Роману глазки.
Время шло. Спустя полторы недели после знакомства в приёмном покое, Роман начал казаться мне не таким уж и упёртым, бестолковым, непрошибаемым. Да и головные боли у него полностью сошли на нет. Этот момент крайне радовал. После того памятного разговора мужчина держался и режим больше не нарушал. Правда, при каждом обходе сверлил меня взглядом и сопел, как ёж, когда я “продлевала” запрет.
Несколько раз заглядывал Андрей. Мужчины о чём-то шушукались. После посещений начальника службы безопасности наш “генеральный” впадал в уныние. Ни с кем не разговаривал. Бурчал себе что-то под нос, явно злое. Это со слов соседей по палате.
Пару раз в неделю являлись родители моего пациента. Такие дни были нервными не только для Романа, но и для нас с Николаем Захаровичем. Екатерина Георгиевна явно проверяла нас на прочность. Однажды “в гости” заехал Денис. О чём разговаривали братья, мне не доложили. Однако эта встреча повлияла на пациента благотворно.
— Здравствуйте! — вошла я в палату. — Виктор Степанович, для вас радостные новости — завтра на выписку. Константин, к сожалению, вас мы готовим к переводу в область. Далее мы бессильны. Вам нужна помощь специалистов другого профиля.
— Спасибо, Анастасия Алексеевна, — обрадовался мой “информатор”.
Жаль с ним будет расставаться. Умеющий разговорить кого угодно, он очень помогал мне. И дело не в Романе вовсе. Константин тоже прошёл через аварию, вот только потерял в ней жену и дочь. Пока восстанавливали его тело, приходилось колоть препараты. Дальше ему нужна была помощь уже совсем других специалистов. Бумаги для перевода в психоневрологический диспансер я подготовила ещё два дня назад, а отправку затягивала… Не знаю даже почему.
— Кхм, а для меня будет порция хороших новостей? — Роман вырвал меня из размышлений.
— Для вас? Для ва-а-а-ас… — медленно протянула я, задумавшись. — А с вами мы попробуем снять запрет на телефон. Но! Без чтения, договорились?! Ограничимся пока только звонками.
— Спасибо и на том, — улыбнулся мой пациент. — Анастасия Алексеевна, а когда мне можно будет вставать? Я готов даже на костыли. Не могу я так больше…
Ну, эта просьба вполне объяснима. Здоровый, сильный мужчина уже десять дней лежит пластом.
— Завтра вы записаны на рентген. Посмотрим, как у нас дела, и решим.
Роман Витальевич Ворожбин
Мне разрешили вставать. Какое же это счастье — ходить! Даже костыли не раздражали.
А ещё через несколько дней было великое совпадение: Международный женский день и суточное дежурство Настеньки.
Правы были мелкий с Андрюхой, эта девочка действительно что-то со мной сделала. Нет, я продолжал посвящать всего себя работе, но… всё свободное время думал о ней. Какая же всё-таки Настя необыкновенная. С одной стороны, такая ранимая, маленькая девочка, которую хотелось спрятать от этого злого и жестокого мира, окружить любовью и заботой. А с другой, разъярённая тигрица, что перегрызёт за своих пациентов горло кому угодно — мама моя тому пример, — и командир в халатике, которого ослушаться просто опасно.
И вот к этой противоречивой девушке меня тянуло с каждым днём всё сильнее. Если сначала её появление в палате раздражало — ну, или я так думал, — то сейчас я ждал с замиранием сердца каждого обхода, ловил её взгляд, каждое слово. Готов был часами торчать в коридоре только для того, чтобы увидеть тоненькую фигурку, словно летящую над полом.
В последний приезд Андрей привёз мне “запрещёнку”. Бутылку дорогого вина, шоколадные конфеты и… плюшевого мишку, размером с лист для ксерокса. Со сломанной ногой спрятать всё это богатство так, чтобы никто не нашёл, оказалось весьма непросто. Но когда меня останавливали трудности?!
Чтобы не сердить ту, сюрприз для которой я планировал, старался максимально лежать, ноутбук не просил, по телефону общался минимум. Короче, прикинулся “хорошим мальчиком”. Надеюсь, за прилежное поведение меня потом вознаградят.
И вот настал важный день. В устной форме все мужчины отделения сегодня поздравляли милых дам. В честь праздника нас даже усиленно покормили. Хотя это могло быть связано и с других моментом. Во второй свой приезд мама “попала на обед”. Я уже не помню, что конкретно нам принесли, но… возмущалась она долго, громко, со знанием дела… Медсёстры потом шушукались даже, что до главного врача больницы дошла. И вот уже третий день подряд на завтрак у нас было сливочное масло на булочку, в чае плавал лимон, котлеты стали вполне съедобными. Сегодня же на ужин даже сосиски дали.
Я с волнением ждал отбоя. За те две недели, что пролежал в отделении, выучил привычки всех хирургов. Мужчины отправлялись в ординаторскую после семи вечера. Если не было вызовов в приёмное, то выходили оттуда лишь к семи утра. Настя же постоянно была в движении, чем крайне злила постовых медсестёр. Последний раз обходила она палаты после девяти вечера. Просто стояла у дверей секунд тридцать, прислушиваясь. Затем улыбалась, кивала сама себе и шла к следующей палате. Мне об этом рассказал Степаныч. А чуть позже я и сам увидел.
Итак, сегодня на сутках была “фея”. В начале восьмого я “случайно” услышал её тихое:
— Ну ладно, идите. Только чтобы были на связи! Дверь в ординаторскую я оставлю открытой, чтобы услышать вызов, если поступит на пост.
— Анастасия Алексеевна, но у нас же все ходячие сейчас, — попыталась возразить ей медсестра.
— А если станет плохо? Что, побегут?! — парировала врач. — То-то же! Идите. Но чтобы не позже двух были в отделении.
Вот так я и выяснил, что…
Сердце стучало в груди так, будто я только что пробежал марафон. Я крался по коридору на костылях, стараясь не производить ни звука, и боялся, как зелёный мальчишка. А что если она поднимет меня на смех? Что если выставит из ординаторской, не дав произнести и слова?! А вдруг я ей не нравлюсь? Да и разве может нравиться юной красавице такой старик, как я?!
Раза три порывался вернуться в палату. Столько же ругал себя за трусость. Отстаивать свои идеи, некоторые из которых шли вразрез с советом директоров, не боялся, а тут…
— Анастасия Алексеевна, разрешите войти, — прошептал я в темноту ординаторской.
Ответа не последовало. Вышла куда-то? Уйти или подождать её здесь?! Эх, была ни была… Крадучись, насколько это возможно на костылях, вошёл в комнату. Ковёр заглушал звуки. Настя лежала на диване, подложив под голову руку. Вот дурак! Она же спит! А я тут…
— Ворожбин?! Что-то случилось? — послышался усталый голос ровно в тот момент, когда я уже развернулся, чтобы тихонько уйти.
— Я… Тут это… — замялся. —
