Но король не слушал Хэнкса; прочитав письмо, Генрих напрягся и закусил нижнюю губу. Хэнкс опустил голову, зная, что король взбешен, и его гнев сейчас выплеснется наружу.
– Вы с этим шли ко мне, и могли задержаться под предлогом того, что не хотели меня тревожить? – глухо произнес Генрих, потрясая бумагой. – Надеюсь, вы арестовали посланца королевы, и оригинал письма также находится у вас?
– Я не мог так поступить без приказа вашего величества, – возразил Хэнкс, не поднимая головы.
– Дьявол меня побери! – закричал король, затрясшись от ярости. – Вы ротозей или изменник, Хэнкс! Немедленно догнать этого Фердинанда! Немедленно! Что вы стоите, черт вас возьми?!
– Догнать сэра Фердинанда не удастся, ваше величество. Он уехал в порт около трех часов назад. Там его ждал корабль; поскольку погода сегодня благоприятная, и ветер попутный, то корабль теперь уже в открытом море, – бесстрастно сказал Хэнкс, все так же не поднимая глаз на короля.
– Изменник! Предатель! – прорычал Генрих, сдерживаясь, чтобы не ударить Хэнкса. Повернувшись к нему спиной, король стремительно пошел по дорожке парка, крикнув из-за поворота: – Вы будете казнены, мастер Хэнкс! И перед смертью будете долго мучаться! Я прикажу палачам, чтобы они растянули казнь на целый день и применили к вам самые зверские пытки! Вы заплатите мне за ваше предательство, мастер Хэнкс!
Грохнула калитка, ведущая в основную часть парка, и тяжелые шаги короля затихли вдали. Тогда Хэнкс поднял голову, и в глазах его промелькнула усмешка. Он сел на мраморную скамью, нагретую королем, небрежно развалился на ней и вынул флягу из потайного кармана своего короткого суконного плаща. Провожая взглядом опадающие с вяза листья, Хэнкс с наслаждением, размеренно и не спеша, сделал несколько глотков душистого травника.
Просидев так несколько минут, он прислушался, убрал флягу, поднялся и принял прежний виноватый вид. Через мгновение снова грохнула калитка, и в дальнем углу сада показался Генрих. Подойдя к Хэнксу, король мрачно сказал:
– Ну, какие у вас есть оправдания? Предоставляю вам последнее слово.
– Спасибо, ваше величество, – ответил Хэнкс с поклоном. – Мои оправдания заключаются в том, что я стремился точно исполнить вашу волю, государь.
– Как это? – спросил король, сдерживая свой гнев.
– Вчера ночью, вернувшись с охоты, вы определенно заявили, что хотите добиться развода с королевой, не так ли?
– Так.
– Письмо ее величества является решительным шагом к разводу. Королева взяла на себя неприятную обязанность сообщить императору о распаде вашего брачного союза. Мы можем быть только благодарны ей за это.
– Но она в своем письме обвиняет меня во всех смертных грехах! – раздраженно заметил король.
– Естественно. Чего еще ждать от разозленной женщины? Извольте заметить, однако, что ее нападки на вас основаны на эмоциях, а не на фактах, поэтому письмо не может служить обвинительным документом против вашего величества, – и не будет использовано в этом качестве ни императорским, ни папским двором. Они бы выставили себя на всеобщее посмешище, если бы стали ссылаться на вздорные женские измышления в борьбе против вас.
– Но Екатерина требует, чтобы я был свергнут! Она хочет лишить меня короны! – закричал Генрих.
– Конечно. Женщины необыкновенно мстительны, и в своей мести безжалостны. Тем не менее, призывы королевы остаются пустым сотрясением воздуха, поскольку право принимать решения принадлежит не ей, а императору и святейшему папе. Полагаю, что они захотят лишить вас короны и без подсказки королевы. Но мы, ваши преданные слуги, сумеем защитить ваше величество от их козней, – Хэнкс встал на одно колено перед королем.
– Подсказка! Это не подсказка – это заговор! Екатерина могла бы взойти на эшафот, если бы вы задержали ее посланника и перехватили письмо, – жестко сказал Генрих.
– Да, у вас были бы неоспоримые доказательства ее вины, на основании которых ваш суд, несомненно, приговорил бы королеву к смерти, – согласился Хэнкс, глядя на короля снизу вверх. – Однако, ваше величество, развестись с королевой – это одно, а казнить королеву – это совсем другое. Казнь ее величества настроила бы против вас весь цивилизованный мир, и война с императором стала бы неизбежной.
– Но письмо могло бы стать если не основанием для смертного приговора, то формальным поводом для развода, – об этом вы не подумали, мастер Хэнкс? – проворчал король.
– Зачем выносить на люди всю ту грязь, которую ее величество вылила на вас? Я уже имел честь доложить вам, что нельзя серьезно относиться ко всякому вздору. Есть более серьезные основания для развода; о них говорилось на Совете, и в ближайшее время они будут вынесены на рассмотрение парламента. Таким образом, не ваша прихоть и не капризы королевы, но воля народа, которым вы, ваше величество, управляете, станет причиной расторжения вашего брака. Глас народа – глас Божий, и король не может не прислушаться к нему, – торжественно сказал Хэнкс.
Генрих скрестил руки на груди и насупился. Хэнкс терпеливо ждал королевского волеизъявления.
– Ладно, мастер Хэнкс. Считайте, что на этот раз вы спаслись от топора палача. Но горе вам, если вы когда-нибудь мне измените! – произнес Генрих с угрозой.
– Моя жизнь всецело принадлежит вашему величеству, – склонился Хэнкс почти до земли.
– Конечно, а как же иначе? – буркнул король. – Поднимитесь, мастер Хэнкс, вы прощены.
Хэнкс встал и снова поклонился королю. После этого мажордом, наблюдавший эту сцену издали, решился подойти к Генриху и доложить ему:
– Ваше величество, лорд-канцлер сэр Томас и королевский советник сэр Джеймс почтительно просят аудиенции.
– Позвольте мне удалиться, ваше величество? – спросил Хэнкс.
– Да, но эти джентльмены? Что мне сказать им?
– Если вам угодно, государь, обнадежьте обоих. Ее величество не поплатится за свое неосторожное послание, – скажите вы сэру Томасу; развод с ее величеством отныне неизбежен, – сообщите вы сэру Джеймсу. И то, и другое – сущая правда.
– Я разведусь с королевой, однако не причиню ей вреда… Да, вы правы, мастер Хэнкс. Но, Господь Вседержитель, с каким наслаждением я бы посмотрел, как моей дорогой Екатерине отрубили бы голову на плахе!..
* * *
Этот день едва перевалил на вторую половину, а в Лондоне уже стали распространяться слухи о заговоре королевы. Никто ничего точно не знал, но все почему-то одинаково утверждали, что королева замыслила произвести государственный переворот по плану императора, но заговор был вовремя раскрыт (одни говорили – сэром Томасом, другие – сэром Джеймсом), после чего король приказал поместить королеву под домашний арест до суда. Про Анну Болейн рассказывали разное: некоторые упоминали о ее хитрости и коварстве, и жалели короля, страдающего от происков этой хищницы; но были и такие, кто считал Анну подставной фигурой в сложной политической игре.
