Лена распахнула дверь, выскочила на лестничную площадку. Максим, наверное, уже вышел из дома. Она будет бежать за ним следом, дергать за рукав, умоляя вернуться — и это на глазах у всех жильцов дома?
Она вернулась в квартиру, старательно заперла дверь.
— Он вернется, — утешил ее Савин. — Ты объяснишь ему, что это недоразумение, вот и все.
— Убирайся, — глухо сказала Лена. — Два часа на сборы, и чтоб духу твоего здесь не было.
— Шука, — прошипел Цуцма. — Я его урою, падлу! Рот рашкрыть невожможно, жубов нету…
— Нельзя, — спокойно сказал Шурик. — Слыхал, что генеральный велел? Не трогать.
Они сидели в машине, припаркованной неподалеку от входа в «ЛЕВС-БАНК», надеясь, что Савин все же приедет сегодня на службу. Кто-то, наверное, уже сообщил боссу, что опасность миновала, чего ему торчать дома или где он там прячется? Шурик рассеянно улыбался, похлопывая ладонями по рулю, Цуцма мрачно щурился на переднем сиденье.
Могли бы отлеживаться по домам или вместе тратить заработанные вчера по двести пятьдесят баксов на брата в каком-нибудь кабаке — Лизуткин предоставил обоим выходной. Но вместо отдыха в десять утра уже были здесь, ждали, напряженно вглядываясь в лица людей у дверей банка.
Им нужен был Савин.
Во-первых, оба горели желанием объясниться с боссом, убедить его, что не могли отказать Лизуткину и не знали, что этот долбаный писатель связан с Савиным. И конечно, заверить босса в своей преданности, готовности и дальше беспрекословно исполнять его указания. А во-вторых, спросить, нужно ли прибить мужика, о котором был разговор вчера? Как-никак, босс обещал по тысяче баксов, и деньги эти как воздух были необходимы сейчас Цуцме. На двести пятьдесят баксов пять передних зубов не вставишь! А вставить их нужно срочно! Цуцма знал, что он не красавец, но считал себя вполне нормальным мужиком. Есть бабки — ни одна шлюха с Тверской не станет кочевряжиться. Но с таким ртом и подходить к ним нельзя было. А если кореша увидят? Пойдет базар-вокзал: Цуцме зубы вышибли! Разговаривать не может! Шурик вчера предложил свои двести пятьдесят взаймы — отдавать пришлось бы на четвертак больше, но и пятисот не хватит на зубы. Не вставлять же их по одному, по два…
Срочно нужен был Савин. А он, как назло, не спешил приезжать в банк.
— Вчера мамаша увидела мои ребра, шум подняла, врача собралась вызывать, еле успокоил ее, — лучезарно улыбнулся Шурик. — Сказал, спецзадание выполнял, с бандитами сражался. Может быть, Ельцин орден скоро даст. Как ты думаешь, даст он мне орден или зажмет?
— Дашт, дашт, — мрачно сказал Цуцма. — Догонит и еще дашт.
Шурик вспомнил вчерашний вечер и еще раз улыбнулся.
— Клевый чувак, этот писатель, да, Цуцик? Четко рассчитался с нами: ты его по морде — он тебя по морде, я его по ребрам и по шее — он меня по ребрам и по шее. Ничего лишнего, как в аптеке на весах. Выходит, мы квиты. Если б стукнул кого-то лишний раз, а так — все нормально.
— Лижуткина боишшя, вот и нормально, — буркнул Цуцма. — Где этот бошш, шучий потрох!
— Придет, куда он денется.
— Бабки нужны.
— Всем бабки нужны, Цуцик.
— Кончай бажар! — Цуцма с такой злобой посмотрел на напарника, что Шурик машинально отодвинулся к дверце.
— Ты чё, Цуцик? Я понимаю, с такими зубами не кайф. Надо вставлять, я ж понимаю.
— Вот и жаткнишь.
— Думаешь, Савин даст по штуке?
— Обещал.
— Вчера. Когда все было тихо-мирно. А сегодня может запросто сказать: вы мне подлянку устроили. Теперь такой расклад: прибьете мужика бесплатно, поговорим о дальнейшей работе.
— Не было такого ражговора…
— А не сделаете — валите на хрен. И все дела, — продолжил Шурик и улыбнулся, глядя на Цуцму.
Тот глянул на него исподлобья, но уже без злобы, скорее растерянность блеснула в его маленьких глазках.
— Бабки нужны, — растерянно пробормотал он. — Раш ты такой умный, Шурик, шкажи, чё делать надо?
— Думать, Цуцик, — важно сказал Шурик. — И не о том, как писателю должок вернуть, с ним-то мы как раз по нулям, а о том, как заставить Савина отдать бабки, которые он обещал.
— Как?
— Есть у меня одна идейка. Ты нормально себя чувствуешь?
— Шмотря для чего… Ж бабой ломки будут, а так — ништяк.
