— Здесь нет никакой тайны. Мадам Килинг спросила, знаю ли я одного иностранного коллегу, и если да, то каково мое мнение об этом враче. Можете представить, насколько сложно ответить на подобный вопрос: мы не должны выносить суждения о своих собратьях по профессии. Однако в данном случае мне не составило больших трудностей дать ответ, поскольку мы с ним незнакомы. Я ответил, что читал статью о выступлении этого врача в Академии медицинских наук и что содержание его доклада меня заинтересовало. По-моему, мадам Килинг была удовлетворена этим ответом.
— Все это очень странно. Ида… вернее, мадам Килинг, никогда не упоминала о встрече с медиками. Не могли бы вы назвать фамилию этого иностранца?
— К сожалению, не помню. Надо отыскать журнал с его публикацией. Фамилия была явно славянского происхождения.
— Может быть, русская?
— Нет, скорее что-то центральноевропейское, если мне не изменяет память. Во всяком случае, если это вас так интересует, я непременно позвоню, как только вспомню его фамилию.
— Благодарю вас, доктор. Обещаю также поставить вас в известность, получив какие-либо сведения о мадам Килинг.
Несколько фраз, произнесенных доктором, натолкнули его на воспоминания: когда-то он вместе с Идой присутствовал на многолюдном ужине у друзей, где среди приглашенных был какой-то доктор. Жофруа живо представил себе сидевших тогда за столом. Ида находилась справа от хозяина дома, а с другой стороны от нее восседал лысый мужчина средних лет, густые брови которого придавали его лицу достаточно специфическое выражение. Это и был доктор. Он казался угрюмым и напоминал медведя.
Жофруа сидел за столом в окружении хозяйки дома и симпатичной брюнетки. Брюнетка с удивлением отметила, что обычно разговорчивая Ида на этот раз была молчаливой и, казалось, с большим интересом слушала мужчину с густыми бровями.
Жофруа вспомнил, как спросил у Иды в машине уже по пути домой:
— Ты, кажется, была просто восхищена рассказами этого человека? Весь вечер не оставляла его. Невежливо по отношению к другим и не очень любезно по отношению к хозяйке дома.
— А тебя не заинтересовала сидевшая рядом брюнетка? Впрочем, у нее глуповатый вид. Но мой кавалер — просто чудо!
— Неужели? Он что — новоявленный Дон Жуан?
— Думаешь, у него есть время на завоевание дамских сердец? Этот врач — он из Чехословакии — рассказывал мне удивительные вещи о своих опытах. Видимо, это великий ученый.
— Еще один великий! И что же открыл этот неизвестный гений?
— Кто тебе сказал, что он неизвестный? Впрочем, вскоре я это выясню.
— Чем же он занимается?
— Скорее всего биологией, поскольку у него имеется лаборатория. У тебя есть отвратительная черта характера, Жофруа: ты уважаешь только мужчин твоего возраста и обязательно со спортивной фигурой. Это глупо! Тебе было бы чему поучиться у этого доктора.
— Как его зовут?
Ида назвала явно иностранную фамилию, но теперь, год спустя, он, как и доктор Вернье, не мог ее вспомнить. Тем более его удивило, что спустя столько времени Ида позвонила своему врачу, чтобы навести справки об этом человеке. Знакомство состоялось месяца за три до их ссоры. Почему Ида так долго ждала, чтобы позвонить доктору Вернье? Почему сделала это именно в момент их разрыва? Все это выглядело странным.
Как же звали этого иностранца? Впрочем, можно позвонить хозяйке, принимавшей их. Итак, у кого все это происходило? Семья Кальберсон? Нет… Супруги Диаз? Тоже нет… Орницкие? Да, да… Прием устраивали князь и княгиня Орницкие в салоне по улице Франкевиль… Их фамилия значилась среди тех немногих, кому он не посчитал нужным позвонить сегодня утром.
У Иды была отвратительная привычка записывать фамилии не по алфавиту, а беспорядочно, по мере встречи с интересующими ее людьми. Указательный палец Жофруа, скользивший по колонке фамилий, остановился, наконец, на Орницких. Однако его взгляд тут же выхватил записанное чуть ниже слово: ЗАРНИК и номер телефона. Вот он! Это была фамилия того самого врача-иностранца.
Он тут же набрал указанный номер. Тихий и суровый мужской голос ответил:
— Слушаю.
— Мне нужен доктор Зарник.
— Это я, месье. С кем имею честь говорить?
— Меня зовут Жофруа Дюкесн. Извините за беспокойство, доктор. Более года назад я имел удовольствие присутствовать вместе с вами на ужине у князя и княгини Орницких.
