- Долго объяснять, да и не важно. Наверное, все-таки потому, что мы должны были увидеться.
- Думаешь, я не помню, что на май была назначена наша свадьба? Думаешь я не мечтал об этом дне все месяцы разлуки - страшные и глупые месяцы... Знаешь, еще вчера, собираясь на Пьяцца дель Пополо, где меня должен был на глазах честного народа, бессильного полицейского кордона и телекамер расстрелять невидимый снайпер, я думал, как будет житься сыну с такой-то ношей - гибелью отца. И еще представлял тебя у экрана, а на брусчатке - свое скорчившееся, холодное тело. "Ни черта себе - свадебный подарок!", - проклинал я всех, предавших меня... И ужасно хотел к тебе, Лиса... - Лукка сгорбился, спрятав в ладони лицо. - Я остался жить, но свадьбы не будет. Никогда. Теперь уже ясно - никогда! Жуткое слово - если бы знать раньше... Ах, кабы знать!.. Я теперь - живая мишень, приманка для охотников. И что бы не придумали во спасение мои друзья - я должен быть один. Совсем один, Лиса...
- Ты сильный, - она гладила его кудрявый затылок. - Я горжусь тобой и, знаешь, я бы предпочла тебя, а не Давида. Ну того, микельанджеловского, которого ваяли с твоего предка... Я так рада, но... Мне страшно за тебя...
- Теперь-то я выживу - наперекор всему, чтобы выступить на суде. Я ненавижу их. Страшно, люто, по-зверски... Я мечтаю о крови... Я совсем другой теперь, девочка... Лукка-цветочник! Увы, мститель, Лиса, мститель.
- А фиалки? Что будет с твоим теплицами? Ты позволишь сравнять их под стадион?
- Я продал теплицы. Хорошему человеку. Это цветочный фанат, написавший толстую книгу о флоре Италии. У него голубые близорукие глаза и улыбка ребенка, когда он рассматривает какой-нибудь клубень или росток. В моих теплицах он просто чуть не умер от счастья - все трогал, нюхал, ковыряя землю, подбирая листочки. Он будет беречь их. Пока, конечно, не разорится. Славный юродивый - ему не выжить в этом зверинце...
- Нет, нет же, Лукка! Твоя история должна завершиться иначе. Не так, как у русских. У тех, чеховских, что позволили вырубить вишневый сад... Твоему ученому помогут, а Виченце обязательно будет дарить своей невесте фиалки. Не смейся, после сегодняшнего сицилийского чуда я верю в бессилие зла... И хочу, наконец, видеть розовые сны, ведь в самолете этот мрачный еврей так и не дал мне вытянуть ноги. Я заметила в нашем особняке комфортабельный ящик. Попробую превратить его в кровать. А ты, счастливец, - благодари здесь своих святых и охраняй меня...
На рассвете за беглецом приехали. Сквозь дрему, свернувшаяся на ящике Алиса, слышала, как подъехал автомобиль и совсем рядом заговорили по-испански или по-португальски. В комнату вошел Лукка и, присев возле нее на корточки, осторожно убрал упавшие на лицо пряди.
- Я уезжаю, Лиса.
- Куда? - она села, сразу вернувшись в реальность.
- Не знаю. Я должен оставить тебя. Прости...
Алиса удержала его руку:
- Я так рада... Нет. Просто - это лучшее, что подарила мне жизнь спасение твое и Виченце.
- Я боюсь за тебя, Лиса.
- Не надо. Я другая теперь, сильная.
- Оттого, что счастлива?
- Не знаю, наверное.
В дверях появился хозяин и Лукка поднялся.
- У тебя есть другой мужчина? - спросил он уже от порога.
- Да. Я не одна... Постой! - Алиса вскочила и прижалась к его спине. Они обнялись - горячо, слезно, торопясь руками, губами, кожей удержать друг друга и убедить, что расставаться нельзя, что не может быть уже ничего лучше этого тесного, жадного единения.
Лукка отстранил ее, вынул из кармана и протянул ей носовой платок:
- Это, кажется, иудейский. Со звездой Соломона... Я так сильно люблю тебя, Лиса... - с трудом оторвав взгляд от ее лица, Лукка стремительно вышел.
Давясь рвущимся из горла криком, Алиса видела сквозь мутное стекло с угомонившейся в паутинной сети зеленой мухой, как скрылся в сизом пыльном облачке облезлый фургончик, мелькнув размашистой надписью на мятом оранжевом боку "Don t worry be happi".
8
Хозяин вернулся к вечеру. Поставил в угол бидон, поддев гвоздь, вытащил из окна раму.
- Сегодня очень тепло. Сеньора должна еще подождать. Здесь вода, немного хлеба. У меня есть постель - сеньора не нашла? - Присев на корточки, он вытащил мешок, из которого извлек цветастый грязный тюфяк, рваное покрывало и бумажный пакет. - Здесь еще платье для сеньоры... У меня нет больше денег. Дон Гомс с бензоколонки куда-то уехал...
Алиса, неподвижно вытянувшаяся на ящиках, видела, как из пакета появилось белая форма медсестры.
- Возьми сам, сколько надо, - она протянула мальчику свою сумку. Купи мыла, воды, что-нибудь еще. Пива не пью... А сколько надо ждать?
- Дона Гомеса с бензоколонки нет. Больше никто не знает... Сеньора не должна бояться, сюда никто не приходит.
Он ушел, оставив гостью все с теми же смутными, не желающими проясняться вопросами. Если Луку спрятали, значит Остин где-то рядом. А если рядом, то почему оставил ее?
