— Может, они поссорились? И вообще, Маша! Я из-за тебя всю ночь не спал, нервничал. В конце концов, есть предел и моему терпению. Я, разумеется, понимаю, привязанность и все такое… Но если человек совершил преступление — он должен понести наказание!
— А если не совершал?!
— Тогда перед ним нужно извиниться. Возместить моральные издержки, но… в данном конкретном случае этим и не пахнет.
— Какой ты черствый, папа! Я просто не узнаю тебя!
— А я — тебя. И Валерия Петровна меня удивляет. Ну ладно, у тебя психика еще неустойчива, но вы, Валерия Петровна, почему так переживаете? — Лобанкин повернулся к Лере, развел руками, демонстрируя свою полную беспомощность в этом вопросе.
— Мы вместе потому, что хотим восстановить справедливость! — ответила за Леру Маша. — Валерия Петровна полностью согласна с тем, что Андрей арестован неправильно.
— Юрий Иванович, — усталым голосом сказала Лера. — Если мы согласимся с версией Чупрова, что журналисты, известные всему городу, стреляют налево и направо без всяких оснований, без какого-то смысла, что же думать о прочих жителях? Мы просто обречены на вымирание. Есть вещи очевидные — ранен Бугаев, убиты и ранены другие, в руке Истомина был пистолет. Но значит ли это, что именно он стрелял в них?
— А кто же?
— Лебеда! — крикнула Маша. — Его тоже разыскивает милиция, он тоже мог прятаться на свалке!
— А если представить события таким образом: некто злобный и жестокий устроил там бойню, убил женщину, ранил Барона и Бугаева, Истомин вступил с ним в схватку, выбил оружие и, когда злодей бросился бежать, открыл по нему стрельбу. Тут его и схватили. И как же мы будем выглядеть, осуждая невиновного человека?
— Но это необходимо доказать, Валерия Петровна! А вы и Маша — не перестаю удивляться вашей неожиданной дружбе — лишь говорите о несправедливости.
— Я сегодня беседовала с оперативниками, которые захватили Истомина, — сказала Лера, отбросив со лба непокорную прядь рыжих волос. — Они сказали, что в момент ареста Истомин действительно наклонялся над раненым Бугаевым, но пистолет у него был за поясом. Может, он хотел помочь раненому?
— Тогда почему бы не спросить об этом Барона, если он пришел в сознание?
— Я пыталась, но врачи не пускают к нему. Вчера вечером ему удалили простреленное правое легкое, да и крови он потерял много, слаб еще. Только Чупрову удалось побеседовать с ним в присутствии врача. Барон полностью отрицает свое знакомство с Истоминым и встречу с Лебедой на свалке.
— Но я же их видела вместе! — не выдержала Маша.
— С тобой все ясно, — махнул рукой Лобанкин. — Валерия Петровна, вы знаете, с каким уважением я отношусь к вам, но в данном случае, мне кажется, вы ошибаетесь, идете на поводу у истеричной девчонки с неустойчивой психикой, хоть она и моя единственная дочь. Поверьте мне, Валерия Петровна, эти хлопоты не улучшат ваш рейтинг.
— У тебя самого неустойчивая психика, бюрократ несчастный! — со слезами в голосе крикнула Маша.
— Я не о рейтинге думаю, а о человеке. — Лера вздохнула, печально улыбнулась. — Ради человека можно и рейтингом пожертвовать.
— Ну хорошо, хорошо, — замахал руками Лобанкин. — Допустим, вы меня убедили. Что делать? Пусть мы и высшая власть в городе, творить беззаконие не имеем права. Что? Как?
— Я сейчас поеду в больницу, попытаюсь увидеться с Бароном. Кстати, его зовут Вячеславом Павловичем. Если хотите, поехали со мной. И, может быть, придет в сознание Бугаев. Если это случится и оба подтвердят, что стрелял Истомин, я и пальцем не пошевелю ради него.
— Наконец-то я слышу разумное решение! Ну, естественно, Валерия Петровна, естественно, я с вами. Только вот… — Он посмотрел на Машу.
— Попробуй только отправить меня домой! — насупилась она.
Подполковник Чупров пятый раз за последние два часа набрал домашний номер телефона Кати Вашуриной. И снова никто не взял трубку на другом конце провода.
Куда она делась? Может быть, раньше мужа уехала на вокзал, выкупила билеты, подождала его — и уехала? Надо было сказать Васькову, чтобы «проводил» Вашурина до купе поезда.
А в памяти раз за разом возникали картинки с видеокассеты бывшего депутата и бывшего кандидата. До какого же скотства может дойти человек в борьбе за власть! Собственную жену толкнул на измену, и ведь знал, подлец, знал, что так получится, поставил человечка с видеокамерой!
