А это значило, что его земля вернется к нему.
Он неуверенно поднялся на ноги и повернулся, чтобы посмотреть на горную гряду, возвышающуюся за рекой. Над верхушками деревьев виднелись огни Белладу, огромного каменного дома, построенного потом и кровью людей кикую. Подумав о белых людях, живущих там, Дэвид прошептал:
— Скоро…
Мать подошла к нему и сказала:
— Иди к своей жене, Дэвид Кабиру. Она ждет.
Он вошел в хижину и застыл на пороге. Тлеющий огонек костра наполнял воздух дымом. Глиняные стены отлично сохраняли тепло. Запах дождя и пива наполнил его ноздри. При виде распростертой на кровати обнаженной Ваньиру Дэвиду стало трудно дышать.
Он почувствовал себя тружеником, для которого настал черед платить подать.
Женщина имела право требовать от своего мужа исполнения супружеских обязанностей. По законам кикую, если она не удовлетворена сексуально, если он не дарит ей детей и не может исполнять свой супружеский долг, она имеет право прогнать его и вернуться в свою семью. Дэвид отчаянно хотел показать ей, как сильно любит и желает ее и как хочет доставить ей удовольствие. Но он был без сил. И чувствовал, что у него сегодня ничего не получится.
Ваньиру подняла руки, и он подошел к ней. Усевшись на кровать, Дэвид положил голову на ее большую грудь и попытался сказать ей, что было у него на сердце. Но он выпил слишком много пива. Язык не слушался его, равно как и любая часть его тела.
Сначала Ваньиру была терпеливой, ведь, будучи медсестрой, понимала в мужской природе много больше, чем любая другая молодая невеста. Она ласкала и гладила его. Говорила ему ласковые слова. Соблазнительно двигала телом. Но когда ее усилия не увенчались успехом, она почувствовала, как в ней вновь просыпается, казалось, забытый гнев.
Восемь лет назад ей уже один раз пришлось будить в нем мужское начало, когда он стоял на пне старого фигового дерева и выкрикивал свои решительные слова. И вот ей опять приходится заниматься этим — во время их брачной ночи!
Она села на кровати.
— Дэвид, что-то не так?
Он был раздавлен. Выпитое накануне пиво, унижение, ощущение того, что он не мужчина, — все это нахлынуло на него.
— Проклятье не на них! — закричал он, вскидывая руку в сторону Белладу. — Оно на мне!
Ваньиру была потрясена. А когда она увидела в его глазах слезы, услышала его исполненный жалости к себе голос, потрясение сменилось бешенством. Единственное, что она не могла простить мужчине, — когда он вел себя как женщина.
— Уходи, — сказала она. — И возвращайся в мою постель, когда снова станешь мужчиной.
Дэвид выбежал из хижины. Он посмотрел на своих дядей и племянников, веселящихся вокруг костра, отвернулся и скрылся в ночи.
— Послушайте, — сказал Тим Хопкинс, когда сэр Джеймс присоединился к нему на террасе, — похоже, там что-то творится, возле хижины старой знахарки. Как вы думаете, в чем дело?
Джеймс посмотрел на темное небо и подумал, долго ли осталось до дождя. Оказаться застигнутым бурей на полдороге до Килима Симба было опасно. Он решил, что все же примет приглашение Валентина остаться.
— Валентин говорит, что это сын Вачеры женится. Они построили новую хижину для него и его жены.
— Значит, на краю поля для игры в поло теперь уже три хижины.
— Да, и Вэл просто вне себя. Сказал, что утром сровняет с землей все это хозяйство и на этот раз не оставит даже хижину старухи.
«Хорошо, — подумал Тим. — Надеюсь, что сукин сын сделает это. Тогда кикую больше не станут терпеть и отомстят. Может, на этот раз они скормят лорда Тривертона своим козам!»
Из-за выполненной во французском стиле двери появилась Грейс. Она помедлила, глядя на то, как молодой Тим тихо переговаривается с Джеймсом в окутанной туманом ночи. Грейс носила очки, но из-за того, что ее правый глаз не видел, одна линза была сделана из простого стекла.
— Джеймс, — сказала она, подходя к ним.
Он заметил, что она беспокоится.
— Что случилось, Грейс?
— Роуз мне только что рассказала нечто невероятное! — Она обернулась назад, на столовую, где африканские слуги сервировали стол к ужину. — Я все еще не могу прийти в себя. Она позвала меня к себе и рассказала удивительную историю. Сейчас у нее Мона наверняка слушает все то же самое. Джеймс, Роуз собирается уйти!
— Что значит уйти?
— Она покидает Кению. Уходит от Валентина!
— Что? — спросил он так громко, что Грейс пришлось шикнуть на него.
— Валентин еще не знает. Роуз собирается сказать ему за ужином.
— Глупость какая-то. Может, она пьяна?
— Еще какая трезвая, Джеймс. Понимаешь… у нее есть другой.
Джеймс и Тим ошарашенно уставились на Грейс.
— У Роуз есть любовник, — прошептала она.
— Не может быть, — сказал Джеймс. — Она просто выдумывает.
— Мне так не кажется. Если помнишь, я как-то говорила, что моя невестка в последнее время сильно изменилась. Она вдруг снова ожила, стала более уверенной в себе. Начала раздавать слугам распоряжения. Даже уволила двух девушек. И один раз выступила против меня и сказала, чтобы я не лезла не в свое дело. Мы с Моной обсуждали это и решили, что это у нее возрастное, ведь ей сейчас сорок шесть. И вот теперь Роуз заявляет, что у нее все это время был любовник и что утром они собираются вместе бежать.
Джеймс нахмурился.
— Что-то не верится. Если бы у Роуз был любовник, об этом бы обязательно стало известно. Ты же знаешь что Кения похожа на маленький городок, где все знают все обо всех.
— Но им, похоже, удалось сохранить тайну. Никто из нас не знает его, а она прятала его все это время.
— В каком смысле?
Роуз сказала, что он один из сбежавших итальянских военнопленных, которых искали в сентябре.
— Но это было семь месяцев назад! Если бы этот человек добрался до Найэри и попытался залечь на дно, мы бы его нашли.
— Но только не там, где Роуз держала его.
— И где же?
— В эвкалиптовой роще. В своей оранжерее.
Джеймс и Тим переглянулись.
— Там? — удивился молодой человек.
— Она говорит, что сначала он был ранен. Она выходила его. Потом они переместились в пляжный домик на побережье.
— Но это невозможно, — возразил Джеймс. — Как они могли путешествовать, ведь у него же наверняка нет документов.
— Я сказала ей то же самое, но она отмахнулась и ответила, что это было проще простого. Она представила его как какого-то дальнего иностранного родственника, кажется, племянника. Потому как он был с Роуз, графиней Тривертон, и они даже не пытались скрываться, ни у кого не возникло и мысли спросить его документы. Они поверили Роуз на слово!
