— Можно ли умереть от разбитого сердца? — мрачно спросил Лео как-то утром, когда врач, пришедший к их матери, сообщил, что не находит у нее никакой телесной болезни, что могла бы вызвать столь стремительное увядание.
— Она могла бы хотеть жить хотя бы ради Поппи и Беатрикс, — сказала Амелия, стараясь не повышать голоса. В это время Поппи укладывали спать в соседней комнате. — Они еще совсем дети. Не важно, сколько времени мне пришлось бы жить с разбитым сердцем, я все равно заставила бы себя жить, хотя бы для того, чтобы о них позаботиться.
— Но у тебя железная воля, — сказала Уин, похлопав сестру по спине. — Ты сама источник силы. Боюсь, что мама всегда черпала силы в отце. — Она посмотрела на Меррипена своими синими глазами, в которых застыло отчаяние. — Меррипен, чем цыгане изгоняют меланхолию? Назови лекарство. Не важно, какое оно, лишь бы помогло. Как на это смотрят твои соплеменники?
Кев покачал головой и, отведя взгляд, уставился в огонь камина.
— Они бы оставили ее в покое. Цыгане с опаской относятся к чрезмерной скорби.
— Почему?
— Потому что она искушает мертвых вернуться и преследовать живущих.
Все четверо замолчали, прислушиваясь к тому, как шипят угли.
— Она хочет быть со своим мужем, — сказала Уин. Тон ее был задумчивым. — Куда бы он ни ушел. Сердце ее разбито. Увы, это так. Я бы обменяла свою жизнь, свое сердце на ее сердце, на ее жизнь, если бы такой обмен был возможен. Я бы хотела… — Она замолчала на полуслове и едва не вскрикнула, когда Кев сжал ее предплечье.
Он не заметил, как случилось, что он потянулся к ней, но ее слова заставляли его совершать нерациональные поступки.
— Не говори этого, — пробормотал Кев. Он не так далеко отошел от своего цыганского прошлого, чтобы не знать силу слов, которые искушают судьбу.
— Почему нет? — прошептала она.
Потому что ее сердце, ее жизнь ей не принадлежали.
«Твое сердце — мое! — яростно произнес он про себя. — Оно принадлежит мне».
И хотя он не произнес этих слов вслух, отчего-то ему показалось, что Уин их услышала. Глаза ее расширились, потемнели, и лицо запылало от прилива сильных эмоций. И прямо там, на глазах у своего брата и сестер, она опустила голову и прижалась щекой к тыльной стороне ладони Кева.
Кеву так хотелось успокоить ее, покрыть поцелуями, обнять сильными руками, но он лишь осторожно отпустил ее руку и украдкой, с опаской посмотрел на Амелию и Лео. Амелия достала из корзины хворост и подбросила в огонь. Лео смотрел на Уин.
Меньше чем через шесть месяцев после кончины мужа миссис Хатауэй легла в землю рядом с ним. И еще до того как дети осознали, что осиротели с такой жестокой внезапностью, на них свалилась третья беда.
— Меррипен. — Уин стояла на пороге коттеджа, не решаясь войти. На лице ее было такое странное выражение, что Кев тут же вскочил на ноги.
Кев сильно устал и был в грязи. Он только что вернулся от соседей, для которых строил забор и ворота. Чтобы вбить колья, Кев выдалбливал лунки в земле, которую уже успел схватить мороз. Он едва успел присесть рядом с Амелией, которая была занята тем, что пыталась удалить пятна с платья Поппи, держа в руках гусиное перо, которое обмакивала в скипидар. Запах скипидара обжег ноздри Кева, когда он стремительно втянул воздух. По лицу Уин он понял, что произошло что-то плохое.
— Сегодня я была с Лаурой и Лео, — сказала Уин. — Лаура заболела… Она сказала, что у нее болит горло, и потому мы сразу отвели ее домой, и родители ее послали за доктором. Он сказал, что у нее скарлатина.
— О Господи! — выдохнула Амелия, мгновенно побледнев. Все трое застыли от ужаса.
Не было болезни, которая распространялась бы с такой стремительностью и косила бы людей с такой безжалостностью. При этой болезни на теле выступала ярко-красная сыпь и кожа становилась похожа на наждачную бумагу, которую используют для полировки древесины. Скарлатина пробиралась внутрь, поражая жизненно важные органы. Болезнь была в воздухе, который выдыхал заразившийся человек, держалась на его волосах, на коже. Остановить заражение можно было, только изолировав больного.
— Он уверен? — спросил Кев, стараясь говорить спокойно.
— Да, он сказал, что симптомы ни с чем не спутать. И он сказал…
Уин замолчала, когда Кев шагнул к ней.
— Нет, Меррипен! — И она подняла тонкую белую руку с такой неколебимой властностью, что Кев невольно остановился. — Никто не должен подходить ко мне. Лео в доме Лауры. Он ее не бросит. Они сказали, что он может там остаться, и… ты должен забрать Поппи и Беатрикс, и Амелию тоже, и отвезти их к нашим кузенам в Хеджерли. Им это не понравится, но они все равно их приютят и…
— Я никуда не поеду, — сказала Амелия, как всегда спокойно и хладнокровно, хотя было заметно, что она слегка дрожит. — Если ты заразилась, то я буду нужна тебе, чтобы ухаживать за тобой.
— Но если ты подхватишь болезнь…
— Я перенесла легкую форму болезни, когда была маленькой. Это означает, что я скорее всего не могу заразиться.
— А как насчет Лео?
— Боюсь, Лео не болел скарлатиной в детстве, а это означает, что он в опасности. — Амелия посмотрела на Кева. — Меррипен, ты когда-нибудь…
— Я не знаю.
— Тогда тебе следует оставаться с детьми, пока все не закончится. Ты не сходишь за девочками? Они отправились играть на ручей. Я соберу их вещи.
Кев не мог даже помыслить о том, чтобы оставить Уин, когда она могла заболеть, но выбора у него не было: кто-то должен был доставить детей в безопасное место.
Не прошло и часа, как Кев отыскал Беатрикс и Поппи, усадил изумленных девочек в семейный экипаж и повез в Хеджерли, который находился в половине дня пути от Примроуз-Плейс. К тому времени как он передал их из рук в руки кузенам и вернулся в коттедж, было уже далеко за полночь.
Амелия была в гостиной в ночной рубашке и халате. Понурив плечи, она сидела перед камином.
Когда Кев зашел в дом, она с удивлением подняла глаза.
— Тебе не следует здесь находиться. Опасность…
— Как она? — перебил ее Кев. — Есть какие-нибудь симптомы?
— Озноб. Боль. Температура пока не поднималась, насколько я могу судить. Возможно, это хороший знак. Возможно, это означает, что у нее легкая форма.
— Что-нибудь известно о Лауре? О Лео?
Амелия покачала головой.
— Уин сказала, что он собирался спать в гостиной и приходить к ней, когда ему позволят. Это не совсем правильно, но если Лаура… если ей не дано пережить болезнь… — Амелия замолчала, чтобы сглотнуть слезы. — Думаю, что, если до этого дойдет, они не захотят лишать Лауру последних минут с мужчиной, которого она любит.