— Что случилось с ней? — простонала я.
— Кто решил, что интереснее будет трахать друг друга всю ночь, чем смотреть на сопливого и вонючего ребенка, а? Давай вернемся на нашу большую кровать и займемся неземной любовью! Подумаешь, ребенок будет всю ночь один! Что тут такого, ведь алкашки не будет всю ночь.
— И что… — сказала я, начиная задыхаться, и простонала, долго и глухо.
— Мы должны были смотреть за ней вместе.
Вместо ответа я ртом судорожно втянула воздух. Моя голова словно застряла у нее под рукой.
— Ты не пришла попрощаться со мной, — голосом, больше похожим на сдавленный стон, сказала я.
— Они уже решили, как со мной поступить. Выбрали для меня будущее. Но никто со мной не разговаривал и не рассказывал, что происходит. Взрослые маячили надо мной, как великаны, они все были такие высокие, такие вытянутые, и никто со мной не разговаривал. С того дня я со своей матерью почти не общалась, — покачала она головой. — Два раза. Два раза я видела ее, это случилось намного позже.
— Куда тебя послали?
— Обратно в Париж, к той женщине, у которой я жила. Потом в школу. После — в другую школу, и…
— Потом?
— Мы жили раздельно. Школа. Вечная школа. Как дальние родственники.
Я задержала дыхание.
— Канада. Опять Европа.
Медленно выдохнула.
— А потом я оказалась предоставлена самой себе.
— Что с ней случилось? — прошипела я, хотя уже знала ответ. Мои губы почти не шевелились. Вечный страх, живший в глубине души, уже готов был обрушиться на меня. Кончиками пальцев она прикоснулась к моей руке. Погладила. Я резко отдернула руку.
— А разве ты не знаешь?
— Нет, — ответила я. По щекам хлынули слезы. Поначалу это было даже приятно, как будто попала под теплый дождь. В уголках глаз появилось жжение.
— Она… ну… она… малышка умерла той ночью, — в нос ударил запах кожи Сильвии. Она дрожала. — Моя сестренка, — добавила она.
— Из-за того… из-за того, что… — рот наполнился слюной, как перед рвотой.
— Она перестала дышать, — сказала она, приблизив рот вплотную к моему уху.
— Перестала дышать? — повторила я, чувствуя, что Сильвия уткнулась в меня лбом.
— Да.
— Потому что… почему?
— Никто этого так и не узнал. Решили, что…
— Что решили?
— Решили, что она просто умерла во сне, такое бывает с младенцами.
Судорожным вдохом я отогнала тошноту. Подняла голову, чтобы не чувствовать запах, тепло ее кожи, ощутить воздух.
— Меня сейчас стошнит, — и я вырвала прямо на свою руку и в воду.
— Я думала, что когда мы с тобой, — сказала она, беря полотенце и аккуратными движениями вытирая мне рот, — снова станем… друзьями, любовниками… ты возьмешь на себя свою часть вины. Я думала, что когда-нибудь мы будем вместе, я поделюсь с тобой и ты сделаешь так, что на душе снова станет спокойно. Мы бы вместе добились этого. Ты забеременела. Но я чувствую, что это тоже может помочь. Все будет хорошо.
— Ничто тут не может помочь, — сказала я, наблюдая, как рвотные массы расползаются по поверхности воды.
— Господи Исусе!
— Но ведь ты не виновата в том, что случилось.
— Да? — отрывисто спросила Сильвия.
— Конечно.
— Ты так же виновата, как и я.
— Да, да, но только в этом никто не виноват. Это произошло случайно.
Я вспомнила все в деталях, «Присмотрите за ней», — сказала мать. Молоко стояло в холодильнике. У малышки была простуда, она капризничала. «Хорошо», — ответили мы, но ребенок заснул и перестал хныкать. В любую минуту к нам могла прийти Софи-Элен. Вынужденные сдерживать желание, мы не произносили ни слова. Я представляла себе, как эта девочка с уверенным лицом возьмет меня и мы с ней займемся таким сумасшедшим сексом, что мысли об отце вылетят у меня из головы. В ту минуту мне хотелось этого больше всего на свете. Младенец в кроватке приоткрыл глаза и посмотрел на меня сквозь решетку, я забеспокоилась. Я наклонилась над кроваткой, чтобы убедиться, что с ней ничего не случится, если мы на какое-то время оставим ее. Все, что я делала тогда, я делала из чувства первобытного страха. Клетки моего головного мозга сузились от ужаса, разум уступил место иррациональной вере, когда я решила испробовать свои внутренние экстрасенсорные силы, чтобы раз и навсегда убедиться в том, что их у меня нет.
