Впрочем, и сам Викентий отнесся к новостройке неоднозначно. Старый дом, пусть и неказистый, крошечный, без удобств, все-таки был теплым, обжитым, наполненным семейными историями. «Намоленным», как говорят о храме. Столько всего произошло там за двадцать лет — и хорошего, и печального! Да и построен тот домик был почти целиком собственными руками.
В восьмидесятых годах прошлого столетия Викентий наравне с рабочими заливал цемент в фундамент, случалось, таскал в портфеле со стройки кирпичи, добывал всеми правдами, а чаще неправдами дефицитные в то время строительные материалы. Проект тоже делал сам. Особенно гордился основательной лестницей из дуба, по которой можно было подняться на просторную лоджию, а еще красивой печкой, сложенной посреди комнаты и отделанной плиткой.
Тот «домик кума Тыквы» — с одной комнатой на первом этаже, печкой, лестницей и мансардой с лоджией — когда-то казался им всем верхом благополучия. Да и в деревне, где преобладали деревянные почерневшие развалюхи, на «дом москвича» все поглядывали с нескрываемой завистью. В то время обитатели домика жили как все. Люся сажала на шести сотках роскошные ирисы и пионы, ее дети, Стасик и Катюшка, плескались в крошечной речке возле дома. Сын профессора Гарик катал на мопеде девушек и таскал карасиков из маленького пруда. Словом, все были жизнерадостны, молоды и счастливы.
Прошло два десятилетия. Семья выросла из избушки на пригорке, как вырастают из старого, любимого, но безнадежно вышедшего из моды добротного пальто. То, что все домочадцы вдруг перестали помещаться на старой даче, было полбеды. Главное — дачный домик теперь не соответствовал новому статусу Викентия Модестовича. Он компрометировал успешного бизнесмена, словно неловкий деревенский родственник нового русского. Сюда стало неприлично привозить новых партнеров по бизнесу и старых успешных друзей. Что уж говорить о капризных и заносчивых богемных персонажах, с которыми Викентий Модестович работал в последние годы! Тогда-то Викентий и принял историческое решение: на старом месте надо возводить новую усадьбу, а точнее — большой дом со всеми удобствами, гаражом, домиком для прислуги и бассейном.
Стройку осилили за пару лет и зажили на старом месте по-новому. Но как отменить память? Ностальгия частенько сжимала сердце Викентия Модестовича. Ему временами казалось, что в старом домике было уютнее и веселее, чем в нынешнем. «Наверное, я сам тогда был моложе», — успокаивал себя патриарх, плеснув вечерком в бокал грузинского вина и уютно устроившись под пледом у камина.
Дети Викентия, Люся и Гарик, тоже втайне жалели старый дом, однако старались не подавать виду. Зато внуки — Стасик и Катя — были счастливы, когда старая кирпичная избушка рассыпалась на груду кирпичей. Давно пора! «Мы наш, мы новый мир построим!» Молодежь всей душой полюбила новый «статусный» коттедж и стала охотно привозить сюда друзей и подружек. Молодых, в отличие от старшего поколения, даже забавляли самолеты, с грохотом пролетавшие над домом. Аэропорт Домодедово, расположенный неподалеку, в последние годы оживился и теперь принимал и отправлял лайнеры днем и ночью. Не то что в девяностых — тогда из-за нехватки керосина над старой дачкой пролетал за сутки один-единственный отчаянный лайнер. Зато теперь друзья Стасика развлекались, угадывая, что за борт набирает высоту, а барышни внимали им с восхищением. Сестра Стасика Катерина возила сюда пестрыми стайками подружек, словно бабочек. Правда, бабочки молчаливы, а девушки щебетали в Катиной «Фелиции», как весенние птички. Люся постоянно уговаривала себя не запоминать имена «бойфрендз и герлфрендз» своих отпрысков:
— Только познакомишься, привыкнешь, смиришься с пребыванием постороннего человека в доме — глядь, той девушки или того парня уже и след простыл, детки даже и не помнят, как их звали. А я давно их мысленно поженила и внуков понянчила, — делилась она материнскими переживаниями с Ангелиной за чашечкой кофе с коньяком.
Лина кивала и втайне жалела подругу. Весь дом на ней! Тут хоть десять домработниц заведи — все равно лишний раз не присядешь! А еще за личную жизнь детей переживай…
Однако, едва взглянув на новую девушку Стасика, все обитатели дома поняли: тут можно не беспокоиться, это совсем-совсем другое. Всерьез и надолго. Причем счастливый билет вытащил не только Стасик, но и они все. Дивный золотоволосый ангел по имени Серафима нежданно осенил их своим нежным крылом. За что им — немолодым, ворчливым, замотанным жизнью — такая милость? Лина, как и все в тот миг, захотела, чтобы ангел не исчезал, позволил им хоть ненадолго побыть с ним, а вернее, с нею рядом. Лина с умилением думала: отныне приятный долг каждого из обитателей дома — радовать это хрупкое и нежное создание с удивительно мелодичным голосом. А еще лучше — приручить и поселить здесь навсегда, словно чудесную золотую птицу, посланную самой судьбой. Может быть, эта девушка вернет в дом радость и еще что-то нематериальное, невесомое, невыразимое, навсегда утраченное за годы строительства новой комфортной буржуазной жизни.
А в беседке тем временем шло полным ходом очередное заседание «клуба пикейных жилетов». То бишь тех, кто любит в свободное время поболтать о политике, не очень-то в ней разбираясь. Утренний звонок и отъезд Люси взбудоражили дачников, и беседа вновь свернула на опасную политическую дорожку.
Тон в споре задавала «неистовая Марианна». Речь шла о вытеснении в центре города дешевых «народных» магазинов дорогими супермаркетами. Дама настаивала: без мэра тут явно не обошлось.
Марианна Лаврентьевна всю жизнь с кем-нибудь боролась: то с сантехником, то с участковым, то с врачом из местной поликлиники, то с владельцем магазинчика возле дома. Незаметно борьба стала образом жизни неуемной дамы. Причем с каждым разом противника она выбирала все могущественнее, медленно, но верно продвигаясь наверх по запутанным коридорам власти. Победив местного дворника, плавно перешла к начальнику ДЕЗа, затем к главе управы. Затем познакомилась с милицейским начальством района, стала своим человеком в районном суде… Домочадцы Викентия с ужасом ждали, когда она доберется до городского головы… Но на хозяине управы она неожиданно тормознула. После одного из визитов бодрой старушки и ее длиннющих, однако весьма грамотно составленных жалоб глава управы сломался. Народный избранник понял: проще сделать Марианну Лаврентьевну своей сторонницей, чем с ней бороться. Не так давно пожилая дама получила корочки внештатного советника главы управы и теперь входила в коридоры власти уверенной и твердой походкой революционного комиссара.
