Чаще бывает так, что красивые девчонки дружат с теми, кто явно проигрывает им во внешности. Польза от такой дружбы обоюдная: красавица чувствует свое превосходство, а та, что поскромнее, не остается без внимания парней благодаря подруге. Светлана с Леной были редким случаем: лет десять назад парни в «Метелице», подходя к их столику, до самого последнего момента не могли решить, кого же пригласить на танец: блондинку или шатенку? Хотелось обеих сразу…
— Ты меня огорчила, Светка, — сказала Лена. — Я-то надеялась, что хоть у тебя все хорошо, а ты, оказывается, уже неделю с мужем не разговариваешь.
— Я так и поняла, что ты огорчилась, — лениво ответила Светлана, не поднимая головы. — Целую неделю не могла выбраться на пляж со мной. Некому даже рассказать о своих проблемах.
— Я же тебе объяснила: маму из больницы забирала, а потом устраивала ее в пансионат под Тулой. Некогда было. Могла бы и сама приехать.
— Как, кстати, себя чувствует Алла Васильевна?
— Да вроде ничего. Она еще две недели там пробудет. Звонила, говорит, нравится. А ты сама-то хороша! Вернулась из Испании — и даже не позвонила. Тоже мне, подруга!
— Вернулась и слегла с температурой, наверное, от перемены климата.
— Да ладно, не оправдывайся, — улыбнулась Лена. — В последние три года, с тех пор как второй раз выскочила замуж, стала богатой дамой, ты вообще редко звонишь, видимся раз в год по большим праздникам. Честно говоря, мне уже страшновато самой звонить.
— Ну и дура.
— Конечно, дура. По-прежнему работаю в школе учительницей, получаю триста тысяч в месяц и сама не понимаю, как умудряюсь жить на эти деньги.
— А кто виноват? — Светлана лениво повернула голову, внимательно посмотрела на подругу. — Красивая баба, могла бы найти себе подходящего бизнесменчика и не думать о том, как крутиться на триста тысяч в месяц.
— Были, были у меня знакомые, — вздохнула Лена. — Вроде и богатые, на иномарках у подъезда ждали, но что-то не получалось…
— Небось сама и привередничала! — язвительно уточнила Света.
— Не нравились они мне, вот и все. Как представлю, что с этим человеком жить вместе придется, так яснее ясного становится: лучше буду жить, как жила.
— Вот и доживешь ты, мать, до старой девы. А может, правильно делаешь… Это со стороны кажется, если есть деньги — никаких проблем! Да их еще больше, чем у обычных, то есть бедных, людей. И самая главная знаешь в чем?
— Ну, скажи.
— Скучно. Поначалу, конечно, интересно. Пойдешь в «Манхэттен-экспресс» или «Арлекино», смотришь: ах, Кристина Орбакайте с Пресняковым за соседним столиком сидят! Ах, Лев Лещенко — вот он, можно за рукав потрогать! А потом понимаешь: у них свой круг, и они тебя в него не пустят. Ну улыбнутся в ответ, что-то скажут —, и все. После этого на тех, кто рядом с тобой, и смотреть не хочется. И грустно так становится: вроде это — то, к чему стремилась, ан не совсем то. А потом надоедают и рестораны эти, и морды, которые там каждый вечер ошиваются. Все, как в том стихотворении… Прочла однажды в «Литературке». Кто автор — забыла, а сами стихи врезались в память. Вот послушай. — Она принялась негромко читать:
Превращается жизнь наша в замкнутый круг.
И настолько бесцельно кружение,
Что живет человек как без ног и без рук,
А потом — вообще без движения.
Но, желая свободы, он вырвется вдруг
Из оков повседневного рабства.
А свобода его замыкается в круг,
Из которого — некуда рваться…
— «Рваться» — неудачное слово, — заметила Лена.
— А ты, пожалуйста, не придирайся. Подумаешь, преподаватель русского языка и литературы! Сами стихи отличные, вот о чем я тебе толкую. То же самое и я чувствую — бег по замкнутому кругу.
— Вот проблема! — засмеялась Лена. — Видела бы ты меня, когда наш телевизор сломался и «молния» на единственных зимних сапогах полетела в марте, когда еще снег лежал! Я даже заплакала от отчаяния. А о том, чтобы новый холодильник купить или телевизор, и мечтать не приходится!
— И мне не приходится. Чего ж тут мечтать, просто звонишь в фирму, тебе и привозят на следующий день все, что закажешь. Тоска зеленая.
— Ничего себе тоска! — возмутилась Лена. — Да ты просто зажралась, Светка!
