— Джеймс, я тебе это уже говорила и больше не хочу повторять! Я не буду носить с собой пистолет.
Грейс вложила револьвер обратно в руки Джеймса и пошла прочь.
— Черт побери, Грейс! Послушай меня! Ситуация более чем критическая! Все миссии находятся в опасности. Ты слышала, что произошло в шведской миссии на прошлой неделе?
Грейс сжала губы в упрямую линию. Да, она слышала об этом; и это настолько ее потрясло, что с тех пор она не могла спать по ночам. То, что эти проклятые террористы May May сделали с бедными, невиновными людьми, было даже еще хуже, чем резня в Лари тогда, в марте. А кроме того, теперь нападения совершались прямо среди бела дня! May May осмелели, их преступления становились все более вероломными.
Правительство, по мнению Грейс, совершило большую ошибку, осудив Джомо Кеньяту и приговорив его к семи годам исправительных работ. Она считала, что его вообще нельзя было арестовывать, ведь не существовало никаких доказательств того, что именно он стоял за May May. И вот теперь, вместо того, чтобы положить конец движению за «свободу», несправедливое обращение с Кеньятой только способствовало разжиганию пламени. Тысячи беспутных, безработных молодых головорезов, у которых не было никакой цели в жизни и которые хотели лишь грабить и убивать, каждый день уходили в леса.
Активнее всего May May орудовали в районе вокруг Белладу и миссии Грейс. Самолеты Королевских воздушных сил теперь постоянно и систематически бомбардировали близлежащие Абердерские леса; британские солдаты заполонили всю округу, они устанавливали блокпосты, допрашивали всех подряд; все телефоны были взяты под контроль, все разговоры прослушивались, разговаривать позволялось исключительно на английском языке.
Движение May May набирало силу, и это выражалось не только в количестве борцов за свободу, ушедших в леса, но и в растущей поддержке всего народа кикую. Африканцы учили детей заменять в церковных гимнах слово «Бог» на «Джомо». Слуги, которые раньше были беззаветно преданны своим хозяевам и которым те полностью доверяли, теперь становились добровольными или невольными агентами May May; белым поселенцам было приказано в шесть часов вечера выставлять всю домашнюю прислугу из дому и до утра запираться на все засовы. Вокруг царила полная растерянность, никто не знал, кому доверять, а кого подозревать.
Жестокости и насилия становилось все больше с обеих сторон. May May каждый день убивали лояльных к режиму вождей, нападали на миссии, калечили скот, принадлежащий белым поселенцам; ополченцы, в свою очередь, истязали подозреваемых, прожигая им барабанные перепонки сигаретами. Церемония принятия клятвы, которая когда-то была подробно описана в газетах, становилась все более дикой и варварской — теперь в ней использовались дети и животные, так что эти зверские описания уже никто не рискнул бы напечатать.
Казалось, весь мир сошел с ума.
— Я прошу тебя, Грейс, сделай это ради меня, — продолжал увещевать Джеймс, направляясь вслед за ней в гостиную. — Я не смогу быть спокоен, пока не буду знать, что ты защищена.
— Если я буду носить при себе пистолет, Джеймс, это будет означать, что я собираюсь убивать. А я не буду убивать, Джеймс.
— Даже в целях самозащиты?
— Я и без этого смогу позаботиться о себе.
Раздосадованный ее упрямством, он вложил пистолет обратно в кобуру и положил на стол.
Абсолютно все поселенцы в провинции стали носить с собой оружие, за исключением этой упрямой, своевольной женщины. В свои шестьдесят четыре года Грейс все так же была полна решимости и своеволия, которые выражались в ее гордо расправленных плечах и упрямо сжатых губах. Когда-то именно за эти ее качества он и полюбил ее. Но теперь она была совсем седая и носила очки. В глазах May May она была всего лишь хрупкой, беззащитной женщиной!
В комнату вошел Марио. За те долгие годы, что он провел подле мемсааб доктори, он весь сгорбился и тоже стал абсолютно седым. Он собрался было поставить поднос с чаем и сандвичами на стол, как вдруг увидел пистолет.
— Плохие времена настали, бвана, — грустно заметил он. — Очень плохие времена.
— Марио, — сказал Джеймс, забирая пистолет, чтобы освободить место для подноса, — мы подозреваем, что в округе действует вербовщик May May, который проводит церемонию принятия клятвы. Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Нет, бвана. Я не верю в клятвы. Я добрый христианин.
«Да, — мрачно подумал Джеймс. — И еще одна потенциальная жертва May May. И это единственный защитник Грейс? Стареющий слуга, чья верность хозяйке могла обернуться для него самого смертным приговором?»
— Мемсааб, — сказал Марио, — доктори Натан говорит, ему понадобится ваша помощь сегодня после обеда. Там еще двенадцать мальчиков, которых нужно обрезать.
— Спасибо, Марио. Передай ему, что я приду. — Грейс подсела к радио. — Бедный доктор Натан. Ему приходится теперь делать по двадцать обрезаний в день. Больницы Найроби тоже переполнены, насколько мне известно.
Дело было в том, что племенные знахари, которые традиционно совершали обряд обрезания, были схвачены и брошены за решетку по подозрению в сотрудничестве с May May. Родителям кикую, полным решимости во что бы то ни стало исполнять традиции, приходилось обращаться в местные больницы, где хирурги производили эту операцию в менее чем традиционных условиях. Только девочкам продолжали делать обрезание по старому обычаю — этим занималась Мама Вачера.
Грейс включила радио. Услышав песенку «Догги в окне», она пробормотала:
— Теперь кругом все американское.
Она покрутила ручку настройки. Новостная программа радиостанции Найроби начала трансляцию международных новостей: в Соединенных Штатах казнили Розенбергов, обвиненных в шпионаже, в СССР провели первые испытания водородной бомбы. Затем раздался голос генерала Эрскина, нового главнокомандующего Восточноафриканской армией.
Вначале он объявил, что правительство запретило деятельность Кенийского Африканского Союза и наложило ограничения на формирование любых африканских политических групп. Затем он продолжал: «Вам в отличие от меня довелось на своем горьком опыте узнать, что такое May May. Я лишь знаю, что эта дьявольская идеология стала причиной преступлений, совершенных с необычайной жестокостью и хладнокровием, и что необходимо незамедлительно восстановить закон и правопорядок. Меня направило сюда Военное управление и я немедленно приступаю к выполнению этой задачи. Я не успокоюсь, пока каждый законопослушный гражданин Кении не сможет жить и работать в мире и безопасности».
— Итак, — негромко произнес Джеймс, — они направили сюда генерала Эрскина. Значит, они серьезно взялись за дело.
