С рождения обреченные вскорости умереть… Таких людей Наталья Ивановна чем дольше жила, тем больше видела. Впрочем, иногда человек рождался вроде бы рассчитанным на жизнь продолжительную, но потом что-то случалось с ним, а чаще с окружающим миром – реформа денежная, дефолт, очередное обвальное повышение цен… И вот однажды, когда дурь собачья, которая в России царит вокруг, везде и всюду, становится вдруг невыносимой, мозг выкидывает сигнал: «Я больше не могу! Прошу пощады!» Это совсем краткое помрачение, временная потеря контроля над собой, и если хозяин мозга спохватится, примет тревожный сигнал к сведению, то сможет выбраться из ситуации без особого ущерба. Но когда одно наслаивается на другое, будто захлестывает волна за волной… Крепко усвоила психиатр Наталья Ивановна Стрешнева: в большинстве своем люди психически больными не рождаются, а становятся ими. И от сумасшествия, как от тюрьмы да от сумы, никто не застрахован. В любой момент тебя прихватить может так, что хоть на малое время, а сдуреешь.
Да вот только что, не больше часу назад, был вызов… В студенческом общежитии двери закрывают в одиннадцать и никого не пускают. Какой-то мальчонка запоздал, ломился-ломился, но сторож то ли был излишне суров, то ли спал и стука не слышал. Тогда парень, недолго думая, решил взобраться на второй этаж и влезть в окно. Да и сорвался! Хорошо, его соседи по комнате услышали грохот, выглянули, спустились к нему и вызвали «Скорую», самую обычную. Те приехали – и руками развели. Парень стоит столбом, на слова не реагирует, дрожит дрожмя и стонет, дико поводя глазами… Перепугались коллеги, решили – сошел с ума! Быстренько вызвали психиатров. Ну что ж, приехали. Наталья Ивановна попробовала с парнем поговорить – молчит. Ну, видимо, придется в стационар везти, решила. Подошла, коснулась плеча, а он вдруг как заорет: «Больно мне, больно!» Оказалось, у него шок после падения, кратковременное умопомрачение, и по-настоящему помощь ему нужна была не психиатрическая, а хирургическая. Так что снова пришлось «Скорую» вызывать, уже третью бригаду.
– Психиатры, на выезд! – снова стукнули в дверь.
Здесь, в новом здании, не было громкой связи. Дежурная, приняв звонок, сама поднималась с первого этажа на второй, где находились комнаты отдыха, и осторожно стучалась в дверь именно той комнаты, где спала бригада, которой предстояло отправиться на выезд. Ушел в прошлое хриплый рев динамика, будившего всех – и кому надо ехать, и кому не надо. Наталья Ивановна только удивлялась, почему раньше никто до этого не додумался: прийти, постучать в дверь, тихо позвать… Дежурные, правда, жаловались, что по лестнице туда-сюда бегать приходится, но ничего, терпели.
– Да встали, встали мы, – пробормотала Наталья Ивановна, зевая, и включила лампу у изголовья. Фельдшеры, Иван и Катерина, водитель Костя быстро обувались, накидывали куртки. Каждой бригаде была отведена особая комната, без деления на мужские и женские. Все равно спали не раздеваясь. На лицах медиков, конечно, не отыщешь особого восторга, но это и не мрачные, исполненные отвращения к жизни физиономии, которые бывают у обычных людей, разбуженных среди ночи, – профессиональная привычка всегда вскакивать в полной боевой готовности!
– Что там у нас? Какой повод? – спросила Наталья Ивановна. – «Белку» кто-то поймал?
На профессиональном языке этим словом обозначают белую горячку.
– Да вроде «белки» нет, но прочего – всего понемногу, – зябко кутаясь в платок (от недосыпу всегда знобит), пробормотала дежурная. – И попытка суицида, и мания преследования… Так домашние сказали. Тяжелейшая депрессия. Женщина пятидесяти лет.
– Понятно, – вздохнула Наталья Ивановна.
Да, возраст проблемный! Причем чем проще среда, в которой эти женщины живут, тем с большей легкостью они с этими проблемами справляются. Ну ей-богу, сорокапяти-пятидесятилетняя бухгалтерша или продавщица, она же – бабушка, свекровь, по совместительству и теща, живущая с половиной своей многочисленной фамилии, а то и со всей в полном составе в трехкомнатной (хорошо, что не в двухкомнатной!) хрущобе, гораздо легче перейдет роковой возрастной рубеж, чем какая-нибудь светская дама или, как это теперь называется, бизнес-леди. Эти-то на роковых сороковых и таких же пятидесятых споткнутся совершенно железно, ведь прекрасные дамы сей возрастной категории прежде всего склонны преувеличивать «дефектность» своей внешности (по сравнению с супербогатыми отлакированными девицами из журнала «Космополитен»). И как следствие у них формируются, выражаясь профессиональным языком, реактивно-депрессивные и ипохондрические переживания («я стала толстая, седая и страшная», «жизнь прошла зря», «отныне мой удел – быть вечной клиенткой гинеколога-эндокринолога» и т. п.). Ну, а если этот самый роковой рубеж сопровождается неприятными телесными ощущениями (приливы крови к голове, головокружения, слабость, обмороки и т. д.), то у таких женщин довольно-таки часто диагностируются разнообразные истерические состояния, а то и более или менее серьезные психические расстройства. Вплоть до попыток прервать течение собственной жизни, то есть, проще говоря, покончить с собой.
Наталья Ивановна почему-то была почти уверена, что вот этакую зажиточную заполошную истеричку она и встретит сейчас в квартире 48 в доме номер 52 б по Ленинскому проспекту. И хотя она знала, что нет для врача ничего глупее, чем строить предположения (и вообще, если тебе не нравится работать круглосуточно и быть готовой в любую минуту подняться с постели, иди лучше в участковые терапевты… хотя неизвестно, кстати, что хуже: по участку бегать, а потом на приеме сидеть или по вызовам на «Скорой» мотаться), а все же не смогла Наталья Ивановна сдержать легкой усмешки, когда вскоре увидела, что совершенно не ошиблась в диагнозе, пусть и поставленном заранее.
Это была дама стройная (стройность ее подчеркивалась обтягивающими джинсами и стрейчевым черным пуловером с рукавами-раструбами), даже худая, из тех, кого с самыми лучшими чувствами называют жутким словом «подтянутая», что в определенные годы звучит как насмешка, если не как прямое оскорбление; с подкорректированными жизнью, а когда-то определенно точеными, чеканными чертами смугло-бледного лица; с огромными черными глазами, полуприкрытыми сейчас отекшими веками. Видно было, что она много плакала, тушь сохранилась только в виде черных подглазий. И все же сразу становилось ясно: она принадлежит к той категории женщин, которые следят за собой, как могут, бьются за себя, любимую, до последнего мгновения, и эти усилия в обыденной, спокойной жизни, пожалуй, себя оправдывают, но стоит даме попасть в ситуацию неуправляемую, неподконтрольную – и замаскированный возраст не просто себя выдает, но мстит сторицей.