— Да, да… Не обижайтесь на меня, однако я не могу припомнить вашего лица. На этом милом приеме было так много приглашенных…
— Конечно, доктор. Помните, вашей соседкой тогда была мадам Килинг.
— Действительно…
— Я родственник мадам Килинг, я был женат на ее единственной дочери Эдит.
После короткого молчания голос произнес:
— В таком случае, месье, позвольте выразить вам мои искренние соболезнования. Я прочитал в газетах сообщение о трагическом инциденте. Должно быть, мадам Килинг убита горем. Узнав новость, я тут же набрал номер ее телефона, но мне никто не ответил. Вчера же, прочитав сообщение в «Фигаро», я решил послать письменное соболезнование со словами участия. Письмо еще на моем столе, но я его сегодня же отправлю.
— Благодарю вас, доктор, за сочувствие от себя лично и от имени мадам Килинг. Простите, вы были хорошо знакомы с нею?
Последовала более длительная пауза.
— С мадам Килинг у меня были чисто профессиональные отношения.
— Что вы хотите этим сказать?
— Некоторое время мадам была моей пациенткой.
— Но… вы же не были знакомы с ней до этого приема у Орницких?
— Нет, не был. Просто мадам Килинг спустя несколько месяцев позвонила и попросила ее принять. Что я и сделал.
— Когда это случилось?
— Надо посмотреть в книге посещений, месье. Я начинаю волноваться за состояние здоровья мадам Килинг. С нею все в порядке?
— Вам лучше знать — она же ваша пациентка.
Вновь последовало молчание, а затем доктор уточнил:
— Разумеется. Она проходила у меня специальный курс лечения, но я вынужден был его прервать около трех недель назад.
— Около трех недель?!
Жофруа чуть было не поперхнулся. Ему пришлось сделать огромное усилие, чтобы сохранить видимость спокойствия:
— Доктор, когда вы видели мадам Килинг в последний раз?
— Минутку… Последний раз она обращалась ко мне 23-го июня утром. Но какой это может представлять для вас интерес, месье?
Теперь у Жофруа возникла проблема с ответом. Почему его волнуют детали? Да ведь это же был день, когда Эдит утонула в озере Комо, а он мчался в Биарриц на помощь Иде! Наконец он смог выговорить:
— Вы уверены в том, что только что сказали, доктор?
Тот ответил более сухо:
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, месье. Как я уже сказал, ваша фамилия мне известна только из газет, и я не помню, чтобы мы беседовали на том приеме… Возможно, вы тот высокий молодой человек сопровождавший мадам Килинг?
— Да.
— Мадам Дюкесн не присутствовала на ужине?
— Нет. Я… тогда согласился сопровождать мадам Килинг, которая не любила выходить в свет одна.
— Да, понимаю. И где же мадам Килинг в настоящее время?
— Честно говоря, я этого не знаю, доктор, и ищу ее уже несколько дней.
И он рассказал, как и предыдущему врачу, обо всех событиях, происшедших между Белладжио и Биаррицем.
— Вы только что сказали, месье, что обе телеграммы, в достоверности которых у вас имеются сомнения, сообщали о тяжелой болезни мадам Килинг? Это действительно странно…
— Вам, конечно, легче судить об этом, доктор, поскольку Ида была у вас на приеме 23-го июня. В какое время дня вы ее осматривали?
— В 10.30 утра: она сама попросила назначить встречу на это время, позвонив мне накануне.
— Вы поймете мое волнение, доктор, когда узнаете, что именно в этот день около пяти часов вечера погибла в Белладжио бедняжка Эдит. И в это время ее мать, сообщение о тяжелом состоянии которой заставило меня оставить жену одну, находилась не в Биаррице, а в Париже?
— Вы получили телеграммы накануне вашего отъезда?
— Да.
— Ничто не доказывает, что мадам Килинг не была в это время в Биаррице. Она могла вернуться в Париж в ночь со среды на четверг. Разговаривая с ней по телефону накануне встречи, я понял, что она где-то далеко. Кстати, мадам уточнила, что приедет в столицу специально для консультации и вскоре уедет обратно.
— Уедет куда?
— Этого я не знаю, месье.
— Просто какая-то фантастика! И последний вопрос: когда вы осматривали мадам Килинг, доктор, она действительно была больна?
На этот раз ответ последовал незамедлительно.
— К сожалению, месье, очень больна. Однако при условии благоразумного поведения и спокойной жизни ее состояние могло оставаться стабильным в течение долгих лет… Я говорю вам это, поскольку теперь вы ее самый близкий родственник.
