- Неужели это... это и в самом деле возможно? Вы не ошиблись? Не шутите? - насторожился Пальцев.
- На все сто. То есть уверен на сто процентов и вовсе не расположен шутить, - Шарль с видом победителя развалился в вертящемся кресле, закинув ногу на ногу.
- Где же все это? - директор "Музы" нервно взъерошил чубчик, с изумлением обнаружив, что носок туфля иностранца отливает чистейшим золотом.
- Пока на месте. Мы работали без передышки, выполняли условия контракта. А вы ведь сомневались в успехе, уважаемый, признайтесь?
- Напротив, я очень рассчитывал на вас, - уверенно солгал Пальцев.
- Не ошиблись, Альберт Владленович! Поздравляю. Автомобиль ждет. Вы, естественно, пожелаете прихватить для моральной поддержки сугубо доверенное лицо. Хорошенько продумайте кандидатуру. Вы не менее нас заинтересованы в том, что бы сокровище превратилось в хорошо отмытую твердую валюту.
Рассудив, что необходимо лично ознакомиться с сомнительной ситуацией, Пальцев оказался в подземелье, вместо того, что бы готовить свой покаянный визит в верхи.
- Сюда, сюда, осторожненько...- шагавший впереди коротышка завел всех в узкий проход, перекрытый стальным шлюзом. Дышать стало трудно, давил потолок. Когда позади группы с лязгом обрушился металлический заслон, Пальцев почувствовал себя в ловушке. Сразу стали ясны гнусные намерения иностранцев: шантаж, требования выкупа. Встревоженный, но не сломленный, Пальцев ждал неприятных заявлений, сзади в сильном напряжении сопел Оса.
Коротышка что-то нажал в стене. Стальное перекрытие с гулом отъехало в сторону, складываясь гармошкой. Открылся круглый, увенчанный шатром из дубовых балок зал, размером с фонтан у Большого театра. В центре его тускло мерцал металлический контейнер не меньше саркофага Тутанхамона.
- Пришлось перегрузить. Деревянный ларь начисто развалился. Схватились за кованную крышку, а там - катастрофа! - пояснил молчаливый Мефистович. - Прямо в гнили в земле, в камнях... Взгляните сами.
Крышку контейнера подняли. Пальцев шагнул вперед и застыл с открытым ртом. Так вот людей и хватает инфаркт. Емкость из нержавейки, вроде кузова трехтонного самосвала, заполняла сверкающая лава. Пальцев заметил темное литое золото каких-то кубков и крупные капли рубинов на них, разноцветное мерцание драгоценных камней, украшавших художественные изделия далекого прошлого, россыпь неведомых монет, тяжелые цепи, змеившиеся среди несметных сокровищ. Все это покрывала искрящейся сеткой ликующая игра алмазов. Осинский крякнул.
- Не сортировали еще, - объяснил краснорожий коротышка. Только-только пересыпать успели.
Пошуровав в сияющей массе, он извлек массивный кубок и передал Пальцеву:
- Личный ночной сосуд Ивана Грозного. В честь покорения Казанского ханства из золота отлит. Годок проставлен - 1552. Рубинчики неслабые, с вишню будут.
- Может... - засомневался, приходя в чувство Пальцев. - Может, не все переплавлять? Оставить ценные экземпляры для музеев? - Голос его дрожал.
- Сделаем подробную опись, вы глянете, отметите своей ручкой, что куда, - согласился коротышка.
В голове Пальцева зашуршала двойная арифметика. Первое соображение было чисто практическим: никто не способен оценить клад, а следовательно, при дележке, компаньоны его непременно обжулят. Второе касалось высоких материй: духовного права на владения сокровищем. Ведь что получалось клад, найденный в сегодняшней демократической России, достанется государству - бандитскому и грабительскому. Клад, раскопанный в условиях самодержавной власти принадлежит рачительному хозяину, пекущемуся о благе народа, о его исторической памяти. Следовательно, сокровища должны обнаружиться несколько позже, после того, как Хозяином станет Пальцев. А до этого времени пусть полежит на своем месте. Иностранцев, разумеется, придется убрать.
- Поздравляю! Потрясен до глубины души, - широко и восторженно улыбнулся Пальцев Мефистовичу. - Счастлив, что судьба послала мне таких компаньонов.
- А мы не довольны, - грек с громким лязгом захлопнул тяжелую крышку, погасив алмазную игру. В пещере воцарился опасный, давящий сумрак. Нехорошие мысли полезли в голову Альберта Владленовича. Фонарик на каске Мефистовича светился неоновой зеленью, а лица совсем не было видно.
- Истинные компаньоны в такой ситуации не должны держать камень за пазухой. Вы уверены, милейший, что ваш генератор, на который мы возлагаем серьезные надежды и за который щедро платим - не технический казус и не детская игрушка? - строго проговорил он, и голос заухал, как в бочке.
