— Как ты сюда попала? — почти раздраженно спросил я.
— Увидела тебя и спустилась, — сказала она.
— Зачем ты хотела меня видеть? — Я был несколько захвачен врасплох тем, что она так неожиданно возникла совсем рядом со мной. Даже в темноте она казалась такой знакомой, неестественно реальной, несмотря на то что последний раз я видел ее несколько недель назад. Только волосы у нее были уложены не так гладко, как обычно. Луна и огни на мосту позволили мне различить светлое летнее платье, обтягивающее грудь, и брови, два темных вопросительных знака. Гнев вспыхнул с новой силой, когда я вспомнил о ее предательстве. Она повернулась и, немного подавшись назад узкими плечами, начертила ногой на песке у самой кромки воды дугу.
— Что ты делаешь здесь, внизу?
Не ответила.
— Что, сочиняешь свои грязные романы про мою жену? — неровным голосом вскричал я.
— Нет, — промолвила она. — Я пришла…
— Зачем?
Мне показалось, что она занервничала. По лицу трудно было понять, что творится у нее на душе.
— Я жила с одним человеком.
— Не сомневаюсь! — насмешливо хохотнул я. — Эти добрые незнакомцы. Почему бы тебе не вернуться к бабуле Чарли? — сказал я и почувствовал, что моя грубость заходит уже слишком далеко.
Немного помолчав, она сказала:
— В Блумсбери я не вернусь.
— Неужели?
— Я не хочу на каждом углу встречаться с тобой и с Лелией. Теперь, когда вы поженились. Не хочу себя заставлять. Я хотела попрощаться.
— Где Лелия?
— Она… с другом, — бесстрастно сказала Сильвия.
— С кем? — громко выкрикнул я, разворачиваясь к ней. — Где она?
Сильвия посмотрела на меня с сочувствием и, выдержав паузу, сказала:
— Она с…
— С кем? — мой крик понесся над темной поверхностью воды и растворился вдалеке.
Сильвия отвернулась к реке. Она собиралась с духом.
— Не знаю, как сказать, — она вся напряглась и то и дело посматривала вверх, туда, где проходила набережная.
— Что? — яростно зарычал я.
— Она с другим человеком.
— Чего-чего? — мне показалось, что мой голос прозвучал, как крик тюленя. — Что? Как? С кем?
Она покачала головой.
— Господи, — прошептал я. В голове стало свободно, мысли распались на отдельные фрагменты, как будто прошли через мясорубку ужаса ее слов. — Откуда ты знаешь?
— Я была… Мы с ней были очень близки, — сказала Сильвия.
— Где она сейчас? — Голос мой сделался высоким и задрожал. Меня разозлило то, что я оказался в положении, когда вынужден был выпрашивать у нее сведения, а она при этом еще решала, отвечать или нет. Захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть или как-то иначе наказать этого наделенного волшебным ароматом взволнованного вестника.
Она скрестила руки на животе. Мне было видно, как дрожала ее рука, прижатая к боку.
— Она не хочет тебя видеть, — покачала головой Сильвия.
— Но где она находится?
— Я не знаю. Мне известно только, что они вместе.
— О Боже. Нет! — простонал я и пнул камень. Чуть не сломал себе большой палец. Вскрикнул. Устыдившись, пнул его еще раз, выворотил из грязного песка и скатил в воду. — Прошу тебя, Сильвия, скажи, кто это.
Она покачала головой.
— Я не знаю…
— И даже имени его ты не знаешь? — я схватил ее за руку и придвинулся к ней вплотную. Под маской спокойствия она, похоже, начала волноваться.
— Не знаю, честно…
— Ты его ни разу не видела? — Воображение нарисовало карикатурный портрет здорового красномордого мужика.
— Ни разу. Правда.
— Черт, она же беременна… так что, ты вообще о нем ничего не знаешь?
— Я знаю только о ней. Она очень… очень увлечена…
Я уставился на нее. Мне ужасно захотелось двинуть что-нибудь ногой или вмазать кулаком в ограду.
— Так, значит, это серьезно.
Сильвия, поколебавшись, сказала:
— Думаю… наверное, да.
— О Господи.
— Ричард.
— Она беременна.
— Мне кажется… они собирались вместе воспитывать ребенка.
— Ну уж нет. На это пусть не рассчитывают! — Ущемленный собственнический инстинкт заставил меня взорваться. — Господи! Слушай, отведи меня к этому ублюдку. Этот ребенок мой. Я имею право видеть его тогда, когда захочу, и Лелия меня не остановит.
— Нет.
— Значит, она меня… бросила. Господи Боже. Черт.
