— Эй, красавица, просыпайся! Я хотел тебя убить, но оказался таким же слюнтяем, как и твой приятель. Давай, приходи в себя, ему совсем худо. Ну же, Тори!
Меня душит кашель, и я переворачиваюсь на живот, чтобы легче было откашляться. Сколько я так лежу, если успела обсохнуть? Обсохнуть, как же… Интересно, где моя одежда?
— Я уже все видел, не стоит беспокоиться о мелочах.
Видали нахала? Мелочи, ишь ты!
Я фокусирую свой взгляд на том месте, откуда идет голос. Бывший пленник смотрит на меня задумчиво и немного иронично. Надо было убить его. Почему я его не убила? Ладно, еще успею.
— Меня зовут Луис Рауль Алехандро Мигель Исидор Эстебан Домингес.
— Твои родители специально это сделали? Ну, чтобы ты навсегда остался холостяком, придумали тебе столько имен. Ни одна женщина не запомнит их, ни один священник не произнесет без шпаргалки, да и тебе надоест повторять.
— Какой у тебя злой язык.
— Где моя одежда?
— Вот, успела высохнуть. Оденься, сделай божескую милость, а то я здесь уже почти два месяца, не надо испытывать мое терпение.
— Горячие латиносы, черти бы вас всех побрали! Где мой рюкзак?
— Вот, держи. Я взял только свое. — Парень демонстрирует пистолет. — Ты оставила мне намного меньше.
Но мне как-то не до него. Я достаю контейнер с лекарствами и инструментами. Все, слава богу, уцелело, вода внутрь не проникла. Я одеваюсь и оглядываюсь на Эда — тот бледен и без сознания, но дышит нормально. Хотя даже сквозь загар видно, что плохи его дела.
— Я вытащил сначала тебя, а потом его.
— Лучше бы наоборот, он же ранен.
— Из вас двоих ты более ценна. У тебя нет опасных предубеждений и есть несколько нужных навыков. К тому же я склонен к разнополому сексу.
— Даже не думай об этом!
— Почему? Помечтать всегда можно.
— Тебя в детстве, похоже, не предупредили, что от онанизма сохнет мозг, потому в твоей башке его так мало.
Парень дернулся от неожиданности, глаза его загорелись опасным огнем.
Эй, я тебя не боюсь! И мне чихать на твою ранимую душу. А вот если Эд потерял свой рюкзак, будет очень плохо. Собственно, и так куда уж хуже: у журналиста шок, он сильно ударился обо что-то ребрами. К счастью, на перелом не похоже. Я привожу его в чувство, он долго болезненно кашляет. Обрабатываю рану, меняю намокшую повязку и ввожу очередную дозу антибиотика. Может быть, не все так плохо. Только нужно найти спокойное место — ему бы отлежаться два-три дня.
— Ты всегда говоришь первое, что приходит в голову? — интересуется здоровяк мачо.
Я усмехаюсь про себя. Вообще-то никогда, но ему об этом знать не надо.
— Конечно. А что?
— Когда-нибудь ты из-за своей способности попадешь в большие неприятности.
— Да ладно… Все зло на свете от того, что люди думают одно, говорят другое, а делают нечто третье.
— Это называется — такт и воспитание.
— Это называется — ложь и двойная мораль. И не для того я шляюсь по джунглям, чтоб меня учил жизни бродяга в рваных штанах.
— А для чего ты шляешься по джунглям?
— Ни для чего. Не твое дело. Где хочу, там и шляюсь, ты мне не указ. Вот, подержи здесь, я его перевяжу, а потом займусь твоей рукой. Чего морду кривишь? Ты распорол чем-то руку от локтя до плеча и перемотал грязной тряпкой. Думал, не замечу? Не бойся, чико, будет не очень больно.
— Не называй меня «чико».
— Как захочу, так и буду называть.
— Я тебя убью.
— Слышала уже, ты обещал. Обещанного три года ждут, знаешь?
— Как это?
— Пословица такая есть.
— Никогда не слышал.
— Еще бы!
— Эх вы, хватит вам уже…
Глаза у Эда голубые и несчастные. Куда я смотрела? Да никакой он не просоленный журналюга, а просто мальчик из хорошей семьи, который решил кому-то доказать, что и он мужчина. Щенок ты шелудивый, а не мужчина! И загар твой совсем не тот, что человек получает, шастая по миру. Ты просто долго лежал голым в солярии — слишком равномерно и не слишком глубоко загорел. Парень, кого ты хотел провести?
— Закрой хлебало, Эд! Из-за тебя я оказалась в таком дерьме! В твоей башке куча всякого хлама, который может стоить нам жизни, если ты не прекратишь цитировать учебники воскресной школы. Давай, Луис, свой бицепс, посмотрю, что там у тебя. И не кривись, а то сейчас как заеду в ухо, так голова отлетит. Прямо передвижной лазарет, лечи вас всех…
Я так зла на них, что в шаге от убийства. Не терплю глупых накладок, а они сыплются, как град. Дернул же меня черт лететь в том самолете… Хотя выбора не было, ни одного билета на ближайшие дни не оказалось — идиоты болельщики ломанулись на футбол. Я спешила, у меня было предписание, а теперь спешу еще больше. Только что с того? У меня на руках двое раненых, а единственное, к чему я отношусь совершенно однозначно, так это к своему врачебному долгу. Люди, конечно, склонны к смерти, и тут ничего не поделаешь, но никто из них не умер от того, что я отказалась выполнить свой долг.
— Чего ты злишься?
Ишь ты, каким коммуникабельным мачо оказался! Нет бы раньше!
— А с чего бы мне радоваться?
— Мы все еще живы.
— В любом случае явление временное. Кстати, где мы находимся?
— Я и сам думаю над этим.
А подумать есть о чем. Вокруг нас кипит жизнь, но — как-то своеобразно. Мы находимся в глубокой расщелине: по бокам высокие вертикальные стены, а посредине озеро. В него-то мы и плюхнулись — ого, с какой высоты! Ландшафт явно вулканического происхождения. Мы расположились на ровном, как стол, камне, немного поодаль видна полоска песка, а за ней стена леса. Пушистые ветки зазывно машут нам, но как-то мне здесь тревожно.
— Хочешь сказать, что не знаешь этого места? Кто ты вообще такой и что здесь делаешь?
— Я уже слышал эти вопросы вместе с ужасными угрозами. — Луис тоже рассматривает окрестности. — Собственно, те же вопросы я хотел задать вам обоим, но природный такт и хорошее воспитание помешали мне. А я просто путешествую, ищу приключений и острых ощущений.
— И как, нашел?
— Ты же видишь.
Врет как сивый мерин. Как же, путешественник — с таким-то пистолетом! Хотя без пистолета путешествовать здесь и вовсе никак. Но из него такой путешественник, как из меня папа римский.
Я быстро произвожу инвентаризацию. Главное, что оружие при мне, магазин полный, патроны на месте, инструменты в порядке, вечернее платье и туфли целы, даже не успели намокнуть. Все остальное приложится, надо только поскорей выбираться отсюда.
— Эд, ты можешь идти?
— Да, только отдохну немного.
— Тогда перекусим. Кстати, Луис, а что за деятели гнались за нами, ты не в курсе?
