Не тратя времени, после представления она прошла за кулисы и преградила дорогу артисту, возвращавшемуся в гримуборную. Он снял цилиндр, тряхнул светлыми волосами, вылизанными прибоем, улыбнулся, и Коко подумала: «Мальчик из соседнего двора».
— Вы молодец, — одновременно выпалили они и рассмеялись.
— Сначала вы, — сказал Мистер Память.
— Я еще никогда не видела таких представлений.
Он снял плащ, положил его на высокий табурет рядом с цилиндром и сказал:
— А мне еще никогда не задавали такой трудный список. Позвольте угостить вас кофе.
Большая часть публики разошлась, и в маленьком клубе было тихо и уютно.
— Меня зовут Кенни, — сказал он, когда им принесли капуччино.
Коко не могла смириться с тем, что в этом человеке все обыкновенно: его имя, внешность пляжного мальчика и непринужденная речь. Но в том, что он делал на сцене, не было ничего обыкновенного.
— Как вы это делаете? В смысле — запоминаете?
— Таким я родился.
— Врожденный дар?
— Или проклятие. Это как посмотреть. Я не умею забывать. Помню все, что читаю, вижу, слышу и переживаю. С самого детства. Никто не забыт, ничто не забыто. — Их взгляды встретились над рубиновым шаром, и колдовство начало действовать.
Она думала, что Кенни расскажет о своем даре еще что-нибудь, но вместо этого он сказал:
— Итак, Коко, вас назвали в честь мадам Шанель?
— Это сокращение, — ответила Коко, поняв, что продолжения не последует. Она и сама не любила говорить о своем даре-проклятии. — Вообще-то я Коллин, но моя старшая сестра — когда я родилась, ей было два года — не могла выговорить «Коллин». Она говорила «Коко», и эта кличка прилипла ко мне.
— Коко… — задумчиво сказал Кенни. Он не обращался к ней, просто повторял ее имя. — Напоминает название горячего сладкого напитка.
— А какой был приз?
— Приз?
— На афише было написано, что тот, кто выиграет у Мистера Память, получит фантастический приз.
— Ах, вот вы о чем! — Он засмеялся. — Первый приз — неделя отдыха во Фресно. А второй…
— Две недели отдыха во Фресно! — Они засмеялись одновременно, и Коко ощутила толчок. — Значит, вам понравился мой список? — Это означало нахально напрашиваться на комплимент, ну и что? Она следила за ним, сделав глоток из чашки.
— Вы заметили, что аплодисменты за повторение вашего списка были не такими бурными? Публика не поняла, что он был труднее остальных. — В его глазах горело восхищение. — Чем список труднее с виду, тем легче его запомнить. Слова — это сущности, которые создают мысленные картины. Большинство людей выбирает слова одного типа, но не отдает себе в этом отчета: библейские имена, птицы, драгоценные камни… Но ваш список, состоявший из бессмысленных односложных слов «фэт-рэт-бэт», было трудно разделить на части. Вы бросили мне одно слово из двадцати слогов. Очень умно. Как вы догадались?
— Предчувствие.
— И часто у вас бывают такие предчувствия?
Коко задумалась. Настал момент истины, когда большинство мужчин отворачивалось от нее. Она видела, как менялось выражение их глаз; интерес к ней сразу тускнел, и они начинали искать повод, чтобы уйти. Но ей было нужно знать правду.
— Я читаю мысли.
— В самом деле? — спросил он. — Интересно. — Только и всего.
Сердце Коко прыгнуло.
— И как вы это делаете? С помощью «уиджа»?[3]
Пять баллов!
— Я читаю людей. Обычно с помощью прикосновения. Это называется «психометрия». Я беру в руки предмет и читаю его историю. Могу и вам что-нибудь посоветовать при случае. — Она искала предлог, чтобы прикоснуться к нему. — К слову сказать, на самом деле «уиджа» не имеют никакого отношения к ясновидению. Это настольная игра девятнадцатого века, название которой составлено из двух слов: французского «oui», означающего «да», и немецкого «ja», означающего то же самое.
— Чем дальше, тем интереснее. — Когда Кенни улыбался, на его щеках появлялись ямочки, от которых таяло сердце.
— Что привело вас в «Рощу»? — спросил он. — Уж наверняка не желание навести красоту. Вам это ни к чему.
Все лучше и лучше.
— Я выиграла конкурс. И сегодня вечером мне предстоит обедать с вашим боссом. Кстати, кто такая эта Эбби Тайлер?
— Очень милая дама, которая выручила меня. Спасла жизнь. В буквальном смысле слова.
Коко ждала продолжения, но он отвернулся и уставился в чашку.
— Расскажу как-нибудь в другой раз.
Еще один мужчина с тайной. Коко так и притягивала к себе мужчин с тайнами. Если протянуть руку и прикоснуться к нему, узнает ли она его секрет? Коко откашлялась, размешала кофе и деланно небрежно сказала:
— Должно быть, вы объездили со своим шоу весь свет.
— Нет. Я никогда не уезжал с Западного побережья.
— Да ну?
— Родился в Сиэтле, вырос в Сиэтле, получил диплом инженера-электронщика и приехал работать в Силиконовую долину[4]. Выступал в одном из ночных клубов Сан-Франциско, а потом получил предложение поработать в «Роще».
— Вам хотелось бы совершить путешествие? Увидеть мир? — с надеждой спросила она.
— Зачем? Мне и здесь хорошо.
— Но вы любите книги о путешествиях и разных странах? — Ее надежда увядала на глазах.
— Вообще-то нет. Мое хобби — математика. Мне нравится решать трудные уравнения. А почему вы так интересуетесь путешествиями? Это ваше любимое занятие?
Коко была разочарована. Она возлагала на Кенни большие надежды, прониклась к нему теплыми чувствами, но это был не он. Нужно было задушить это чувство в зародыше, пока оно не дало ростки.
— Прошу прощения. — Она отодвинула кресло и встала. — Я совсем забыла про одно дело.
— Но…
— Спасибо за кофе, — сказала она и ушла. Покинув главное здание, Коко одолела несколько тропинок, по которым прогуливались смеющиеся люди, пробежала мимо деревьев и кустов, оказалась у своего коттеджа, захлопнула за собой дверь, бросила сумочку на диван и потянулась к хрустальному шару.
Это был чемодан беглеца.
Прошло тридцать три года, но Эбби так и не рассталась с ним. Чемодан был старый и потрепанный, с треснувшей ручкой, замененными замками и рваной подкладкой. Она годами хранила его как напоминание. Когда Эбби становилась слишком уверенной в себе и теряла осторожность, чемодан возвращал ее к действительности.
Но сейчас Эбби достала его с верхней полки шкафа не поэтому. Ее руки дрожали, сердце разрывалось от боли и воспоминаний. Старый чемодан извлекли на полуденный свет, лившийся в окно ванной, ради его содержимого.
