели ужинать, как Трип встрепенулся и залаял на дверь.
— Тихо! — приказал отец, чтобы лай не разбудил тех, кто лег спать, и мы бросились к дверям вслед за собакой. Это был Лесли. Он хотел проводить Летти домой. Она отказалась, поэтому он вошел в дом и был вынужден сесть с нами за стол. За компанию он съел кусочек хлеба с сыром, выпил чашечку кофе, поговорил с Летти о гулянье в саду, которое устраивали в Хайклоузе на следующей неделе.
— Это для кого же? — вмешался мистер Сакстон.
— Как для кого? — переспросил Лесли.
— Для миссионеров, безработных или еще для кого? — пояснил свой вопрос мистер Сакстон.
— Так это же обычное гулянье в саду, а не благотворительный базар, — сказал Лесли.
— А, понятно, частное дело. А я-то подумал, что это очередное церковное мероприятие вашей матери. Она уделяет этому столько внимания, не так ли?
— Да, она много внимания уделяет церкви! — ответил Лесли, потом принялся рассказывать Летти о том, что его пригласили на соревнования по теннису и что и ей не худо бы принять участие хотя бы как болельщице. Потом, сообразив, что разговор должен быть общим, он повернулся к Джорджу, который в этот момент брал зубами кусочек сыра с кончика ножа, и спросил:
— А вы играете в теннис, мистер Сакстон? Я знаю, мисс Сакстон не играет.
— Нет, — ответил Джордж, отправив кусок сыра за щеку. — Я не обучен всяким штучкам, которые так необходимы для леди и делают их совершенными.
Лесли обратился к Эмили, которая как раз в этот момент передвигала тарелки, чтобы прикрыть ими пятно на скатерти, и замерла, увидев, что к ней обратились с вопросом:
— Моя мама была бы рада, если бы вы пришли на гулянье к нам, мисс Сакстон.
— Я не смогу. Буду занята в школе, Спасибо большое.
— Ах… Это очень любезно с вашей стороны, — сказал отец, весь сияя. Джордж презрительно улыбнулся.
Когда ужин закончился, Лесли посмотрел на Летти, давая взглядом ей понять, что он готов проводить ее домой. Она, однако, отказалась смотреть ему в глаза, а продолжала оживленный разговор с мистером Сакстоном, доставляя ему этим большую радость. Джордж с удовольствием присоединился к этой беседе. Лесли молчал, давая всем нам ясно понять, как он рассержен. И тогда Джордж вдруг обратился к отцу:
— Па, знаешь, я не удивлюсь, если наша рыжая отелится сегодня ночью.
В глазах Летти вспыхнули искорки недоумения.
— Нет, — спокойно возразил отец. — Думаю, что нет.
После некоторого молчания Джордж как ни в чем не бывало продолжал:
— Чувствую, хрящи у нее…
— Джордж! — одернула его Эмили.
— Мы пойдем, — сказал Лесли.
Джордж посмотрел в сторону Летти, и его глаза подернулись грустью; очевидно, это была шутливо-притворная грусть.
— Не могла бы ты одолжить мне свою шаль, Эмили, — попросила Летти. — Я ничего не взяла, а тут ветер, становится холодно.
Эмили выразила сожаление, что у нее нет шали, поэтому Летти пришлось надеть ее черный летний пиджачок. Он явно не шел Летти, смотрелся на ней так кургузо, что мы все рассмеялись, кроме Лесли, который сердился из-за того, что она выглядела смешной перед нами. Он демонстративно выказывал ей всевозможное внимание и проявлял всяческую чуткость. Закрепил воротник ее пиджачка жемчужной булавкой из своего галстука, отказавшись от заколки, которую обнаружила у себя Эмили после недолгих поисков.
Когда мы вышли из дому, он с видом оскорбленного достоинства предложил руку Летти. Она отказалась.
— Я думал, что ты будешь дома, как и обещала.
— Извини, — ответила она, — но я этого тебе не обещала.
— Но ты ведь знала, что я приду, — сказал он.
— Ну… Ты же нашел меня.
— Да, — согласился он. — Я нашел тебя. Флиртующей с этим мужланом. — Он фыркнул.
— Ну и что? — съязвила она в ответ. — Просто он называет вещи своими именами.
— Полагаю, тебе это нравится.
— Я против этого ничего не имею, — парировала она.
— Я-то думал, у тебя более утонченный вкус, — сказал Лесли саркастически. — Ну, раз уж ты считаешь коровий отел романтичным, то…
— Очень! И сам Джордж — такой румяный, смуглый, с глазами, вызывающими волнение и трепет, — не унималась она.
— Неприятно слышать, когда девушка говорит пошлости, — сказал Лесли; между прочим, он сделал себе прическу, явно демонстрировавшую его принадлежность к «высшему классу».
— Я говорю, что думаю, — настаивала она на своем, игнорируя его гнев.
Лесли сердился:
— Рад, что этот тип тебя забавляет!
— Конечно, хотя мне трудно доставить удовольствие, — ответила она.
Он выпрямился.
— Ну что ж. Буду теперь знать, что я не доставляю тебе удовольствия, — сказал он холодно.
— О, что ты, наоборот! Ты тоже забавляешь меня, — сказала она.
После этого он молчал, предпочитая, как я полагаю, не забавлять ее. Летти взяла меня за руку, а другой рукой приподняла юбку, чтобы не замочить росой на траве. Когда мы миновали рощу и Лесли покинул нас, Летти сказала:
— Какой он все-таки ребенок!
— И осел к тому же, — добавил я.
— Но, если уж откровенно, — заключила она, — он намного послушнее моего Тауруса.
— Твоего быка?! — перевел я, смеясь.
В воскресенье, на следующий же день после визита Летти на мельницу, утром к нам явился Лесли, прекрасно одетый и вообще выглядевший очень торжественно. Я проводил его в гостиную и оставил там. Обычно он сам подходил к лестнице, усаживался на ступеньки и криком вызывал Летти. Сегодня же он держался с достоинством и молчал. Поэтому я отправился с известием о его прибытии к моей сестричке, которая в этот момент прикалывала свою брошь.
