Возле его дома на колесах она остановилась. Фабиан ждал, что она скажет, что хочет войти вместе с ним, но она этого не сделала. Он подумал, что, возможно, это их последняя встреча, что она не захочет его. Он не нашелся, что сказать, как объяснить ей, что, после того как они расстались, у него было слишком мало денег, чтобы вернуться к ней, и что он не рассчитывал найти ее в Тотемфилде, полагая, что она учится в колледже. Не говоря ни слова, они какое-то время просто сидели рядом, и в тот момент, когда он решил было выйти из ее автомобиля, Ванесса вновь положила руку на его плечо, слегка коснулась шеи. Но объятием это не было.
— Почему ты не возьмешь меня с собой? — спросила она.
При свете фар шрам у нее на губе походил на след от сабельного удара. Протянув руку, он коснулся его, и пальцы его увлажнились.
— Куда?
— Ты не раз говорил, что, когда я смогу ездить, куда мне захочется, ты вернешься и заберешь меня с собой. Я уже не та маленькая девочка, которая приезжала в гости в твой дом на колесах. Я достаточно взрослая и могу поехать с тобой. — Когда она убрала руку с его плеча, свет фар ее автомобиля, отражавшийся от алюминиевых бортов трейлера, посеребрил ее лицо и волосы.
— Я часто думала о тебе, — спокойным голосом продолжала она. — Иногда мне казалось, что ты — единственная причина того, чтобы я взрослела, становилась зрелой. Я рада, что ты вернулся, вернулся чтобы подарить мне розу в мой праздник.
— Так до завтрашнего вечера? — спросил он, выйдя из автомобиля, и захлопнул дверь.
Ванесса кивнула головой и начала выворачивать руль.
Время приближалось к полуночи. Фабиан вел свой трейлер по тесным улицам центра города, ставшим еще уже из-за двойного ряда припаркованных автомобилей. Между ними сновали полицейские, приклеивая парковочные квитанции на ветровые стекла машин. Ожидая зеленого сигнала светофора, Фабиан думал о том, что совсем рядом с этим кварталом живут обыватели, которые ведут монотонное существование.
Лениво потянувшись, Ванесса посмотрела на него. Он ответил ей тем же. Освещаемая огнями светофора, она поглядывала на него — спокойная, чуть ли не безмятежная. Фабиан почувствовал, что может поддаться силе инерции и поплыть к ней по воле волн.
Поэтому он решил вмешаться в ход событий.
— Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо бы выкупаться, — с томным видом проговорила она. — Это было бы великолепно.
— В бассейне?
— Да, в бассейне, до краев наполненном холодной водой, — задумчиво проговорила она, откинув волосы на подголовник.
Добравшись до парка, они ехали по его темным аллеям. Лучи от фар трейлера скользили по полицейским машинам, спрятанным вдоль пешеходных дорожек, затем осветили одинокого велосипедиста, мигнувшего им красным глазом заднего фонаря. Затем в кустарник метнулись какие-то мелкие животные. На опушке парка они увидели силуэты двух мужчин, сидевших, обнявшись, на скамейке. Трейлер оказался за пределами парка.
— Ты никогда не рассказывал мне о своей жизни, — проговорила Ванесса.
— А что бы ты хотела знать?
— Почему ты называешь себя по фамилии, а не по имени?
— Мое имя многим трудно выговорить. «Фабиан» гораздо проще.
— Ты когда-нибудь был женат?
— Моя жена умерла, когда ты была еще ребенком.
— И долго вы были в браке?
— Шесть лет.
— Так долго?
— Шесть лет кажется долгим сроком лишь для твоих сверстников.
— Ты ее любил?
— Я был к ней привязан.
— Дети есть?
— Нет. Мы их не хотели.
— А твои близкие? Где они? — продолжала допытываться Ванесса.
— У меня нет близких.
— Отчего же?
— Мои родственники погибли во время пожара.
— Все? — спросила она недоверчиво, пристально посмотрев на него.
— Кроме моих родителей. Это был поджог. То был самый большой пожар.
— Из-за этого ты не желаешь жить под крышей дома? — надув губы, спросила она. Шрам казался унылым пятном.
— Крыши легко вспыхивают, — отозвался Фабиан.
— Кого тебе больше всего не хватает?
— Отца.
— Почему?
— Потому что он больше всех любил меня. Когда он умер, я сожалел, что так мало рассказывал ему про себя.
— И почему же ты этого не делал?
— Потому что правда огорчила бы его. Я слишком любил отца, чтобы причинять ему неприятности.
— И в чем заключалась эта правда? — Томности в ее голосе как не бывало.
