Мэри Стюарт - Лунные пряхи

— И по-твоему, я буду прекрасно спать?

Он пожал плечами, едва заметно скривив губы. Потом бросил быстрый взгляд на запад.

— Ну хорошо. Как только начнет темнеть, я пойду. — Он перевел взгляд на меня. — Мы ничего не скажем Марку, пока я не уйду.

— Да, лучше не будем. Он ведь только станет волноваться за меня, правда?

Ламбис улыбнулся:

— Ему очень не нравится быть беспомощным, вот что. Он из тех, кто чувствует себя ответственным за все на свете.

— Он, должно быть, с ума сходит из-за Колина. Если Марк заснет, ты сможешь уйти и вернуться, а он ни о чем не узнает.

— Так было бы лучше всего. — Ламбис поднялся на ноги. — Оставайся здесь, пока я не подам тебе знак, ладно? До своего ухода я присмотрю за ним. Тебе ничего не придется делать — только следить, чтобы он вдруг не проснулся в жару и не попытался выползти из хижины, чтобы искать брата.

— С этим я справлюсь, — заверила я его.

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз все с тем же непроницаемым, чуть ли не сердитым выражением лица.

— Думаю, — медленно проговорил он, — что ты справишься с чем угодно. — Потом вдруг неожиданно улыбнулся, искренне и дружелюбно, и добавил: — Даже с Марком.

Ламбис отправился в путь, когда стало смеркаться. Сразу после того как солнце скрылось за линией горизонта, будто утонув в море, все погрузилось во тьму. Эти два долгих часа до заката солнца я провела на уступе, внимательно наблюдая за окрестностями, и не заметила нигде ни малейшего движения, если не считать коротких пробежек Ламбиса за водой — от хижины и до заводи.

Теперь же, когда очертания моря и гор начали постепенно расплываться, я снова увидела его в дверях хижины — сверху он казался совсем маленьким. На этот раз он сделал несколько шагов, затем остановился, посмотрел в мою сторону и поднял руку.

Я тут же вскочила и сделала ответный жест рукой, а потом осторожно спустилась к нему.

Понизив голос, он сказал:

— Марк спит. Я напоил его остатками кофе и промыл рану на руке. Кажется, она выглядит получше. У него небольшой жар, он говорит разные глупости, но больше не рвется наружу. У тебя с ним не будет проблем. Термос я наполнил водой, так что тебе не понадобится никуда выходить.

— Прекрасно.

— Ну, я пошел. Ты не боишься?

— Боюсь немного, но это же вполне естественно. И ничего не меняет. Ты будешь очень осторожен?

— Конечно. — Он вроде бы заколебался, а затем рука его привычным движением скользнула к бедру. — Возьмешь эту штуку?

«Этой штукой» оказался нож, лежавший поперек его ладони. Я покачала головой:

— Держи его при себе. Если кому-то из нас он и может пригодиться, то скорей тебе. В любом случае мне его оставлять без толку — я и воспользоваться-то им не сумею. Да, вот еще что, Ламбис…

— Что?

— Сидя там, наверху, я все размышляла: разве не могло случиться, что Колину удалось сбежать от них? Или вдруг даже они сами его отпустили? Они ведь знают, что Марк куда-то скрылся и, возможно, жив. Должны же они понять, что накличут на себя лишние неприятности, если убьют Колина. То, первое убийство, наверное, результат каких-то местных разборок, и они рассчитывали спрятать концы в воду, но если сюда окажутся вовлечены двое британских подданных — это совсем другое дело.

— Я и сам об этом подумал.

— И если бы он, Колин то есть, вырвался от них, он прежде всего отправился бы искать труп Марка, а не найдя его, пошел бы прямиком к яхте, правда?

— И об этом я тоже думал. Я все еще надеюсь найти его там.

— Если только они не нашли уже яхту… — с сомнением проговорила я. — Ведь если нашли, они наверняка свяжут ее с Марком. Скажи, а тропинка, эта самая «древняя тропа», ведет прямо к старой гавани? Могут они предположить, что именно туда направлялись Марк с Колином? В таком случае будь уверен: они глаз с нее не спустят.

Он отрицательно покачал головой.

— Тропинка идет через холмы, мимо церкви, а потом разветвляется: одна дорожка ведет на север, где на возвышенности стоит деревня Аногия, куда ушел тот критянин, а вторая — в другую деревню, она расположена на побережье, дальше к востоку. Там еще проходит дорога на Фестос, где хранятся всякие древности и куда часто приезжают туристы. Убийцы наверняка подумают, что Марк пойдет туда. С чего бы им искать яхту? У Марка с Колином был рюкзак, вполне можно было подумать, что они просто гуляют, а спят под открытым небом, а ту ночь, видимо, собирались провести в старой церкви. Люди иногда совершают такие странные поступки, особенно англичане.

— Что ж, будем надеяться, ты прав. Будем надеяться, мысль о яхте им и в голову не придет. Скажи, ее очень легко заметить с берега?

— Нет, но я спрячу ее еще лучше. Там была пещера… не совсем пещера, а углубление между скалами, незаметное с берега. Я помещу яхту туда, там вполне безопасно. А ветра сегодня ночью не будет.

— Но если Колин вернется туда и не увидит ее на прежнем месте?..

— Все равно он ее отыщет. Если он туда придет, а ее не будет, ты же знаешь, что он сделает, — как и любой другой на его месте. Сначала он подумает, что перепутал место, и станет искать. Там мало скал и бухточек, он все их осмотрит и найдет ее.

— Да, конечно. Так поступил бы каждый. Если ожидаешь увидеть что-то на определенном месте, то просто не веришь, что этого предмета там не может быть. — Я взглянула на Ламбиса с нескрываемым уважением. — Ну а ты? Ты действительно рассчитываешь найти его там?

Он бросил быстрый взгляд на дверь хижины, словно боясь, что Марк может его услышать.

— Я знаю не больше твоего, тэспойнис.[2] Возможно, они теперь напуганы из-за того, что стреляли в Марка, и лишь пытаются убедить Колина молчать, а Колин по-прежнему ищет брата. Не знаю. Может быть, никакой опасности и нет.

— Но сам ты в это не веришь.

В наступившей паузе, пока он обдумывал свой ответ, я услышала высоко над нашими головами, в темнеющем небе, крик каких-то припозднившихся чаек. Звук этот, приглушенный расстоянием, показался мне удивительно тоскливым.

— Нет, — наконец сказал он. — Я в это не верю. Здесь опасно. Человек, которого я видел, опасен, как опасен дикий зверь. И люди, о которых говорил Марк… Да, здесь опасность, я ее чувствую. Она витает в атмосфере этих гор.

Я улыбнулась, пытаясь ободрить его:

— Возможно, тебе так кажется, потому что ты отвык от них. Ты стал городской пташкой, как и я. Теперь высокие горы вселяют в меня страх.