— Может быть… — передернула плечами Светлана. — Но знаешь, иногда вспоминаю, как раньше было, как мать доставала новый холодильник ЗИЛ… Целая эпопея! Нашла какую-то знакомую с завода, та ей очередь уступила, целый месяц жили как на иголках: вот-вот новый холодильник появится, да какой дефицит — ЗИЛ! И когда он появился, я даже ночью вскакивала посмотреть, стоит ли, работает? А телевизор? За «Рубин» маманя пятьдесят рублей дала рабочему из магазина, и тоже больше месяца ждали, когда завезут, да не обманет ли тот рабочий-пьянчужка. Не обманул, приволокли телевизор, и что было — трудно описать! Понимаешь, привыкли мы все доставать, это ж вроде второй работы было. А теперь что? Самая настоящая тоска.
— Ну вот эти твои проблемы я пока что не понимаю.
— А ты вспомни мой день рождения в восемьдесят восьмом году, ты еще удивлялась, за что пострадал первый мой муж Вовка, помнишь? А он тогда три бутылки водки купил. Полдня в жуткой очереди стоял, вернулся с синяком под глазом, «молния» на куртке порвана, но — с тремя бутылками! Герой! Я его зацеловала, готова была любить прямо в прихожей на полу за это! Хотя уже тогда подумывала о том, что мы не пара и лучше было бы развестись, что и случилось потом. Но тогда!.. Три бутылки водки!
— Если сделаешь глупость и разведешься с Левой, потом будешь вспоминать, как могла заказать любую красивую вещь и тебе на следующий день привозили ее, — усмехнулась Лена.
— Ничего страшного. Я же сдаю мамину квартиру семье аспирантов, выгоню их и перееду туда. На работу устроюсь. Надоело дома торчать. Или уеду к ней в Испанию, там и зимой тепло, загорать можно.
— Теперь я могу со спокойной совестью сказать: ты тоже дура, Светка.
— Какой видок! — неожиданно послышался грубый голос.
Женщины одновременно повернули головы. Метрах в трех позади них на тропинке стояли два парня, обоим лет по двадцать, коротко, по нынешней моде, стриженные и в разухабистых разноцветных панталонах, которые понимающие люди называют «бермудами».
Кто знает, может быть, на Бермудских островах какой-нибудь рослый атлет в этих панталонах и кажется отдыхающим дамам верхом элегантности и мужества, но насколько далеки экзотические острова от Филевского парка, настолько не похожи были на мужской идеал парни в «бермудах». Стоявший поближе был жирным, разноцветная ткань едва не лопалась на ляжках, а над резинкой экзотических панталон свисали толстые складки кожи, будто подошедшее тесто над краями кастрюли. Другой, низкорослый, едва доставал макушкой до плеча первого, у него были кривые волосатые ноги и такие длинные руки, что пальцами он мог бы достать до нижних краев «бермудов», если б размер их не был таким же, как у жирного.
И тем не менее оба явно были большими любителями красивых женщин, что и хотели доказать.
— Может быть, вместе позагораем? — развязно предложил жирный, шагнув вперед. — Надеюсь, дамы не против? Полное удовольствие гарантирую. — Он довольно хохотнул.
— Иди, куда шел, это и будет удовольствие, — сердито сказала Светлана, приподнимаясь и поправляя сползающий вниз лифчик.
— Кла-асс! — присвистнул кривоногий. — Да вы не бойтесь, мы очень добрые и ласковые. Хотите убедиться?
— Ну правда, ребята, не приставайте, — попросила Лена. — У нас тут серьезный разговор, пожалуйста, не мешайте.
— Мы в серьезных делах отлично разбираемся, — снова хохотнул жирный. Складки кожи вокруг резинки «бермудов» затряслись.
Светлана огорченно покачала головой:
— Не понимают люди, что мешают отдыхать… Не понимаете, да? Ну смотрите, как бы жалеть потом не пришлось! — с угрозой сказала она.
— Мужу пожалуешься? — осведомился кривоногий. — Ну давай, где он там у тебя? Пусть покажется, мы извинимся перед ним.
— Пожалуюсь, — решительно кивнула Светлана. — Но не мужу, а Биллу.
— Клинтону? — развеселился жирный. — Письмо напишешь, что тут у женщин прав никаких нету? Ну давай, он прилетит, разберемся и с Клинтоном. Тут ему не Америка.
— Ну, пеняйте на себя, — загадочно улыбнулась Светлана и громко позвала: — Билл! Билл, иди, дорогой, тут для тебя работка появилась.
На прибрежную полянку стремительно выпрыгнул громадный сенбернар и остановился напротив жирного. Умный пес внимательно наблюдал из кустов, где прятался от жаркого солнца, за донжуанами в «бермудах», готовый в любое мгновенье броситься на помощь хозяйке. И вот она позвала его.
— Ни хрена себе — Клинтон… — пробормотал жирный, пятясь к тропинке. — Да это ж… Бетховен!