Мы сбежали. Через поле позади дома дошли до калитки в глубине сада Софи-Элен и пробрались в мою комнату. «Нужно будет проверить, как там она», — все время повторяла я. Чувство вины возбуждало еще больше, но мы так ни разу и не вернулись к ребенку. И пока Мазарини увлекала меня на все новые уровни наслаждения, какая-то струнка у меня в душе начинала вибрировать от понимания ненависти, которую она испытывала к этому клочку живой материи, который приходился ей сестрой. Мне самой почти захотелось начать в той же степени презирать ее, забыть о ней, чтобы доставить удовольствие Мазарини.
Впоследствии из-за этого меня всю жизнь терзало чувство вины: я плохо подумала о ребенке, не проявив к нему ни капли внимания. Впрочем, я считала, что в жизни все будет не так, и это доказывает мои детские страхи. Я заставила себя видеть ее пухлой, здоровой девочкой с торчащими в разные стороны косичками, в красных колготках, которая весело бегает по полям Клемансо и растет, растет наперекор моим страхам.
— Давай не будем искушать судьбу, дорогая, — сказала Сильвия. — Мы сами все сможем. Пусть роды пройдут здесь. Если мы поедем в больницу, они спросят, кто отец. У нас у самих все получится.
— Ты сошла с ума, — сказала я. Все мои мысли, похоже, переключились на ее сестру. Пока темное пятно запоздалого раскаяния расползалось по мозгу, я представляла себе, как можно было ее спасти. Мне показалось, что я умираю. Стискивающая боль в животе становилась невыносимой. Я не смогла сдержаться и закричала, но этот крик скорее был вызван чувством страха за безопасность ребенка. Невидимый ремень стянулся еще туже, боль пошла наружу и вниз, вызвав новый приступ тошноты, и обволокла уже всю меня горячими и липкими щупальцами.
Я не представляла себе, что такая боль существует. Я не хочу умирать, думала я, я не хочу, чтобы умер ребенок. Мысль о том, что я потеряю ее, просто не укладывалась у меня в голове. Один ребенок уже умер. Умер отец. Но мне нужен был мой, собственный ребенок. Больше я не хотела ничего. Я уже любила малыша, который крутился внутри меня, как юла. Я была готова на все, лишь бы то, что уже пыталось выбраться из меня, никогда не узнало, что такое страдание.
— Отвези меня в больницу. Вызови такси, — попросила я.
Сильвия улыбнулась. Покачала головой и посмотрела на часы на руке.
— Черт возьми, вызывай такси! — закричала я.
— Тебе не…
— Нет. Позвони Ричарду.
— Но зачем, милая моя? Я не понимаю, почему ты…
— Потому что он отец ребенка, — я уже не могла говорить спокойно.
Я стала ходить по квартире. Вода стекала у меня по спине и ногам. Подошла к кровати и легла. Ощущение было такое, словно я проглотила огромный комок воздуха, который душит меня. Бедра заходили ходуном.
— Но… — поникла Сильвия. — Это же наш дом.
Она не пошла за мной, а осталась стоять на месте.
— Сильвия, — я покачала головой, чувствуя, что схватки ослабевают.
— Для меня это наш с тобой семейный дом. Мы сбежали от всех. Хотели быть счастливы вместе…
— Сильвия, дорогая, — голос у меня стал сухим, надтреснутым. — Я сейчас не соображаю. Не знаю что… Я просто хочу, чтобы он был рядом.
— А я думала… он нам не нужен.
— Он мне нужен. Прямо сейчас.
— Вот как, — коротко сказала она, и губы ее остались открытыми.
— Извини меня, — я повернулась к ней. На ее лице я увидела то же выражение, которое было много лет назад, когда появилась на свет ее сестра, — в глазах старческая скорбь, на лбу морщины. У меня по щекам потекли слезы. Я плакала по ее сестре, по своему ребенку.
— Вот, значит, как, — повторила она. Ее рот по-прежнему оставался приоткрытым, и мне стало жаль ее.
— Позвони Ричарду, — настаивала я.
— На ваш номер? — монотонно произнесла она. — Но я же не могу звонить вам домой, верно?
— Да. Да. Звони. Скажи, пусть он приедет сюда.
— Хорошо, — согласилась Сильвия.
Она вынула из кармана мобильник.
«Это Сильвия», — услышала я, но потом Сильвия ушла в ванную. Голос ее был слышен, но слов нельзя было разобрать. Я встала на четвереньки и стала качаться, обливаясь слезами, выгнула спину, кое-как сползла с кровати.
— Ричард! — закричала я, ковыляя к ванной. Припала к двери.
— Он приедет, — сказала Сильвия и сунула телефон обратно в карман.
— Я хотела поговорить с ним, — сквозь слезы пролепетала я. — Он пообещал, что приедет?
— Да, — сухо ответила Сильвия.
