– Не трогайте меня! Уходите! Мерзкие твари, вы их убили! Марселина…
По щекам девушки текли слезы. Но ее не оставили в покое. Кто-то попытался отнять у нее Марселину, но она вцепилась в тело подруги еще крепче. Она не отдаст им ее! Больше никто не сделает ей больно! Но ее продолжали тормошить, голоса зазвучали громче. Марселина застонала, и Изабель показалось, что еще немного – и ее голова попросту лопнет.
– Оставьте нас в покое! Чтоб вам, мерзавцам, провалиться! Насильники! Убийцы! Не трогайте нас! Возвращайтесь откуда пришли!
Двое мужчин подняли труп Тупине. Марселину в конце концов у нее отняли, а саму Изабель заставили встать. Однако ноги отказывались ей служить. Изабель пошатнулась, но кто-то успел ее подхватить. Стоило ей уткнуться носом в красную куртку, как в голову пришла шальная мысль – насильник вернулся, чтобы довести начатое до конца. Она вскрикнула и попыталась царапнуть солдата по лицу, но тот успел перехватить ее руку. Ощутив, как что-то твердое прижимается к ее животу, Изабель решила, что настал ее смертный час, и вновь закричала. Солдат поспешно сдвинул набок ножны, как только понял, что эфесом своей шпаги причинил девушке боль.
– Dinna be afraid, Isabelle, ‘t is me, Alexander…[123]
Она не сразу поняла, кто к ней обращается, но имя показалось знакомым. Александер… Александер? Изабель прильнула к груди молодого человека и зарыдала, изливая на него свои горе и страх. Ласковые руки обняли ее и принялись укачивать. Ей было безразлично, куда он ее несет. Хоть на край света, лишь бы только он был рядом! Наконец он остановился и прижал к груди так крепко, что она услышала биение его сердца. Он шептал слова, которые она не понимала, но уже по тому, с какой злостью они были произнесены, можно было угадать, о чем речь.
Он усадил ее на мокрый песок пляжа и произнес мягко:
– ‘T is over, Isabelle[124]. A Thighearna! Mic an diabhail sin! Их поймали! За то, что эти подонки сделали, их будут судить и повесят…
Фраза оборвалась, и он… всхлипнул? У Изабель вдруг закружилась голова, и она почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу. Она шарахнулась в сторону, и ее тут же стошнило. Ужас пережитого наконец достучался до онемевшего сознания. Неконтролируемая дрожь овладела ее телом, в то время как перед глазами заново прокручивалась жуткая сцена нападения: истошно кричит Марселина, падает от удара ножом Тупине…
Набрав в горсть песка, она стала ожесточенно тереть себе рот, чтобы не осталось даже малейшего следа, который мог оставить насильник. Острые мокрые песчинки врезались в нежную кожу, причиняя боль, но Изабель не обращала на это внимания. Она взяла еще горсть и принялась тереть с еще большим жаром. Когда она была готова поднять юбку, чтобы очистить бедра, Александер ее остановил.
– Я грязная, мне надо… надо…
– Изабель! No!
– Он меня…
– No! ‘T is over! – Александер не дал ей договорить. Его голос звучал довольно жестко, но Изабель поняла, что он взволнован до глубины души.
Он не хотел знать, не хотел видеть. Не хотел слышать правду, какой бы она ни была. Ужасный страх камнем давил ему на грудь. Теперь Изабель не позволит ему приблизиться, не даст к себе прикоснуться! Она выплеснет на него всю свою ненависть и отчаяние. Думать об этом было невыносимо…
Лицо девушки исказилось, и она попыталась вырваться. Она испытывала непреодолимую потребность в том, чтобы очиститься от этой грязи, чтобы уничтожить жуткий запах насилия. Но стоило ей увидеть выражение лица Александера, как она перестала отбиваться и замерла. Он смотрел на нее со странным выражением, словно хотел пронзить ее этим взглядом. Внизу живота у нее вдруг проснулась глухая боль. В глазах Александера читалась беспроглядная тоска и… еще что-то, что заставило ее испугаться.
– Алекс! – взмолилась она, сдерживая слезы.
Он помотал головой из стороны в сторону и смежил веки. Боль стала невыносимой. Она уцепилась за ворот его рубашки.
– Алекс!
Он никогда ее не полюбит! Ему не нужна изнасилованная женщина. Пусть даже тот мерзкий тип не успел сделать самое страшное, он ее осквернил!
– Алекс, посмотри на меня!
И вдруг новый страх сковал ее сознание. Что, если мужские прикосновения отныне станут ей противны? И поцелуй Александера больше не разбудит в ее теле сотни тысяч бабочек? Если она тоже никогда не сможет никого полюбить?
Словно бы желая изгнать из сердца страх, Изабель прильнула губами к губам Александера. Сперва он попытался ее оттолкнуть, но девушка цеплялась за него так отчаянно… Наконец он положил свои большие ладони ей на спину и крепко прижал к себе. Смешиваясь со слюной, песок ранил нежную кожу губ, скрипел на зубах. Но кто обращает внимание на такие мелочи, когда нужно немедленно убедиться, что твоя любовь взаимна и не зависит ни от каких условностей?
– Мне так жаль, Алекс! Так жаль… – всхлипывая, проговорила она.
– Мне тоже, a ghràidh… Мне тоже жаль…
Усталые, но уверившиеся в чувствах друг друга, они долго сидели обнявшись на берегу реки и слушали, как вода плещет о камни. На некотором отдалении Изабель увидела пятерых солдат-хайлендеров. Похоже, они сдерживали толпу любопытных, собравшуюся к этому времени на набережной. Изабель поежилась от холода. Это было неудивительно, ведь на улице уже ноябрь. Странно только, что до этой минуты она его не ощущала…
* * *
Мадлен взвизгнула и отдернула ногу. Весьма довольная собой, Изабель засмеялась.
– Иза, у тебя ноги холодные, как ледышки! Быстро клади их на грелку!
– Ты намного теплее и мягче, чем грелка, моя дорогая кузина! И я так привыкла делить с тобой кровать, что в монастыре подолгу не могла заснуть!
Девушки прижались друг к другу, чтобы сохранить тепло в нагретой несколькими грелками постели. Какое-то время они лежали молча и каждая думала о своем. Погода стояла ветреная, на окне без конца хлопали ставни. Снег укрыл дома своим пушистым белым одеялом и теперь ярко блестел в лунном свете.
– Я скучала по тебе, Иза. Я так рада, что ты поправилась!
– Я тоже. Оказывается, я теперь не люблю спать одна, особенно после…
Мадлен сжала ладошки Изабель в своих руках и подула на них, чтобы согреть. Облачка пара вырывались изо рта, стоило только заговорить, и носы у обеих были красные от холода. Во всех каминах и в очаге на кухне горел огонь, но стуже удавалось проникнуть в дом через мельчайшие щели, и его обитатели за ночь успевали замерзнуть. Изабель зябко поежилась и натянула одеяло на голову, хотя обе девушки были в теплых шерстяных чепчиках.
Она была рада вернуться наконец домой, к родным и спать в своей постели. Но самое приятное – что Мадлен снова рядом и, казалось, они, как и раньше, были сердечными подругами. Ночью в монастырской келье, где девушка ночевала одна, Изабель часто снилось, что она отбивается от насильника, поэтому просыпалась от своего крика. Одиночество не приносило ей ни капли успокоения.
