На этот раз она не добиралась к Борису на такси – он ждал ее в своей машине неподалеку от студии, на авеню Габриэль, рядом с Елисейскими Полями. Таков был уговор. Олеся рассчитала, что на этой многолюдной улице никто не заметит, как она села в его машину, это будет куда безопасней, чем такси.
– Мне так не терпелось тебя увидеть, – прошептал Борис, целуя ее в теплую тонкую шейку. – Каждый день мучителен, если я тебя не вижу. Знаешь, маленькая, я немножко влюбился.
– Да? – Она поерзала рядом с ним, взволнованно закурила. – Мне тоже хотелось встретиться скорее, но все работа, понимаешь ли… А ты никому не говорил, что у тебя свидание?
– Конечно нет.
– Хорошо, а то мне не хочется, чтобы ты рассказывал обо мне своим друзьям… – поморщилась она. – Станете меня обсуждать, знаю я вас!
– Я никогда никому о тебе не рассказывал… – вздохнул он. – Хотя очень хотелось.
– Ну вот! Я же говорю! Наверняка хочется похвастаться!
– Да нет, просто есть опасность, что пойдут слухи. – Борис нетерпеливо дернул плечом. – Ты ведь не хочешь скандалов, моя маленькая?
– Совсем нет!
– Как хорошо, ты все понимаешь, – обрадовался Борис. – Ты вообще прелесть!
– Я послушная девочка, мне всегда это говорили… – пробормотала она, глядя в окно. – А как твоя жена? Как дети?
– Зачем тебе это нужно? – расстроился Борис. – Надеюсь, ты спрашиваешь без задней мысли? К сожалению, я женат, и тебе придется с этим смириться… Вся жизнь состоит из компромиссов. Например, мне не раз приходилось убеждать себя, что мой брак – счастливый, что мои дети – удачные, что моя мать – милейшая старая дама… На самом деле все это далеко от правды, но все же иногда я чувствую, что жизнь удалась. Так мы все обманываем себя. Конечно, это приходит не сразу, сначала приходится многое вытерпеть, только потом понимаешь… Но мне трудно объяснить это тебе.
– Почему?
– Ты слишком молода.
– Может быть, я пойму, – настойчиво повторила она. – Ты говоришь интересные вещи. Значит, человек со всем смиряется? Со всем, со всем?
– А как жить? – ответил вопросом на вопрос Борис. – Слушай, маленькая, а ты не замечаешь, что я говорю по-русски все лучше и лучше? Это благодаря тебе. Вчера я был у матери, и она мне сказала, что у меня появились какие-то интересные словечки… А я сам этого не заметил! Она сразу сказала, что я, наверное, общался с кем-то из России, очень просила сказать с кем.
– Но ты не сказал?
– Нет, конечно. Что ты! Я никому не рассказывал о тебе. А матери тем более.
– Почему?
– Потому что она сразу начнет плакать и просить, чтобы ты пришла в гости, чтобы поболтать с нею… Ты себе не представляешь, какой она стала сентиментальной и невыносимой! – пожаловался он. – И с каждым разом все хуже и хуже, Жермен стало очень трудно управляться с нею.
– А как Жермен? Она согласилась ехать в Версаль?
– Наотрез отказалась, – вздохнул он. – Мать в истерике, вчера пролила море слез.
– Придется искать новую горничную?
– Да, но мать ничего не желает слышать, она привыкла к Жермен, хотя это просто глупая корова. Но в таком возрасте трудно менять привычки. Например, когда у Жермен выходной – а он как раз сегодня, – мать до вечера места себе не находит.
– А Жермен поздно возвращается домой? – закинула Олеся удочку.
– Довольно поздно – часов в одиннадцать – двенадцать, а то и позже. Она стремится использовать свой выходной на всю катушку и часто является пьяной. Но мать ей все прощает, только бы Жермен оставалась с нею… Глупая привязанность!
– Наверное, это тот самый компромисс, о котором ты говорил, – предположила Олеся. – Уж конечно, твоя мама прожила интересную жизнь, и вот под старость ей осталась только глупая служанка… Но она все равно цепляется за нее. И счастлива. Верно?
– Малышка! – изумленно воскликнул Борис, глядя на нее и одновременно выворачивая руль и сигналя машине, идущей на обгон. – Ты настоящий философ! Похоже, с тобой можно обсуждать все, что угодно?!
– Ну, если хочешь… – Олеся рассмеялась. Ей подумалось, что никто и никогда не принимал ее всерьез.
Особенно Саша. А если бы кто-нибудь решил поговорить с нею по душам, разве она не смогла бы поддержать разговор? Разве она только на то и способна, что продавать водку в ночном магазине и замирать перед камерон! Нет, она еще покажет всем им! Они узнают Олесю! Особенно этот жирный боров! Какой он самодовольный, какой ограниченный, какой старый! Ни за что она не поверила бы, что он старше Саши всего лет на десять. Между ними была пропасть, целые века!
А он тем временем продолжал болтать.
– Вчера жена купила себе новый шампунь. К нему прилагался рекламный буклет, его вручили ей в магазине. И знаешь, кто был на буклете? Ты!
– Я? Уже вышла эта реклама? – подскочила она. – Правда?
– Да, малышка, тебе ведь лучше знать.
– Но я ничего не знала!
– Странно, – усмехнулся он. – А я, когда увидел твое лицо – ты так хорошо получилась! – едва смог справиться с собой. Ты знаменитость, девочка моя, мне надо быть очень осторожным, чтобы тебе не повредить! Это может испортить тебе карьеру!
– В самом деле… – прошептала Олеся, хотя думала в этот миг вовсе не о карьере. Ей на ум снова пришли Катрин и Анн. Они ведь тоже ходят в магазины, Катрин моет голову, а если уже вышла реклама… Она никак не ожидала, что агентство сработает с такой оперативностью, ей захотелось выть от собственного промаха! Как она могла знакомиться с этими ребятами, когда знала, что еще немного – и ее лицо узнает весь Париж, а потом – весь мир!
– Ты расстроилась? – Борис протянул руку и погладил ее по голому колену. – Знаешь, что сказала Ирен?
– Кто такая Ирен?
– Моя жена. Знаешь, что она сказала, увидев твое лицо? Что ты очаровательна. Так и сказала. А уж услышать такое от Ирен…
– Я думаю, она ни за что бы так не сказала, если бы знала, кто я такая… – пробормотала Олеся, с трудом отвлекаясь от своих невеселых мыслей. – Но ты, конечно, держался молодцом?
– Будь спокойна, я тебя не выдал.
Потом они остановились возле дома, где жил Борис, и вместе поднялись наверх. Олеся чувствовала лихорадочное возбуждение, вся горела, но при этом ей было совсем не страшно. Борис тащил два больших пакета из магазина деликатесов.
– Сегодня мы пьем шампанское, – сказал он. – И я купил устриц. Самый сезон! Маленькая, ты немного устала? Я вижу, ты какая-то бледная…
– Это ничего, съемка… – пробормотала она. – Я приму душ.
Она вовсе не собиралась мыться, когда шла сюда, но в эту минуту поняла, что ей просто необходимо остаться одной на некоторое время, иначе возбуждение возрос-то бы с опасной быстротой Горячая, а потом прохладная вода ее немного успокоила. Все стало проще, осуществимей. В сущности, ничего трудного не было. Конечно, он толстый. Конечно, он мужчина. Но он трус, Олеся нападет внезапно, он ничего не сможет сделать. Он просто не поймет, что случилось. Она принимала душ в той ванной комнате, которая принадлежала Ирен, и в конце концов вытерлась ее полотенцем.