Алиса получила еду, пару бутылок воды, мыло и с облегчением переоделась в чистое платье.
Через пару дней оно было уже невыносимо грязным, а мысль о горячем душе - самой навязчивой. Первую ночь, оставшись одна, Алиса никак не могла уснуть - вдруг стало страшно, одиноко, до дрожи тревожно. За стенами мерещились чьи-то шаги, что-то живое шуршало под ящиками. Она сжалась в комок и крепко обхватив трясущиеся плечи, думала о смерти, как избавлении. Знакомая нервная лихорадка, уже давно не посещавшая ее, усмиряемая обычно таблеткой снотворного, стала кошмаром, целиком завладевшим безоружной жертвой.
На какое-то время Алиса провалилась в забытье, и резко проснувшись от странного звука, сразу нащупала под боком что-то теплое и мягкое. Черная худая кошка, с белым клинышком
на носу, счастливо урча, вылизывала котят, совсем еще крошечных. Алиса взяла малыша - мутные, недавно открывшиеся и еще не совсем прозревшие глаза, шелковинки усов на розовой мордашке, круглое, плотно набитое брюшко. Она прижала к груди теплый комочек и он тут же вцепился в ткань крохотными цепкими коготками, вырываясь и жалобно пища. Мать перестала вылизывать второго и тревожно обратила к Алисе внимательный взгляд.
- Не бойся, не бойся, глупая, не отберу, - вернула ей детеныша Алиса и, пошарив под алюминиевой миской, скрывавшей от насекомых остатки еды, поделилась с кошкой сыром.
Робко приоткрыв дверь, в комнате появился хозяин. Он всегда появлялся неожиданно, умудряясь проскользнуть по гулким доскам абсолютно бесшумно.
- Сеньора не должна бояться. Это моя кошка, у нее было пять котят, осталось только два, самые маленькие. Остальных, наверное, кто-то съел. Ее зовут Алиска. Она теперь всегда носит их с собой, - сбрасывая семейство на пол, сообщил паренек.
- Как, как зовут твою кошку?
- Алиска. Сеньора никогда не слышала? Это имя такое из книжки. Еще было кукольное кино про такую девочку в Стране чудес. Очень подходит для животных. Здесь всех кошек и коз так зовут. У моего друга кобель большой, лохматый, злючий - всех перекусал. Алиса зовут...
- А тебя то как?
- Том. Томазо Гуреро. Я родился в Италии. Мой брат работает на бензоколонке...
- А, дон Гомес?
- Что вы, сеньора! Дон Гомес - хозяин. Это он велел спрятать вас здесь, сказал, что придет за вами. Давно - тогда еще. А теперь уехал. Брат говорит - пропал.
Прошел еще один день и еще. Жизнь на свалке оказалась вполне сносной. В сумочке все еще оставалось много денег, Алиса и кошка регулярно пили приносимое Томом молоко. Иногда Алиса слушала радио, но благополучие голосов, которым не было никакого дела до нее, раздражало, как и песни, доносившиеся из другой жизни.
"Все они, по крайней мере, в любую минуту могут принять душ и позвонить, куда хотят. Господи, неужели где-то вообще существует такая роскошь, как ванна и телефон! - от жары и неизвестности Алиса погрузилась в тупую апатию, часами разглядывая фантастически грязный, обвисший лоскутами и клочьями потолок.
"...Сегодня пятница. И снова с вами Сара Карми. Вы слушаете программу "Слухи". Надеюсь вы расположились в удобном кресле и не упадете в обморок. Лично меня эта новость буквально сбила с ног. На последнем конкурсе топ-моделей, проведенном в Венеции агентством..."
Алиса, с интересом наблюдавшая, как один из котят пытается взобраться на постель, цепляясь коготками за подол ее платья, собиралась уже перевести волну, но услышала нечто, заставившее ее прильнуть к транзистору: "... источники которых я не могу вам раскрыть - речь идет о весьма представительных кругах. Мы не раз говорили в эти дни о блестящей операции, проведенной полицией - был вырван из рук мафии шестнадцатилетний парень, сын человека, нарушившего "омерту". Не все, оказывается, склонны считать это заслугой правоохранительных органов. Осведомленные персоны считают, что к акции освобождения причастна таинственная и могущественная организация, предпочитающая оставаться в тени, но имеющая мощное влияние на все сферы общественной жизни. И.О. - за этой аббревиатурой, как под черной маской, скрывается некий всесильный орден, деятельность которого направлена, в основном, на восстановление попранной справедливости в тех случаях, когда ни государству, ни отдельному человеку или сообществу это не по зубам. Массоны ХХ века - так назвал И.О. наш международный обозреватель. Впрочем, возможно, это только домыслы, повод помечтать для тех, кто любит сказки. Неизвестный же, попавший после перестрелки в палермскую больницу, оказался обычным бродягой, не имеющий документов. Занятно, однако, что тяжело раненный, он таинственно исчез прямо из хирургической палаты, а татуировки на его руке, как сообщил нам санитар приемного отделения, оказались фальшивыми. Но разве мало сейчас любителей украсить себя подобным образом на вечер или два? И разве кто-нибудь уследит за перемещением в пространстве тех, кого презрительно называют "антисоциальными элементами"? Но заметьте в бреду загадочный больной изъяснялся на незнакомом языке! Задумались? Напрасно, ведь с вами программа "Слухи"! Сара Карми желает вам доброй ночи!"