На глаза навернулись слезы, и я начал всхлипывать, громко и жалко. Ясность, с которой явился мне образ Лелии (спокойное лицо Лелии, моей Лелии, беременной, веселой, угрюмой, просто Лелии; Лелии, которая принадлежала мне!), породила желание зареветь, как зверь, оттого что я не мог поверить в происходящее. Она моя. И останется моей. Благословение было дано мне свыше, и я не допущу, чтобы что-то изменилось. Какая-то похотливая сволочь обманом соблазнила ее, забила ей голову. Я чувствовал себя так, словно она умерла, словно ее отняли, украли у меня, хотя я любил ее больше жизни. В эту секунду я дернулся, потому что над нами пронеслась тень, чайка, которой вздумалось полетать ночью.
— Ты ее романтизируешь, — сказала Сильвия. Голос у нее сделался тоньше, отчего сразу она стала казаться незащищенной, ранимой.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил я.
— У всех есть свои недостатки. Даже у Лелии.
Злость снова закипела.
— Замолчи, — в сердцах бросил я. — Оставь ее в покое, слышишь? — Мне на память пришли отдельные слова из ее романа и впились в мозг, как пиявки. — Индийцы. Утонченные викторианские девы в ночных сорочках, душащие друг друга. Младенцы, катящиеся с лестницы. Меня от всего этого тошнит.
— Что с тобой происходит? — просто спросила она.
— Она бросила меня, — произнес я, мои плечи вздрогнули и поникли. Я пошел, понурив голову, переступая через камни и использованные пластиковые стаканы. Босыми ногами я ощущал мокрый песок, превращающийся в грязь, ускорив шаг, начал спотыкаться о разбросанные кирпичи и камни, почувствовал, что разбиваю подошвы в кровь, отчего на душе стало легче. Сильвия, которая пошла за мной, тоже споткнулась и слегка потеряла равновесие, но успела схватить меня за руку. Я не стал противиться, и к стене набережной мы подошли вместе. За нашими спинами берег реки огласился воем сирены.
— Ненавижу я это, — сказала Сильвия.
— Что?
— Видеть, как мужчина плачет, — пояснила она и неуверенно положила руку мне на плечо. — Это так грустно.
— Извини, — буркнул я. — Я просто…
— Мне скоро нужно будет возвращаться, — нервно проговорила она.
— Да, да, — сказал я и сел у огромной бетонной тумбы, опутанной цепью, которая уходила на набережную. Обхватил голову руками. Под кожей головы пальцы прощупали кости черепа, твердого, старого человеческого черепа. Вот, значит, как чувствуют себя брошенные женами мужчины. Мелькнула мысль о самоубийстве. Вокруг было так тихо, а на душе так тоскливо. Передо мной поблескивала, набегая грязной водой на берег, Темза. По мосту Миллениум, крепко обнявшись, шла парочка.
— Пожалуйста, не плачь, — сказала она. — Я этого не перенесу. Извини, что я… Извини, что это я принесла тебе эти вести. Ты потрясающий человек, Ричард. И всегда таким будешь. И будет у тебя ребенок… наверное, самая важная вещь в твоей жизни. Никуда он от тебя не денется…
— Мне нужна Лелия, — механически произнес я глухим голосом, который, казалось, не принадлежал мне. По мосту с грохотом пронесся поезд. Я не сводил глаз с мрачной покачивающейся воды посредине реки. Надо мной широко раскинулось небо, такое небо бывает, когда выезжаешь на природу, только сейчас оно было замарано огнями города.
— Я знаю, — сказала Сильвия. — Я все понимаю.
Она обняла меня и прижала к груди так, что ее ключица надавила мне на закрытые глаза и я не видел ничего, кроме красных пятен, поплывших перед глазами, и абсолютной черноты, породившей миллионы звездочек, ринувшихся навстречу мне, как на взбесившемся скринсейвере, но за всем этим черной тенью бесконечной ночи расползался ужас того, что происходило.
Я почувствовал, что она гладит меня. Я позволил ей себя погладить. Вспомнил, как мать, склонившись надо мной, убирала у меня со лба волосы, когда я, жалкий и несчастный, лежал в кровати и не мог заснуть от гриппа.
Из глаз снова потекли слезы. Я не стал их прятать.
— Где мне ее найти? — спросил я.
Она, продолжая гладить меня, покачала головой. Виновато посмотрела на меня, и эта ее женская готовность все понять и смириться взбесила меня, привела в ярость, так же всегда было и с Лелией, хотя в душе я всегда был благодарен им за это.
Начинающий терять тепло ветер не знал покоя. Но я снова ощутил ее запах, и он опять на долю секунды околдовал меня, как электрический разряд в воздухе, который мелькнул и тут же исчез. Но одновременно с этим запах показался мне неприятным, словно его слишком долго берегли, отчего он потерял силу. Эта смесь отвратительного и приятного захватила меня. Сильвия продолжала прижимать меня к себе, и у меня из груди все еще вырывались жалкие судорожные всхлипывания.