— Я вот сижу и думаю: он вчера дал нам задание, обещал заплатить по штуке. Но мы это сделать не смогли.
— Ну?
— Если по новой с ним договариваться, новые условия могут быть. А если просто выполнить его задание? Тогда расплата — как договаривались. Какая ему разница, вчера мы это сделали или сегодня? Главное — сделали. И вообще, можем сказать, что — вчера. Ночью.
— Ты хочешь шкажать, надо поехать и прибить мужика?
— Именно, Цуцик! Он попросил, обещал по штуке — мы сделали. Что из этого выходит?
— Бабки давай! — ухмыльнулся Цуцма, обнажая пустые десны с черными точками запекшейся крови. Он и здоровые зубы чистил раз в неделю, а такие вообще не собирался чистить.
— Да-а, — покачал головой Шурик. — Не повезло тебе… Ну так что, поехали?
— А эта шучка не будет ш ним ражговаривать? Мы шами?
— Она вчера, я думаю, наговорилась вволю. Главное, Цуцик, чтобы он, падла, дома оказался. А то свалит куда-нибудь до вечера, торчи там, жди его!
— Иногда ты оправдываешь швою вышоколобошть, — Цуцма довольно ухмылялся, не раскрывая рта, и эта его ухмылка была еще страшнее пустых десен. — Только редко.
— Лучше редко, чем никогда, — назидательно произнес Шурик, включая зажигание.
— Адреш не потерял?
Шурик задумался, проверил карманы брюк и виновато развел руками:
— В куртке оставил. Я же не знал утром, что сейчас мне придет в голову такая классная идея. Ладно. — Он вырулил на проезжую часть. — Смотаемся домой, я возьму адрес — и вперед! Спокойно, Цуцик, сегодня к вечеру у тебя будут новые зубы, получше моих даже.
— Надо их выбить и вштавить новые, будут одинаковые, — сердито прошамкал Цуцма.
— «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля…» — зычным басом затянул Алтухов.
— Уже не утро, балбес, почти полдень! — засмеялась Светлана.
Они проснулись час назад, но только теперь, расслабившись под тонкой простыней, вспомнили о времени.
— Да? Надо же, а я и не заметил. Но это песня не про нашу страну, а про другую, там, наверное, как раз утро.
— Про какую другую?
— Послушай, в припеве все сказано прямым текстом. — И Алтухов грозно рявкнул: — Кампучия! Могучая! Никем не победючая!
— К счастью, я этот вариант не слышала. И, между прочим, в Кампучии, или Камбодже, сейчас уже вечер! Признавайся, ты почему такой неграмотный? — Она приподнялась на локте, озорно погрозила пальцем. — Это совершенно никуда не годится, господин Алтухов! Придется попросить нашу учительницу позаниматься с тобой!
Бронзово-белая грудь упруго выпрыгнула из-под простыни. Алтухов замер, не в силах оторвать взгляд от этого чарующего вида. Светлана поддернула простыню, прикрываясь, смущенно ткнулась лбом в его грудь.
— Ты куда смотришь, Ал?
— На мою принцессу… и сколько буду жить, столько буду смотреть только на нее.
— Врешь ты все!
— Нет, не вру.
— Нет, врешь!
— Могу доказать.
— Как, интересно? Ну, докажи.
— Пожалуйста. — Алтухов резво сунул голову под простыню, нежно поцеловал ее загорелое бедро. Светлана охнула, не зная, что делать: то ли поколотить его под простыней, то ли погладить, но тут его голова вынырнула обратно. — Вот видишь, — с серьезным видом продолжил он. — Сейчас смотрю, а когда буду умирать, сделаю то же самое.
— Очень мне нужны такие доказательства! — засмеялась Светлана. — Лучше живи еще сто лет, я и так тебе верю. — Она потянулась. — Пора вставать, Ал. Но сегодня почему-то не хочется. То, бывало, такая тоска, когда просыпаешься, прямо хочется поскорее выпрыгнуть из постели и куда-то уйти из дому. А сегодня… Ты случайно не знаешь, почему?
— Случайно знаю. Ты не хочешь вставать потому, что ждешь, когда я принесу тебе кофе в постель. А я не хочу вставать потому, что ты рядом. Уйти от любимой женщины по доброй воле — кто захочет?
— Мне так хорошо с тобой, — улыбнулась Светлана. — Так здорово чувствовать себя женщиной, любимой… Ты себе представить не можешь, как это прекрасно, Ал!
— А ты не можешь… да ладно, — Алтухов махнул рукой. — Ты всегда будешь права, моя принцесса.
— Вот ты сказал, что никто не хочет уйти от любимой женщины по доброй воле, — задумчиво сказала Светлана. — А вот Макс ушел. И не собирается возвращаться. Ленка вчера была у него…
— Да? Это я ей посоветовал. Ну и что?
— Вечером я позвонила ей, Ленка сама не своя была, прямо какая-то убитая горем. Она все-таки решилась, пришла, но что-то не получилось. Похоже, у него была другая женщина.
