– То есть, Гелька, после встречи с Шерлоком Холмсом.
* * *
Перед поездкой в сыскное агентство Мила заехала домой, чтобы принять с дороги душ и переодеться. В кухне в темно-синей стеклянной вазе стоял огромный букет голландских роз, бордовых, длинноногих и… свежих. Все небольшое помещение пропиталось их тонким ароматом.
Мила потрогала упругие венчики ладонями. Как живые существа… Олег всегда дарил ей такие розы. Ритуал. Символ. Очень скоро она узнает, чего на самом деле стоят эти роскошные цветы и каким символом являются.
В ее сумочке залился мобильник. Эта мелодия означала, что с ней хотел поговорить Романец. Мила даже не стала доставать трубку из сумки. Она не отвечала на его звонки все то время, что была в Москве. Скажет, что забыла телефон дома, если, конечно, будет смысл что-либо говорить ему. Может быть, придется бросить Романцу в лицо все его шикарные розы. Сколько их тут? Четыре… восемь… пятнадцать… Вот все пятнадцать и бросить… Мила представила, как шипы впиваются Олегу в лицо, как на его щеках выступают капельки крови того же цвета, что и розы, и ей едва не сделалось дурно. Олег – ее единственная любовь. Если он окажется не тем, за кого себя выдает, что ей делать? Конечно, руки на себя накладывать не станет. Углубится в работу и никогда в жизни больше не поверит ни одному мужчине. Впрочем, не стоит мучить себя раньше времени. Сначала душ, потом «Шерлок Холмс», а потом уж…
* * *
– К Костриковой Зое Сергеевне прибавилась некая Анастасия Романовна Терлеева, – сообщил Миле Владимир Юрьевич Цебоев и выложил перед ней на стол новые фотографии.
Конечно же, Мила тотчас узнала женщину, которая жила в соседнем доме, ту самую модную журналистку, которая всегда возвращалась на собственной машине одна.
– Вам это лицо известно? – спросил Цебоев, поскольку Мила продолжала молчать.
– Да, известно, – отозвалась она. – Эта женщина работает в газете, которая обслуживает питерский бомонд. Возможно, Романец встречался с ней, чтобы обсудить статью. Она… эта Терлеева… часто писала о нем.
– Статью они обсуждали с… – Цебоев сверился с записями в компьютере, – … с 14.25 одного дня до 9.00 следующего. Сначала обсуждение проходило в ресторане «Трактирчик», потом в ателье Олега Станиславовича «Силуэт», потом у него в квартире на Малом проспекте Васильевского острова. Разумеется, мы не располагаем видеоматериалами их столь длительной беседы, но не кажется ли вам, что за это время можно написать не одну статью, а штук десять.
– Может быть… – упавшим голосом сказала Мила и взглянула на Цебоева. Ей почему-то захотелось посмотреть, как он реагирует на ее унижение. Наверно, все так же бесстрастно, как врач, который сообщает больному о неизлечимости его болезни, сохраняя при этом полное спокойствие и невозмутимость. Еще бы! Это же не его проблемы! У него наверняка все в порядке. Любимая жена и парочка таких же пухленьких, как он сам, пацанов. И, конечно же, их фотография стоит в рамочке на столе.
Владимир Юрьевич впервые смотрел на нее с сочувствием. Миле от его взгляда стало еще хуже. Все-таки зря ей не нравилась его бесстрастность. Как оказалось, это самое идеальное выражение лица для сыщика. Она отвела глаза от Владимира Юрьевича и поискала взглядом семейную фотографию на столе. Фотографии не было. Не было ее ни на стене, ни на полочках застекленного книжного шкафа. Но это вовсе не означало, что Цебоев не является счастливым семьянином. Возможно, он просто не слишком сентиментален.
– Я могу взять парочку фотографий? – спросила Мила. – С Костриковой… чтобы и сын был… и с этой… Терлеевой…
– Хотите учинить допрос с пристрастием? – усмехнулся Владимир Юрьевич.
– А вы можете предложить что-то другое?
– По-моему, лучше просто порвать с человеком без унизительных разбирательств. Или…
– Или что? – Миле очень не понравилось, что доселе равнодушный сыщик полез с идиотскими советами. Кому они нужны, его советы? Она за них платить не станет! Их и в прейскуранте услуг нет!
– Или терпеть, если любите… То есть принимать таким, каков есть, со всеми его достоинствами и недостатками.
– А вы… вы смогли бы терпеть женщину с такими недостатками? – зло спросила Мила. Этот… с сосисочными пальцами еще будет ее учить жить!
– Если бы любил, то… скорее всего, терпел бы… – отозвался он, не отрывая от нее своих голубоватых глаз. Мила вынуждена была отвести взгляд первой.
– Кстати, вы смогли узнать, зачем он мне врет? – спросила она. – Зачем я ему?
– Похоже, никаких преступных намерений у Олега Станиславовича нет. С бывшей женой встречается, судя по всему, только из-за сына. С Терлеевой… так… между делом… от скуки… Но Терлеева в него влюблена и имеет намерение увести его у вас.
– Это она сама вам сказала? – усмехнулась Мила. Не много ли на себя берет этот толстый Шерлок Холмс?
– Нет, конечно, – серьезно ответил он.
– Откуда тогда знаете?
– Мы же сыщики. Добывать нужную информацию – наш хлеб.
– Так я могу взять фотографии?
– Возьмите, но… – Цебоев поймал ее ускользающий взгляд. – …лучше все же на словах, без предъявления улик.
– Да откуда вам знать, что лучше? – раздраженно спросила она.
– Ну… я же все-таки мужчина…
Мила презрительно кивнула. Мужчина? Похудел бы килограммов на пять… как минимум… возможно, стал бы походить на мужчину. Вместо того, чтобы заявить ему то, о чем подумала, она спросила:
– А что же с Сельвинской?
– Пока все то же. В Санкт-Петербурге не проживает. Олег Станиславович за известный вам период не встречался с женщиной, которая носила бы такую фамилию. Работу по розыску Дарьи Александровны продолжаем. Продолжать?
– Продолжать, – кивнула Мила.
* * *
Олег с самым мрачным видом крутил в руках фотографию, где он был снят вместе с Зоей Сергеевной Костриковой и сыном Ваней. Розы в синем стекле вазы скукожились и опустили венчики, которые еще утром казались неувядаемыми.
– Следишь, значит… – проговорил он и бросил снимок на стол. – Зачем?
– А зачем ты мне врешь? – нервно выкрикнула Мила.
– Я не вру. Просто промолчал об этом.
– Разве? Ты же утверждал, что не встречаешься с бывшей женой!
– Я с ней и не встречаюсь.
– А это тогда что?! – Мила взяла со стола фотографию и опять сунула ему под нос. Олег выхватил снимок из ее пальцев, сунул в карман и сказал:
– Я встречаюсь не с ней, а с Ваней.
– Но обнимаешься почему-то с ней!
– Это так… ради мальчика…
– А почему ты не сказал мне, что у тебя есть сын?! Согласись, что это странно!
