— Одного никак не могу понять, — раздался мягкий голос отца Витторио, — почему правительство просто не даст им того, чего они хотят?
— А с какой это стати? — возмутился мистер Кемплер.
— Разве африканцы многого просят? Повысить зарплату, позволить создавать профсоюзы, дать свободу выращивать кофе, отменить «цветной барьер»…
— Этим ниггерам дай палец, — закричал другой человек, — они и руку откусят!
— Но стоит правительству дать африканцам экономическое и политическое равенство с нами, с May May тут же будет покончено.
— А может, им вообще все отдать, собрать чемоданы и укатить?
— Господа! — призвал Тим. — Прошу вас! Давайте не будем ссориться друг с другом и наконец придумаем, что нам делать с этой клятвой.
Мона почувствовала, как нарастает нетерпение. Снова одни только пустые разговоры! Она отступила на несколько метров назад, встала в проеме двери и осмотрела территорию миссии. Ей показалось, что здесь сегодня как-то необычайно тихо.
Она подумала о Дэвиде. В этот самый момент он работает где-то в ее поместье под палящим солнцем, борется за урожай. И ей бы сейчас следовало быть рядом с ним.
Мона вспомнила их разговор пару дней назад. Они тогда сделали небольшой перерыв в работе, присели отдохнуть под деревом с термосом холодного лимонада. Дэвид говорил тихим голосом, чуть громче, чем жужжание пчел вокруг:
— Насилие порождает насилие. Очень важно, чтобы наши проблемы решались на основе истины, на отказе от насилия. Я видел, к чему привел терроризм в Палестине, и я вижу, что сейчас происходит в новом государстве Израиль. Сомневаюсь, что и через тридцать лет война между арабами и евреями закончится. Мы все должны следовать великому примеру Махатмы Ганди. Знаешь, Мона, с May May было бы тут же покончено, если бы британцы предоставили нам экономическую и политическую свободу. Вместо этого они совершили роковую ошибку, запретив Кенийский Африканский Союз. Моя политическая партия не имела ничего общего с May May. Мы проводили мирные собрания и пытались разрешить разногласия законными методами. Но правительство запретило Союз и сделало большую ошибку.
Дэвид всегда разговаривал с ней именно так: откровенно, прямо, стараясь разъяснить свою позицию, в отличие от Джеффри, который постоянно читал ей морали и обращался к ней свысока, словно к ребенку. В тот знойный день, когда они сидели там, под деревом, одни, вдалеке от любопытных взглядов, и пили холодный лимонад из одного термоса, Дэвид говорил:
— Последняя война изменила мир, Мона. Британия больше не является владычицей мира. Она не может не видеть того, что Азия и Африка отторгают ее. Стоит только применить насилие, и оно будет продолжаться и продолжаться, и в конце концов правительству придется пойти на уступки — всем это понятно. Но тогда почему же не пойти на уступки прямо сейчас? — Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Именно та политика, которую Британия вела в последние пятьдесят лет, вынудила африканцев прибегнуть к насилию, чтобы капля по капле вырывать свое право на свободу. Посмотри на трагические примеры Ирландии, Израиля, Кипра. Скажи, Мона, когда же наконец британцы поймут всю недальновидность, всю ошибочность политики репрессий и попрания человеческого достоинства?
Подул горячий бриз. Мона вышла из здания, надеясь найти хоть какое-то облегчение от зноя. Жаркий воздух был тяжелым, наполненным гудением насекомых. Рифленые жестяные крыши зданий миссии ослепительно сияли на солнце, над ними колебались прозрачные волны зноя. Стояла глубокая тишина. Моне казалось, что весь мир заснул. Миссия Грейс, которая обычно представляла собой центр бурной активности, теперь, похоже, погрузилась в сон, разморенная жарким послеполуденным солнцем. Мона недоумевала, куда вдруг подевались все те люди, которые обычно наполняли дорожки миссии: медсестры, пациенты, врачи в белых халатах, посетители с передачами и цветами.
В классе Джеймс продолжал убеждать напуганных поселенцев не терять голову. Вдруг на одной из вымощенных дорожек неожиданно появилась машина, мчавшаяся с огромной скоростью и отчаянно сигналившая. Увидев, что из машины выскочил Дэвид и побежал к ней, она двинулась ему навстречу.
— Дэвид, что случилось?
Он схватил ее за руку:
— Нужно уходить отсюда! Немедленно!
— Что…
Он потянул ее в сторону.
Все остальные, услышав сигналы и визг тормозов, подбежали к двери и окнам и теперь выглядывали наружу.
— Бегите! — кричал им Дэвид. — May May!
И тут все началось.
Они появились ниоткуда, все сразу, и окружили помещение. Из буша и из-за деревьев выскакивали воины, вооруженные пангами, копьями и винтовками, над их головами развевались устрашающие дреды — отличительный знак May May.
Дэвид и Мона кинулись прочь под начавшимся обстрелом. Горящие факелы пронзали воздух, влетали в окна класса. Оттуда раздавались вопли.
Прямо у виска Моны пролетел камень. Дэвид крепко держал ее за руку, они бежали изо всех сил среди свиста пуль к хозяйственному навесу. Вдруг Мона запнулась и упала. Дэвид подхватил ее, притянул к себе. Они укрылись за навесом, он крепко прижал ее к себе, она прильнула к нему. Со стороны учебного класса раздавались бешеные вопли лесных людей, взявших белых поселенцев в осаду, грохот стрельбы, звон стекла, визг и вопли. Где-то вдалеке завыла сирена.
Мона и Дэвид постояли несколько минут, прижавшись друг к другу, потом он отстранился и сказал:
— Беги к хижине моей матери! Там ты будешь в безопасности!
— Нет!
— Черт возьми, Мона, делай, что говорю! Они же ищут нас, ты что, не понимаешь?
— Я не оставлю тебя одного!
Он вытащил пистолет из кобуры у нее на бедре.
— Беги к машине, беги как можно быстрее! Я их задержу.
— Нет!
О жестяную крышу навеса со звоном ударилось копье. Пуля разорвалась, попав в каменную стену прямо около плеча Моны. Дэвид снова схватил женщину за руку; они бросились прочь от сарая и вновь укрылись под густой живой изгородью. Мона в ужасе смотрела на разворачивающуюся перед ее глазами трагедию.
Учебный класс был охвачен огнем, земля усеяна телами May May и белых поселенцев. Онемев от ужаса, она смотрела, как Дэвид поднимает пистолет, прицеливается и стреляет. Террорист, поднявший руку с зажигательной бомбой, замер, затем рухнул замертво. Дэвид снова выстрелил. Еще один May May упал. Она видела, как из окон отстреливаются от стремительно атакующих повстанцев Джеффри и его отец. Из здания выбежала женщина — это была миссис Лэнгли: копье пронзило ее живот.
Казалось, их были сотни, этих диких варваров, размахивающих пангами и копьями, одетых в лохмотья, с лицами, искаженными яростью и жаждой крови. Мона увидела, как один из них пытается забраться в окно класса с задней стороны.
