Он отступил на шаг от стойки бара, и в голове у него загудело. Кристи Стэнсфилд. На песке. Кристи Стэнсфилд, дергающаяся и извивающаяся под ударами тока, которым врачи пытаются снова запустить ее сердце, остановившееся из-за него. Кристи Стэнсфилд, столь похожая на него, которая любила его так необычно и так сильно. Кровь отхлынула у него от лица, рука прижалась к губам, пытавшимся произнести слова, которые выразили бы охватившие его ужасные чувства. Он ведь злился на Кристи, когда они познакомились, но мгновенно ощутил расположение к ней. Только тот ужасный замысел ослепил Скотта и не дал сразу понять правду, которая так стремилась сама себя ему открыть.
Скотт отступил еще на шаг от "доброжелателя", который разбивал в пыль последние остатки его мира.
Невероятно, но, оказывается, Уилли Бой еще не все ему рассказал. Лицо бармена пылало от сознания важности его откровений. Голос Уилли стал почти ясным и мягким, как шелк, когда он обрушил на Скотта вторую порцию вызывающих ужас слов.
- Но самое странное - это то, о чем не знает даже твоя мать. Мэри Эллен хранила это в тайне от всех, кроме бедного Томми. Когда она выходила за Томми замуж, она уже была беременна Лайзой. И знаешь ли, кто ее настоящий отец? Старик Стэнсфилд. Мэри Эллен работала в их доме и попала по его милости в самую худшую из всех бед. То, что Томми женился на ней, - лучшее из того, что он сделал в своей жизни. Я бы ни за что не смог. Когда он в ту ночь мне все это рассказал, он не мог сдержать слез. Никогда раньше не видел я, чтобы он плакал. Он так хотел ее, что женился бы на ней при любых обстоятельствах, так сильно он ее любил.
Сначала Скотт не понимал, о чем речь, потом осознание постепенно пришло к нему, и он посмотрел на принесшего столь дурные вести с ужасом и болью в глазах.
Скотт попятился к выходу, спотыкаясь о ножки стульев, о ноги посетителей бара. Потянулся рукой за спину, нащупывая ручку ведущей на улицу двери, а взгляд его все не отрывался от глаз Уилли. Братья и сестры. Счастливые семьи.
И, провожаемый взглядом Уилли Боя, протрезвевшего от чудовищности содеянного, Скотт канул в ночь Уэст-Палма.
Глава 20
Всю жизнь Джо Энн мечтала попасть сюда, но теперь, когда она наконец приехала, ей то и дело приходила в голову одна и та же мысль: а стоило ли ради всего этого проделывать столь нелегкий путь? Открывавшийся с трона вид представлялся в воображении определенно более захватывающим, чем был в реальности. Ярмарка "Гарден клаб базар" на Джюпитер-айленд, наверное, самая шикарная в мире, как - нельзя лучше подтверждала это впечатление. Хоуб-Саунд. Роскошнейшее место в Америке, без всяких скидок. Гораздо более замечательное, чем Ньюпорт, без усилий превосходящее Скоттсдейл, светская Мекка, которая низводит такие принадлежащие к более низкому разряду города, как Беверли-Хиллз и Палм-Спрингс, до статуса аутсайдеров. Хоуб-Саунд, уютно пристроившийся на белом песке бурной Атлантики, был окутан тайной больше всех остальных бастионов старейших и богатейших семей Америки. Здесь правила бал уединенность, и здесь американская аристократия пряталась от мира телевидения и прессы, внимания которых так жаждали презираемые аристократией менее удачливые смертные.
Странное это было место, называемое Хоуб-Саундом; оно на самом деле таковым не являлось. Это был город Джюпитер-Айленд, а точнее сказать, его жилые кварталы. Настоящий Хоуб-Саунд лежал за автоматически разводящимся мостом. Это был довольно захудалый городок, где обитали остальные жители Флориды и куда представители высших кругов ездили за почтой. Неудобство было незначительным - стоило только подумать об этих жутких почтовых фургонах, которые постоянно ревут и напоминают о реальности мира, от которого аристократы укрылись на "Острове". Песок, море и уединение для двух сотен семей, представителей старой гвардии, которые проводили здесь зимы с января по март; прячась за стенами четырех сотен особняков, которые они предпочитали называть имениями. Меллоны, Адамсы, Рузвельты уютно устроились в утонченной и полной благоговения тишине ароматных казуарин; Скрэнтоны, Сирлы, Олины выделялись декором своих прямоугольных и имевших форму почки бассейнов, прилегающих к территории "Джюпитер-айленд клаб". Туда входили представители только самого высшего света, и потому можно было себе позволить смелый эксперимент на грани хорошего вкуса. Пирпонты, Филдсы, Вейерхойзеры невозмутимо всматривались через подстриженные газоны в кислые лица своих садовников, сметавших пыль с дорожек, на которых не было ни пылинки, и ухаживавших за безупречными орхидеями. Пейсоны, Ламонты и Колеты попивали виски, жаловались на слуг и брюзжали по поводу несоответствующего поведения внуков и деятелей демократической партии. - Дать вам чего-нибудь попить, Джо Энн? Может быть, чуточку лимонаду?
