Пьер Рей
Казино "Палм-Бич"
Бестселлеры мира
В девять вечера полицейские перекрыли автомобильное движение по всей набережной Круазетт.
На землю опускались мягкие, ароматные сумерки.
Тысячи людей в нетерпеливом ожидании расположились вдоль баллюстрады, нависавшей над пляжем, который был разбит на квадраты деревянными купальными кабинками.
Было 21 июля. Туристический сезон только начинался.
Пространство между выстроившимися в одну линию шикарными, ярко освещенными отелями заполнялось все новыми толпами отдыхающих, стекавшихся на набережную из прилегающих улочек.
У входа в казино «Палм-Бич» метрдотели встречали первых гостей праздничного представления и провожали их к столикам, установленным иод открытым небом. Те, кому счет в банке позволял поселиться в «Мажестик», «Карлтоне», «Мартинези» или «Гранд-отеле», стояли у окон в ожидании предстоящего события. Обосновавшись на краю дамбы, у самого основания маяка, пиротехники в последний раз проверяли свои приборы. Шеф команды посмотрел на часы.
– Начинаем через пять минут. Освещение!
В ту же секунду Канны погрузились в темноту. По набережной прокатился глухой ропот. Из акустических колонок, закрепленных на стволах пальм, на фасадах зданий, замаскированных в листве кустарника, полились бархатные звуки духовой музыки. Толпа взорвалась аплодисментами и криками, которые упругой волной ушли в ночь.
В это же время в сторону понтона, на котором стояли пушки, подготовленные для фейерверка, на предельной скорости понеслась моторная лодка. Несмотря на тарахтение двигателя, четверо находившихся в ней мужчин отчетливо услышали ритуальную фразу, которой ежегодно открывался всемирный фестиваль пиротехнического искусства.
«Испания представляет…»
Описав широкую петлю вокруг понтона, лодка мягко к нему причалила.
Двое мужчин, не теряя ни секунды, перепрыгнули на скользкое дощатое покрытие. Мотор работал на пониженных оборотах, издавая глухое и хриплое рычание, напоминавшее агонию смертельно раненного зверя. Со стороны берега донеслись первые звуки музыки д'Аранжуаза.
– Осталось четыре минуты,- сказал мужчина-штурвальный в черном. Наклонившись, он без видимых усилий поднял со дна лодки связанного, с торчащим изо рта кляпом человека и взвалил себе на плечо.
– Тебе помочь?
– Придержи лучше посудину.
Последний из оставшихся в лодке перебрался на понтон, загроможденный специальной конструкции приспособлениями, к которым крепились петарды всевозможных калибров. Связанный безумно и умоляюще вращал глазами. Его бросили между двумя рядами бенгальских огней. Один из мужчин опустился перед ним на колени и укрепил на животе жертвы мощный заряд взрывчатки. Затем с помощью проводов присоединил детонатор к связке цилиндров, предназначенных для финального букета салюта.
Несчастный прилагал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от веревок, но они не поддались ни на миллиметр. Его лицо покрылось испариной, вены на шее вздулись.
– Только посмотрите на этого мудака! Его сажают в ложу, а он возмущается!
Мужчины рассмеялись.
– Марко, тебе когда-нибудь приходилось вот так близко наблюдать салют?
– Никогда. Пацаном мечтал об этом…
– Осталось не более двух минут,- напомнил штурвальный в черном.
– Все! Закончили.
Все трое прыгнули в лодку.
Оставленного на понтоне человека звали Эрвин Брокер. Ему было двадцать восемь лет, и он не хотел умирать. Судорожно изгибаясь, он изо всех сил пытался сбросить взрывчатку с живота, но она лишь чуть-чуть сместилась в сторону. Эрвин скрипел зубами и боялся потерять сознание. Скоро начнется стрельба… Он понимал, что сейчас умрет, что ничто в мире не может спасти его. Наконец Эрвин затих, откинул голову на пропитанные влагой доски настила и посмотрел в небо. С берега доносились праздничный шум толпы и легкие звуки музыки. До сих пор он никогда не смотрел на звезды. Своим холодным светом они буравили теплую ночь… Они понравились ему.
Вдруг свет тысячи солнц брызнул ему в лицо. Кляп превратил его крик в глухое рычание. Вверх, пересекая друг дружке путь, взлетели ракеты, ярко освещая чернильно-черное небо. Эрвин почувствовал, как на нем загорелась одежда, как огонь добирается до его тела. Ощущение тяжести взрывчатки на животе сводило с ума. Он знал, что она взорвется, как только придет в движение самое большое колесо. Его глаза расширились от ужаса – колесо начало вращаться: сначала медленно, затем быстрее и вскоре завертелось с невероятной скоростью. Вырвались первые всполохи огня, и это было последнее, что увидел в своей жизни Эрвин Брокер. Взрыв подбросил понтон вверх, и в небо взметнулся огненный столб.
Ровно в тринадцать часов на всех восьми этажах, где размещались административные службы компании «Хакетт Кэмикл Инвест», раздался пронзительный сигнал, оповещавший о начале обеденного перерыва.
Более шестисот сотрудников компании: начальники отделов, машинистки, секретарши, юристы – повскакивали со своих мест и в едином порыве бросились к лифтам. Спустя несколько секунд скоростные лифты выплюнули их тридцатью этажами ниже в душную и влажную атмосферу 42-й улицы.
Только Ален Пайп, сидевший на тринадцатом этаже в 8021 кабинете, не двинулся с места. Уставившись невидящим взглядом в одну точку, он предавался невеселым размышлениям. Самуэль Баннистер, взявшись уже за ручку двери, с любопытством посмотрел на него.
– О чем задумался, парень?
– Это касается только меня,- вяло пробормотал Ален.
Баннистер внимательно всмотрелся в него.
– Я обедаю в «Романос». Ты идешь?
– Нет аппетита, спасибо.
Озадаченный Баннистер нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Что тебя тревожит? Мюррей?
– Да, он.
Баннистер с сожалением разжал пальцы, державшие ручку двери,- он очень торопился – и шагнул к широченному столу, за которым они сидели друг напротив друга вот уже четыре года.
– Не лучше ли обсудить эту проблему за банкой холодного пива?
Ален отрицательно покачал головой и еще глубже вжался в кресло.
– Иди один, Сэмми. Мне нужно подумать…
Баннистер потоптался на месте, открыл рот, собираясь что-то сказать, но так и не решился.
– На который час он тебя вызвал?
– На три.
– А вдруг он решил повысить тебе жалованье?
– Издеваешься?
– Да прекрати ты в конце концов рвать себе нервы! Я уверен, что все обойдется…
– Ты рассуждаешь как тот парень на электрическом стуле: «Надеюсь, что отключат электроэнергию».
