— Вы только что вернулись из отпуска? — спросила она.
— Прилетели в аэропорт Далласа полчаса назад, — ответила Элли. — Около половины пятого.
— Мне очень неловко, что вы вернулись после долгого перелета и обнаружили в своей постели незнакомого человека, — она грустно усмехнулась. — Как в сказке о трех медведях. Как долетели?
Элли подошла к Лауре и взяла ее за руку.
— Это у вас была тяжелая ночь. Как вы себя чувствуете?
— Со мной все будет в порядке.
— Не сомневаюсь. Но сейчас не очень. Болит?
— Угу.
— Знаю. Мне пришлось пройти через это четыре раза.
— Мне жаль.
— Значит, так суждено, — философски заметила Элли и пожала плечами. Потом погладила Лауру по руке. — Я вам принесу что-нибудь обезболивающее.
Она вышла, и Лаура осталась с Коучем Джо Миллером наедине. Она его боялась. Он смотрел на нее осуждающе. Тем не менее ему не удалось совладать со своим любопытством.
— Мне жаль, что так получилось с ребенком. — Он кивнул в сторону двери, в которую вышла его жена: — Элли отмахивается, но каждый раз ее сердце было разбито.
— Да, я понимаю.
— Вы уверены, что это был ребенок Гриффа?
— Вне всяких сомнений. Мой муж не мог иметь детей.
— Он был стерилен?
— Импотент.
— Хм. — Он на секунду задумался, а потом спросил: — Поэтому вы связались с Гриффом?
Она не успела ответить, потому что вернулась Элли с двумя таблетками ибупрофена и стаканом воды.
— Выпейте.
Лаура уже отказалась от анальгетиков, которые не рекомендуют принимать беременным. Эти капсулы были еще одним болезненным напоминанием, что никакие меры предосторожности теперь не нужны.
— Что ты делаешь?
Это был голос Элли, резкий, властный, предназначенный ее мужу, который взял с письменного стола телефон.
— Звоню в полицию.
— Ты хочешь натравить на мальчика полицию?
— Он не мальчик, Элли. Он мужчина. И должен отвечать за свои поступки.
— Пожалуйста, не звоните Родарту, — взмолилась Лаура. — Он заклятый враг Гриффа.
— Потому что он детектив из отдела по расследованию убийств, а Грифф…
— Видишь? — сказала Элли, уперев кулаки в свои узкие бедра. — Ты даже не можешь заставить себя произнести это, потому что это неправда.
— Если это неправда, почему он бежит? — спросил Коуч. — Почему он не сдастся?
Элли, которая не знала ответа на этот вопрос, беспомощно посмотрела на Лауру, взглядом умолявшую Коуча положить трубку.
— Пожалуйста, не звоните. По крайней мере пока я не расскажу вам о Гриффе и обо мне. И о Фостере. Обо всем. Пожалуйста, мистер Миллер.
Он подумал несколько секунд, потом с неохотой положил телефон на стол и сложил свои мощные руки на бочкообразной груди.
— Ну?
Лаура начала с того дня, когда Фостер впервые рассказал ей о своем плане, и не пропустила ничего, кроме самых интимных подробностей четырех свиданий с Гриффом.
— Никогда не слышал такого абсурда, — сказал Коуч. — Вы мне говорите, что ваш муж платил Гриффу за… за это?
— К сожалению, я согласилась — по причинам, слишком сложным, чтобы их теперь объяснять. Когда я поняла, что беременна, то думала, что больше никогда не увижу Гриффа.
Глаза Элли, внимательно слушавшей рассказ Лауры, увлажнились.
— И что вы при этом чувствовали? Понимая, что больше никогда не увидите Гриффа?
— Я разрывалась, — помедлив, ответила Лаура. — И поэтому я бы никогда не позволила себе увидеться с ним еще раз.
Элли понимающе кивнула.
— Я бы навсегда осталась с мужем, — продолжала Лаура. — Растила бы ребенка, как будто он был его — в точности, как он хотел.
— И почему же все пошло вкривь и вкось? — спросил наконец Коуч. — Хотите, угадаю. Грифф.
— На самом деле Фостер. Я виню себя за то, что не замечала, насколько серьезным стал его навязчивый невроз. Думаю, я не хотела этого видеть. Как бы то ни было, болезнь и авария изменили его. Он больше не был тем Фостером, в которого я влюбилась. Я надеялась, что ребенок вернет мне его. В любом случае я была предана нашему браку и нашей совместной жизни. Если бы он не попытался убить Гриффа, сегодня я была бы с ним. А Гриффу не пришлось бы скрываться. — Она посмотрела на Миллеров. — Клянусь, все, что я сказала, — правда.
Она не сомневалась, что Элли ей поверила. Коуч прикусил щеку изнутри, и было очевидно, что его мучают сомнения. Внезапно он повернулся и взял телефон.
— Джо, разве ты не слышал, что она говорила?
— С моими ушами все в порядке, Элли.
— Тогда как ты можешь…
— Потому что я знаю Гриффа, — сказал он. — Он всегда хотел быть первым. И ему всегда было наплевать на всех, кроме самого себя. На тебя, на меня, на товарищей по команде. На всех.
— Наверное, раньше он был немного эгоистичным, — сказала Элли. — Но теперь он не такой. Я видела, как он изменился, когда приходил сюда. И если бы ты не был таким упрямым, Джо Миллер, ты бы…
— Мистер Миллер, пожалуйста, — сказала Лаура. — Вы пожалеете…
— Я звоню в полицию! — крикнул он, не обращая внимания на их протесты, и рассек ребром ладони воздух. — И хватит об этом.
Машин на дороге было немного, и Гриффа ничто не задерживало. До часа пик оставалось еще пару часов. Он довольно быстро добрался до въезда в Итаску. Город еще спал, но Грифф пробирался по нему, соблюдая все ограничения скорости, чтобы его не остановили.
Он без труда нашел Лавака-роуд. Грифф ехал по улице, пока она не превратилась в дорогу 2010, узкую и изрезанную колеями; казалось, по ней ездят так редко, что вскоре она зарастет травой.
Через пару миль он стал подозревать, что они с Лаурой ошиблись. Но вдруг он заметил обветшалый дом и амбар, размытые контуры которых проступали на фоне неба, начинавшего светлеть от лучей восходящего солнца. Он напрягся и крепче сжал руль.
Перед домом стояла машина Родарта.
Грифф затормозил, повернул на устланную гравием подъездную дорожку и сразу заметил их — две темные фигуры на фоне светлеющего восточного горизонта. Он остановился, заглушил двигатель и открыл дверцу машины. Утренний воздух был мягким и тихим, обманчиво ласковым.
Не сводя глаз с двух мужчин, Грифф сунул руку в вещевой мешок и достал полицейский пистолет. Он вспомнил о том, как притворился рассыльным, как нейтрализовал полицейских, как бежал с Лаурой сквозь колючие ветви сада — ему показалось, это было безумно давно.
Вдруг в его памяти четко всплыло лицо Лауры в тот момент, когда она поняла, что потеряла ребенка.
Если бы… если бы… если бы…
Их было так много, что он не знал, с чего начинать раскаиваться.