— Когда я был в твоем возрасте, — отвечал Фабиан, — наша семья жила в одном старом доме с двумя другими семьями и одинокой девушкой. Она жила по другую сторону коридора, отделявшего наши две комнаты от ее комнаты. Она была заводской работницей — простой, бесхитростной, замкнутой. После работы она ходила в вечернюю школу и редко бывала дома. Но очень часто, когда она возвращалась домой и мои родители спали, я украдкой пробирался к ней в комнату. Мы оба были одиноки, и хотя не испытывали особой страсти, но испытывали потребность определенного рода. Обычно я оставался у нее на всю ночь и возвращался к себе перед самым рассветом.
Однажды утром, когда я возвращался домой, я застал отца — он был профессором классической драмы — в пижаме и ночном халате. Он ждал меня. Я был босой, и, кроме плаща, на мне ничего не было. Свои ботинки и одежду я оставил возле кровати. Я был убежден, что отец знал, куда я ходил, поэтому ничего ему не сказал. Да и что было говорить? Обняв, он стал озабоченно разглядывать меня через толстые стекла очков. Я наклонился, чтобы поцеловать его в лоб. Он погладил меня по волосам, чтобы убедиться, не влажны ли они. Разумеется, они были сухими. «Слава богу, что нет дождя, — проговорил он. Он прижал меня к себе, и я ощутил щетину на его щеках. — В такую ночь ты выходил в одном плаще? И даже не надел ни шляпу, ни шарф? — Он увидел, что я без перчаток, но не заметил, что я бос. — И даже без перчаток? Так недолго и воспаление легких схватить!» Но он не рассердился, только погладил меня по голове и засеменил в своих старых шлепанцах. Отец видел только то, что желал видеть. Таков уж он был.
Ванесса молчала. Не отрывая глаз от дороги, Фабиан ощущал на себе ее взгляд. Сбавив скорость, он повернул свой трейлер на площадку для парковки. Вдыхая влажный воздух, девушка наблюдала за тем, как Фабиан вешает на оба бока прицепа таблички с надписью «Карантин». Взяв ее под руку, он повел ее на другую сторону улицы и остановился перед внушительного вида зданием. После того как он позвонил, дверь — массивная металлическая плита — скользнула вбок.
Перед ними стоял молодой человек с мускулистыми руками и плечами, обтянутыми черной футболкой с надписью золотыми буквами: БИРЖА ГРЕЗ. Отступив назад, он проводил их к конторке, за которой сидела молодая женщина в футболке с такой же надписью. Она так обтягивала ее, что, казалось, соски проткнут ткань. Женщина предложила Фабиану заплатить за входной билет и протянула ему карточку, которую он должен был подписать. После того как он выполнил ее просьбу, она нажала на кнопку и позволила Фабиану и Ванессе пройти через турникет. Они шли вдоль черных виниловых стен в золотых рамках, обитых войлоком, и спустились по лестнице, покрытой ковром. Их путь освещали переливающиеся всеми цветами радуги стеклянные панели, мозаичные панно, сложенные из сверкающей, как павлиньи перья, гальки, подсвеченные сзади и создающие незабываемый эффект.
— Кого же сюда пускают? — негромко спросила Ванесса.
Поднеся к глазам членскую карточку, Фабиан вслух прочитал набранный мелким шрифтом текст: «Действителен для любого мужчины и женщины, достигших совершеннолетия, приходящих парой и оплативших наличными или кредитной карточкой полную стоимость входа. Оплата входного билета подтверждает членство „Биржи грез“ в течение шести недель и дает возможность членам в дальнейшем получать входные билеты по сниженной цене».
— Если сюда пускают кого угодно, то к чему членство?
— Как клуб, «Биржа грез» свободна от разного рода правил, действующих в заведениях, удовлетворяющих потребностям широкой публики.
— И что же ты получаешь за свое членство?
— Бесплатные напитки, бесплатные закуски и, разумеется, бесплатное использование других помещений, предназначенных для встреч согласных пар.
— Согласных на что?
— На то, чтобы находиться в обществе других мужчин и женщин.
Они стояли на краю гигантской раковины, над которой поднимался пар и бьющие по ушам звуки музыки диско. Сладковато-приторный запах марихуаны, к которому примешивался аромат сигаретного дыма, повис над танцевальной площадкой, на которой толкались и прыгали множество мужчин и женщин, озаряемых вспышками света.
Почти половина танцующих были голы и босы: на иных были трусики, плавки или полотенца; лишь несколько человек танцевали в одежде. На краю площадки в размеренном ритме двигались две женщины, обнимавшие друг друга за шею, прижавшись друг к другу обнаженными грудями. Рядом с ними танцевала еще одна женщина, вихлявшая бедрами. Не сбиваясь с темпа, она опустила руку и стала осторожными движениями ласкать член своего партнера, затем наклонилась и уткнулась носом в его заросший волосами пах.