Лора Хорнблауэр проявляла соответствующую заботливость. В конце концов, ведь на нее были возложены обязанности развлекать высоких гостей. Королевство Палм-Бич направило правящую монархиню с официальным визитом в маленькое, но невероятно влиятельное королевство Хоуб-Саунд, и в качестве придворной дамы всевластной, но просвещенной его повелительницы, Лора старалась изо всех сил.
Предложение не вызвало у Джо Энн восторга. Было уже одиннадцать часов, и ей в самом деле требовалось выпить, но чего-нибудь гораздо более крепкого. В этом, если выразиться вкратце, и состояла разница между двумя городами. Хоуб-Саунд: чай, ранние подъемы, спартанский аскетизм, ряды борцов за чистоту окружающей среды. Палм-Бич: выпивки, ночная жизнь - по меньшей мере, по понятиям Хоуб-Саунда, - искатели наслаждений и подвигов.
- Да, чудесно. Спасибо.
Про себя Джо Энн застонала. Власть сопряжена с ответственностью за свое поведение, по крайней мере, в таких ситуациях, как сейчас, когда вся на виду. Господи, как же, черт возьми, она вынесет все это без настоящей выпивки?
Солнце жгло немногочисленных посетителей с необычной для этого времени года силой, а они осторожно пробирались между торговыми палатками. Здесь было собрано гораздо больше состояний, чем в латиноамериканском государстве средних размеров, но все же присутствующие выискивали то, что подешевле. Отрезы перкаля по пятьдесят центов, старое плетеное кресло за два доллара, дешевый, сваренный из железных полос столик за пятнадцать долларов. Делали вид, будто они - обычные люди. Потом, после обеда, они сложат полученные за приобретенные вещи чеки, и в должное время эти помятые бумажки доберутся до Нью-Йорка и окажутся в конторах Прайса, Уотбрхауза, где их расправят на полированных красного дерева столах и приплюсуют к суммам, освобождаемым от налогов. Освободить от налогообложения пятьсот тысяч долларов, направленных в качестве дара Юридической библиотеке Вирджинского университета. Пятьдесят центов за бывшие в употреблении простыни. Конечно, это было жеманством, но жеманство это многое значило.
Бережливость, боязнь показухи были частью того незнакомого непосвященным языка, с помощью которого общались эти особенные люди. Читатели журнала "Нэшнл инкуайерер", воспитанные на не исчезающих со страниц сплетнях о жизни всякого сброда - актеров и знаменитостей, - имели обыкновение думать, будто отличительной чертой богатства является мотовство. Однако они и понятия не имели, как ведут себя по-настоящему богатые люди. Любой из этих власть имущих Хоуб-Саунда мог бы купить Элизабет Тейлор только на проценты с процентов от своих доходов, но в то же время они с особой щепетильностью выписывали друг другу чек на какие-нибудь полтора доллара, проигранные или выигранные в бридж или канасту. Они берегли фольгу и обертку для рождественских подарков, разъезжали на ухоженных, но старых "фордах", а синие "роллс-ройсы" и престижные черные "бентли" оставляли в своих просторных гаражах. Никто из них не делал из своих домов "произведений искусств", яхты их были старыми, пища простой, а самоуверенность беспредельной.
Джо Энн уныло посмотрела на ближайшую палатку. Она знала, что ей необходимо что-нибудь купить. Что-нибудь не слишком дорогое. Иначе никак нельзя. Обитатели Палм-Бич пользовались здесь репутацией непомерных мотов. Но их уважали. К тому же глазки-буравчики со всех сторон следили за кассой, в том числе всевидящие очи самого могущественного в Хоуб-Саунде лица, его непререкаемой владычицы и верховного судьи - самой Пермелии Прайор Рид. Пермелия Рид владела клубом "Джюпитер-айленд" и в прямом смысле решала, кому можно позволить войти в его святые врата. Она правила этим небольшим сообществом железной рукой, сохраняя его малочисленность, отборность и высокий класс. Никто, если только ему не хотелось превратиться в отшельника, не мог пренебрегать ее мнением. Некогда, как рассказывают, одна неразумная девица надела в клуб слишком смелый купальник, и на нее упал взгляд круглых, как бусинки, глаз королевы. К девице был послан официант с розовым шерстяным свитером, чтобы прикрыть ее неподобающую наготу. И позже, гласит легенда, в Хоуб-Саунде стало принято отмечать недостойное поведение вручением аналогичного предмета одежды - такого же убедительного символа вынесения светом смертного приговора, как белое перо, являющееся символом трусости. Никому из обитателей Хоуб-Саунда, получивших этот внушающий ужас джемпер, так и не удалось "воскреснуть" в местном обществе.