- Позвольте, на карту поставлено будущее страны! Моя жизнь, в конце концов! - благородно возмутился Пальцев, заметив, что срывается на фальцет.
- А если бы какой-то сообразительный и очень сведущий друг шепнул вам на ушко, что расчеты не верны? Не технические - ваши личные, - настаивал грек.
- Не понимаю, к чему вы клоните... - пожал плечами Пальцев, вспотев под проклятым комбинезоном, словно в сауне.
- Уточняю, - Мефистович присел на угол контейнера, как страдающий родственник на край могильной плиты. Скорбь пронизывала его траурную позу. И не синий комбинезон, а черное одеяние облегало жилистое тело - угольная ряса, из под которой сверкнул серебряной шпорой театральный какой-то сапог.
"Глюки" - подумал Пальцев. И резонно предложил:
- Здесь душновато, господа. Обсудим ситуацию чуть позже на свежем воздухе.
- Сейчас и здесь, - пророкотал грек. - Да и обсуждать, собственно, нечего. Я категорически настаиваю на следующем: вы навсегда забываете о своих смехотворных амбициях, наглых, жестоких, идиотских планах. Вы исчезните из Москвы, словно и не бывало. Денег в европейских банках у вас достаточно. Можете прихватить отсюда все, что понравиться. Подарок фирмы за послушание.
- Это ошибка, господа! Обидная ошибка! - горячо запротестовал Пальцев, внезапно догадавшись, откуда произошла утечка информации. И тут же увидел предателя. Из глубины невидимого коридора появилась Белла. Ослепительная и пугающая. Узкое чешуйчатое платье облегало гибкое тело, а по нему как на неоновой рекламе пробегали цветные лучи. Ярко алый рот широко улыбался. Похоже было, что вся она прозрачная, лишь вполне ощутимо щерились острые длинные клыки.
- Разве можно доверять женщине? Да еще такой! - возмутился Альберт. Изабелла Аркадьевна не может простить мне верность супруге. Я не имею морального права развестись с больной женщиной! - Все менее уверенно восклицал он, пятясь.
- Кончай выступать, не на собрании, - приблизившись вплотную, Белла обняла Альберта за шею холодной и липкой рукой. - Соглашайся, милый. Я не оставлю тебя.
Липким и холодным оказалось и ее обнажившееся тело, льнущее к потерявшему вдруг свой комбинезон, совершенно голому Пальцеву. Алые губы впились в его шею, присасываясь, словно пиявки. Пару раз охнув, и пропищав Осинскому: "Стреляй!", Пальцев потерял сознание.
Во флигельке "Холдинговой компании" было тепло и уютно. Возлежа на диване среди царских подушек трагически погибшего итальянского модельера, Роланд вращал свой глобус - вернувшись из подземелья, он просматривал мировые новости. Забавным казалось не только то, что светящийся шар совершенно похож на снимок Земли из космоса, но что висел он в воздухе абсолютно без всякой подставки, а информация поступала буквально из первых рук - без малейшего искажения и проницательного вмешательства комментатора.
- У арабов жуткие беспорядки, на здешнем Кавказе сплошной мрак. Меня поражает терпеливость людей... Ну скажи, кем надо быть, что бы равнодушно взирать на все это? - Роланд оттолкнул кончиком парчовой тапочки глобус и тот уплыл в глубь комнаты с легкостью воздушного шара.
- Вы стали сентиментальны, экселенц. Дает о себе знать негативное влияние здешнего климата, - заметил пристроившийся у камина с книгой Батон. - Где вы еще видели такой мерзкий август? И знаете, погоду испортили большевики. Вот здесь И.С.Тургенев пишет: "...который год стояло сухое, жаркое лето".
- Все портится. Их погода, их большевики, их демократы, мои нервы и даже мое хваленое бессмертие. А началось с колен! Тому, кто претендует на вечную жизнь, надо поменьше сгибать колени.
- А вы знаете, экселенц, не все так плохо. Есть отдельные позитивные впечатления, - солидно заметил Батон.
- Что-то произошло, пока мы копались с горшками русских царей?
- Произошло, экселенц, - Батон отложил книгу и присел на краешек кресла в позе услужливого секретаря. - Вы отбыли на объект, а в нашем фонде сегодня приемный день! И кому пришлось сесть за стол де Боннара и принимать посетителей? - Ба Тоне. В собственной черкеске. Уверяю, экселенц, одежда производит на людей значительно более сильное впечатление, чем мы предполагали. Он прямо весь расплылся и говорит: - Я не сомневался, что вы из наших!
- На прием явился черт?
- Ах, экселенц, черти здесь пока не в моде. Я имею в виду, естественно, внешний вид - шерсть, копыта и все такое. Пока не носят. Не из ложной скромности. Полагаю, из соображений гигиены и чисто практических ну кто, кроме котов станет тратить по несколько часов в сутки на вылизывание собственного костюма и обуви?
