— Нет! Нас никто не пытался примирить, а дело стремительно шло к развязке. И не надо врать, мы оба чувствовали финал. Мы уже не шли, а бежали к нему не в силах остановить развязку. Я устала от той жизни, мне надоело быть спасателем, на какого плюют со всех сторон, презирая его услуги и самого. И хотя другого выхода не было, все ж пыталась сохранить хотя бы видимость семьи. Но и это не получилось. Отец знал все. Ему со всех сторон жужжали в уши угодливые доброжелатели. Они нашептывали Василию о моей интимной жизни с высокопоставленными людьми, какие помогли приобрести в аренду гараж, купить автостоянку. Если бы не их помощь, Василию никогда не видеть бы всего этого. Но я помогла тем людям не увидеть многое. Но Васе было предпочтительнее прикинуться «лопухом», эдаким придурком. Вот он и сыграл в благородный гнев, увидев в моей шкатулке незнакомые украшения.
Анжела допила кофе. И, закурив новую сигарету, продолжила с усмешкой:
— Как просто изобразить из себя обманутого? И в то же время вылезать сухим из наручников и следственного изолятора, не заплатив никому ни гроша. Ведь он не мальчик, чтоб свалять Ваньку и поверить в торжество справедливости, о какой лопочут юнцы и шизофреники. Я в эти сказки перестала верить в день смерти своего отца. Он, как я потом узнала, действительно ни в чем не был виноват. И решения по своему делу не дождался совсем немного. Но своею смертью он очистил имя семьи, снял все подозрения и сам ушел чистым. То, что оставил нам с матерью, было заработано честно, и на те деньги никто не претендовал. Но это мой отец! Он был действительно мужчиной и неповторимым человеком. Недаром твоя бабка до сих пор его помнит и любит.
— Значит, есть за что! — откликнулся Андрей эхом.
— Твоему отцу далеко до него. Выйдя из-под стражи, он первым делом показал обществу, что меж нами оборвались все не только супружеские, а и человеческие отношения. Он бросил нас с тобой, воспользовавшись удобным случаем. Он даже не звонил целых полтора года, не интересовался тобой. Я уж не говорю о матери! Она оказалась во много раз хуже Васи.
— Мам! Но у нее не было номера нашего телефона! — напомнил Андрей.
— Сынок! У нее был номер телефона твоего отца. Да и я свой номер сменила далеко не сразу. Когда ты пошел в четвертый класс. Выходит, три года она ни разу нам не звонила. Да и потом не пыталась. Она слишком уважает себя. Любовь к нам — сплошные слова, как ненужная шелуха. Зачем оправдывать душу, в какой нет тепла? Она никого не любила, кроме отца, и прошла по жизни светской дамой, случайно угодившей в домохозяйки. И то лишь потому, что упустила время и не подыскала себе более подходящей партии.
— А моего отца она любила?
— Нет, Андрейка! Никогда! Она слишком часто и долго настаивала на нашем разводе и упрекала, что я вышла замуж за мота и неудачника. Лишь в последний год о том замолчала.
— А как же отдала ему брошку?
— Ее с собой в гроб не возьмешь. Но главное не в том. Она этим наказала меня, за легкомысленное отношение к сокровищу. В глубине души мать думала, что именно этой брошью скрепит нашу семью. Верила, что такое состояние никто не решится упустить из рук. Но мать просчиталась и потеряла все. Уж лучше б она оставила брошь себе. Хотя тогда была бы порвана последняя нитка, связывающая нас с Васей.
— Как так? — не понял сын.
— Да если б не та брошь, посмела б я просить помощь у твоего отца? Да ни за что в жизни! А так и он, и я прекрасно понимаем, что отказать мне, он не имеет права. Потому как сокровище моей семьи в миллионы раз перекрывает веж его подачки. И пусть он не брюзжит-и не жалуется тебе! Мы с ним ведем свою давнюю игру, кто у кого больше откусит. Как понимаешь, он дает нам и помогает не из милосердия и доброты. И ты тут ни при чем. Все куда банальнее и грубее. Кто из нас с ним большая сволочь, рассудит только Бог. Поверь! Я надеюсь только на Его, самый праведный, суд.
— Мам! А ведь бабка иногда звонит отцу. Я несколько раз слышал.
— Сынок! Да в том и не сомневалась. Эти своей выгода никогда не упустят. Они именно из-за этого не рассорятся. Слишком похожи. Но, знай, просто так никто из них плечо не подставит и не поможет в лихую минуту. Они роднятся и разводятся, рождают и умрут, когда увидят в том свой навар!
— Ну, это круто! — отозвался Андрей.
— Ты помнишь, я рассказывала тебе о Тишанском, ну, старик, какой меня доставал. Я твоего отца попросила помочь, чтоб поговорил с тем дедом по-мужски. Вася отказался вступиться, сказал, что не знаком и вообще не желает ввязываться в эту историю. Что тому старику нужно от меня защититься. А ему, Васе, не с руки быть громоотводом. Но на самом деле, он сбрехал. Не захотел помочь на халяву. Вот если б я предложила бы ему презент за услугу, твой отец, поверь на слово, давно бы вырвал жабры у старика, заглушил бы, погасил его. Понятно? К тому же он знает, видел мою «кубышку» и все ее содержимое. Неважно, как все это у меня оказалось. Василий прекрасно разбирается в подобных вещах и знает точную цену. Потому, горит зуб. Но у меня ни отнять, ни выпросить. Живя с мужем и матерью, стала похожей на них! И, хотя давно не ношу украшений, расставаться с ними не собираюсь ни за что, — усмехалась Анжелка.
— Мам! А зачем они, если не носишь?
— Они? Это моя уверенность, мой канат в завтрашний день. По нем доберусь, куда угодно, добьюсь всего, чего захочу. Для меня нет недосягаемого и невозможного. Твой отец просчитался и конечно уже много раз о том пожалел. Я не беднее его. Но стала бережливее и хитрее.
— Ну ты сумела его облапошить. Отец уверен, что у тебя ничего нет, ты все промотала и прожила, что ты так и пропадешь в Липках.
— Смотри сюда, Андрюшка! — открыла подвал, опустилась, пропустила сына. Включила свет. Слегка надавила на плиту в стене. Она отошла, и парнишка увидел то, что тщательно скрывалось от всех. Уж чего только не было в этом обшарпанном старом сундучке.
— Здесь хватит на десяток поколений безбедной жизни! — горели глаза бабы каким-то неистовым огнем.
— Я в этом не разбираюсь! — оглядел Андрей содержимое равнодушно и вздохнул:
— И зачем все это, если отнято все? Лучше бы вы жили с отцом одной семьей! Пожалуй, так было бы теплее всем. А то ни семья, зверинец какой-то получился. Никому радости не принесло. Для чего берегли и копили? Не пойму вас! — вылез из подвала торопливо.
— Погоди, подрастешь, повзрослеешь, все поймешь и оценишь, — успокаивала себя Анжела.
— Мам! А долго ты собирала все это, что там, в подвале, лежит.
— Сынок, там еще прабабкино хранится. Ты же видел царские рубли, десятки! Это мне в приданое перешло.
— Сколько ж дураков в семье было! — отодвинулся Андрей от матери, ему вдруг стало невыносимо скучно в этом унылом доме, какой бабка и мать называли родовым гнездом.