В ходе жесткого, а порой и пристрастного служебного разбирательства подполковник выяснил, что пожилого старшину, дежурившего в тот вечер на третьем этаже ДК, связали неизвестные злоумышленники и закрыли в одной из комнат. А потом, когда вечер подходил к концу, выпустили, предупредив, что, если он будет молчать, никто ничего не узнает, а если проболтается, помимо увольнения из органов, будет иметь много других неприятностей. Поскольку на банкете никаких происшествий не было зафиксировано, старшина промолчал.
За что и был незамедлительно уволен с возбуждением уголовного дела по факту пособничества преступным элементам, замышлявшим покушение на лучших людей города.
Но легче от этого не стало.
С размахом действовал Вашурин! И конечно же, с помощью Лебеды. Деньги и кандидатский статус Вашурина, люди Лебеды — вот оно, реальное слияние власти с бандитами! Здесь не прошел номер, где-то обязательно получится. Но Катя!.. Не терпелось узнать, она специально пошла на эту… съемку или ничего не подозревала? Почему-то не верилось, что специально, это ж пятно на всю жизнь, несмываемый позор!
Как и для шефа городской милиции. В прежние годы сказали бы: такие шефы нам не нужны.
Вот и звонил он, звонил, надеясь, что Катя задержалась в Прикубанске хотя бы на день-другой.
Никто не подходил к телефону.
И это было странно. Она ведь слышала, как он приходил, по роже Вашурина догадалась, о чем шел разговор. Поэтому должна была задержаться под любым предлогом, чтобы встретиться с ним, попытаться объясниться.
— Дмитрий Семенович, теперь-то можешь меня принять? — просунулся в дверь подполковник Захаров, заместитель по оперативно-розыскной работе.
— Заходи, — махнул рукой Чупров, запоздало соображая, что совсем упустил из виду текущие дела.
Высокий, тяжелый, с крупными чертами рябого лица, Захаров считался лучшим сыщиком Прикубанска. Но совсем не интересовался политикой, из-за чего никогда не был конкурентом Чупрова в споре за пост главного милиционера города.
— Столько времени потеряли, — недовольно пробурчал он, подходя к столу. — Поехали, теперь он с тобой хочет поговорить.
— Кто?
— Да этот чудак на букву «м». А-а, я ж так и не успел тебе рассказать главную новость. А она, по-моему, самая важная для нас сегодня.
— Миша, у меня и так башка раскалывается, не на тебя же давит начальство! Давай, выкладывай.
— Ночью «скорая» подобрала одного мертвецки пьяного мужика. В полном смысле! Пульс пощупали — нет. Холодный весь. Ну, они его в морг и забросили. Было много вызовов, сердечники сдавать начали, погода видишь как меняется? То слякоть, а то подморозило.
— Ты о погоде мне пришел рассказывать? — ворчливо спросил Чупров.
— Да нет. Ну вот, определили его в морг, а он под утро оклемался, такой тарарам там устроил, сторож милицию вызвал, а сам к двери боялся подойти. Оказалось, мужик спирту наглотался, горло себе обжег, да и желудок, испортил навсегда, но — живой. И орет с перепугу: сивуха, сивуха! Ну, определили его в палату к желудочникам, а он все орет: сивуха. Короче, когда я узнал в чем дело, поехал, поговорил с ним. Потом своего парнишку приставил, чтоб не сбежал наш ключевой свидетель, да не пришили б его раньше времени.
— Почему ключевой? — не понял Чупров.
— Потому что Сивуха — не то, что он хлебал, а его кличка. Тебе она ни о чем не говорит?
— Ух ты! Фотограф Лебеды! — хлопнул ладонью по столу Чупров. — Ну ты и гад, Миша! Полдня молчал об этом! Ну и что, что он рассказал?
— Поедем, послушаешь, — уклончиво сказал Захаров.
Укрытый простыней до подбородка, Барон лежал на кровати, отвернув голову к зеленой стене. Эти зеленые стены делали больничную палату, где стояло еще одиннадцать коек, похожей на заурядную контору.
Лера села на стул у изголовья, Лобанкин с дочерью и главный врач больницы стояли позади нее. Трое посетителей были в белых халатах, наброшенных на плечи.
— Вячеслав Павлович, вы меня слышите? — Лера наклонилась к изголовью.
Барон и бровью не повел. Он все так же бесстрастно смотрел на зеленую стену. Остальные обитатели палаты молча взирали на высокое начальство. Не так часто доводилось этим простым людям видеть руководителей города в непосредственной близости.
— Вячеслав Павлович, я мэр города Валерия Петровна Агеева. Примите мои соболезнования в связи с гибелью вашей супруги. Я очень сожалею, что так получилось.
