Дедуля выключил свет, я разделась, натянула на себя слегка влажную простыню и сжалась в комочек, прислушиваясь к каждому шороху. Затем, не выдержав, включила ночник. «Боксер» поднял голову и посмотрел наверх. Я бросила на него равнодушный взгляд и каменным голосом произнесла:
— Не могу без света спать. Кошмары мучают.
— И часто тебя кошмары мучают? — спросил «боксер».
— А с чего бы это вы решили перейти на «ты»? — резко осадила его я.
— И часто вас кошмары мучают? — переспросил он, подчеркнуто вежливо выделив «вас».
Выпитое спиртное ударило мне в голову, непонятно откуда появилась сумасшедшая смелость. Мне захотелось сказать этому идиоту все, что я о нем думаю. Будь что будет! Во всяком случае, в купе, при свидетелях он меня не убьет.
— Кошмары мучают меня тогда, когда я вижу перед собой мужчину с прооперированным лицом, — отчеканила я, даже не думая отводить глаза.
В свете тусклого ночника я заметила, как «боксер» стал покрываться красными пятнами. Наверное, рубцы за его ушами посинели и набухли от перенапряжения. Ну и пусть, мне-то какое дело до него! Я отвернулась к стене и закрыла глаза. Монотонный стук колес клонил ко сну. Я не сопротивлялась навалившейся дремоте. Завтра рано вставать, да и в Москву не хочется приезжать с помятым лицом — надо отдохнуть. А «боксер»… Да пропади он пропадом! Завтра выйдет из поезда. И мы больше не увидимся. Тоже мне, проблему нашла!
Мне приснился Макс. Он лежал на диване и читал газету. Я сидела напротив и с грустью смотрела на диван. Этот диван мои родители подарили нам на свадьбу. Наверное, они мечтали о том, чтобы на нем сидели наши дети, а затем и внуки, но ровно три года с него почти не вставал Макс.
Открыв глаза, я обнаружила, что уже утро. Летом рано светает. Скоро мы подъедем к Москве. Надо собираться. Я приподнялась и увидела, что все уже встали. «Боксер» сидел у окна, не обращая на меня никакого внимания. Дедуля стоял у зеркала и расчесывал свою жидкую бороденку. Женщина пила чай, посматривая на часы.
Я подумала о том, что это мое первое утро без Макса, и не смогла сдержать улыбки. Еще вчера, перед пикником, он закатил мне огромный скандал и ударил по лицу, а теперь меня никто и пальцем не тронет, никто! Я молода и хороша собой. В Москве меня ждет Глеб, которому вовсе не обязательно знать, что произошло в березовой роще за тридевять земель от столицы. Я свободна, и все! Макс лежит в болоте, а я еду в поезде. Его жизнь закончена, а моя — только начинается!
Высунув руки из-под одеяла, я сладко потянулась.
— С добрым утром, дочка, — приветливо улыбнулась женщина и показала на стакан чая. — Будешь?
«Тоже мне, мамуля нашлась», — ухмыльнулась я и быстро села, чуть не стукнувшись головой о багажную полку.
— Вы бы не могли выйти на пару минут, я хочу одеться, — сказала я, обращаясь ко всем сразу.
— Да что ты, доча, конечно, одевайся. Нам полезно немного постоять.
Женщина открыла дверь и вышла в коридор. Следом за ней — дедуля и мой новый знакомый, которому я вчера так некстати ляпнула ненужную фразу о его прооперированном лице. Повернув замок, я принялась одеваться. Затем свернула постель и положила ее вниз. Наклонившись за упавшей расческой, я увидела небольшую спортивную сумку, аккуратно задвинутую в небольшое пространство под нижней полкой. Вне всякого сомнения, эта сумка принадлежала «боксеру». Дедулина котомка и тележка стояли под столом, а вещи женщины находились на моей стороне. Мне захотелось открыть ее и посмотреть, что там внутри.
Интересно, что может возить человек, по неизвестным причинам изменивший внешность? Дурацкое любопытство взяло верх. Я быстро открыла замок и на минуту замерла. В сумке лежал самый что ни на есть настоящий автомат Калашникова, АКСМ, я не могла ошибиться. Точно такой же я видела по телевизору в «Дорожном патруле». Его конфисковали у какого-то криминального авторитета. Я провела рукой по стволу и почувствовала, как по телу пробежала мелкая дрожь. Рядом с автоматом лежала вязаная черная шапочка. Я достала ее из сумки и потеряла дар речи. В шапочке были ровно три отверстия: два для глаз и одно для рта, ее можно натянуть до самой шеи. Надев шапочку, я подошла к зеркалу. На меня смотрел какой-то нинзя. Взяв автомат, я приложила его к груди. В таком обмундировании можно брать любой банк или уж на худой конец обменный пункт. Неожиданно в дверь постучали, и я чуть не грохнулась в обморок. Нет, мое любопытство точно подведет меня под монастырь! Сбросив шапку, я положила ее на место, пристроила автомат, закрыла сумку и задвинула ее в угол. Затем трясущимися руками открыла дверь.
— Скоро Москва, — улыбнулся дедуля и сел у окна.
Я взяла полотенце и пошла умываться.
— Девушка, скоро станция. Давайте быстрее. Мне уже пора туалеты закрывать. Долго спите, — бросила мне вслед проводница.
— Я мигом, — буркнула я и ускорила шаг.
«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — стучало у меня в голове. — Вот и тебе оторвут, если узнают, что ты лазила в сумку».
Через пять минут я вышла из туалета и направилась к своему купе. Вдруг кто-то больно схватил меня за руку и потащил в тамбур. Я попыталась закричать, но мой рот закрыла потная мужская ладонь. Как и следовало ожидать, это был мой новый знакомый. Он прижал меня к стене и достал из кармана что-то острое и блестящее. До меня дошло, что это пика. Острая, блестящая, заточенная пика. Именно такой пикой закололи не так давно моего отца, закололи ударом в сердце… Незнакомец приставил пику к моей груди и слегка надавил. Я почувствовала неприятный укол и жалобно посмотрела на этого сумасшедшего.
— Мне больно, — прошептала я.
— Сейчас тебе будет еще больнее. Ты зачем, сучка, лазила в мою сумку? Тебя кто-то подослал? Ты что вынюхиваешь?
— Я не лазила в твою сумку, — соврала я, особо не надеясь на то, что он мне поверит.
«Боксер» ослабил хватку, но не отпустил.
— Я не лазила в твою сумку, — повторила я и почувствовала, как по щекам ручьем потекли слезы.
Не ври, тварь! Я всегда над замком завязываю тонкую ниточку, чтобы потом было видно, вскрывали сумку или нет. Когда дергаешь за молнию, ниточка рвется. Невооруженным глазом ее никто не разглядит. Когда я зашел в купе, то почти сразу обнаружил, что она порвана. Ты лазила в мою сумку! Откуда ты знаешь про пластическую операцию? Ты первая, от кого я это услышал.
— Мой отец был пластическим хирургом. Он делал такие операции.
— Ты не ответила на мой вопрос, зачем лазила в мою сумку?
«Боксер» напряг руку, и пика проколола мою блузку. Я с ужасом посмотрела на него и прошептала:
