— Мне жаль рассеивать твои иллюзии, Розенкранц, но кто, по-твоему, гонится за нами?
— Неужели?..
— Вот именно.
— Это невозможно! Они же стреляли в нас. Они пытались убить нас! — воскликнула женщина.
— Теперь ты понимаешь, почему добропорядочные граждане матерят полицию за зверства?
— Ты шутишь, да?
— Угу.
— О Боже!
— Это буквально мои слова.
Саммер бросила на него безумный взгляд.
— Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Сэмми помешан на своем сыночке, но он не позволит своим людям стрелять в невинных граждан! — Какая-то мысль вдруг пришла ей в голову. — Ну ладно, пусть ты не совсем невинный. Но все равно он не должен позволить им просто убить тебя!
— Старина Рози может ничего и не знать.
— Ты хочешь сказать, что они вытворяют все это самовольно? Тогда нам надо идти прямо к Сэмми, я знаю, где он живет. И он прекратит это безо…
— Остынь, Розенкранц, — посоветовал он, когда Саммер уже искала место, где развернуть микроавтобус. — Не торопись. Все не так просто. Дело в том, что в данный момент мы не можем доверять никому. Даже твоему почтенному свекру. Кое-кто хочет, чтобы я был мертв. Я не совсем точно знаю кто и почему. Но в одном уверен: кто бы это ни был, он ни на секунду не задумается, чтобы заодно убить и тебя.
— И ты даже не знаешь, почему они стреляют в тебя? — с ужасом спросила Саммер.
Франкенштейн покачал головой.
— Точно не знаю. — Он поколебался, потом внимательно посмотрел на нее. — Несколько лет назад я наткнулся на кое-что важное. Потом произошла вся эта история, и работа вдруг стала занимать меня меньше всего на свете. Но с тех пор я имел много времени, чтобы подумать, поскольку других занятий не было, и я решил кое-что проверить. Сегодня ночью я действовал несколько неосторожно, они застали меня врасплох и уж, конечно, постарались сделать все от них зависящее, чтобы прикончить меня.
— Кто? — почти простонала она.
— Я сказал тебе, не знаю. Во всяком случае, не знаю точно. Это может оказаться и не полиция. Не исключено, что замешаны только один или два продажных полицейских. Но что-то происходит, какая-то очень крупная преступная операция. Я как раз следил за какой-то сделкой, происходившей на кладбище возле здания похоронного бюро, когда меня грохнули по голове.
— О Боже! — Саммер живо представила, как она в полном неведении скребла свои туалеты, а в нескольких ярдах от нее уродовали и убивали людей. Нет уж, с призраками спокойнее.
— Сворачивай сюда, — указал он.
Микроавтобус только что взобрался на пригорок и проехал с четверть мили, минуя приземистый белый фермерский дом, обитый дранкой. Его «сюда» означало еще одну ухабистую дорожку, но на этот раз Саммер свернула без сомнений. Картина вражеских машин, подобно бродячим муравьям снующих по автострадам всей округи, прочно завладела ее воображением. Вертолет, наверное, тоже держался ближе к шоссе. С учетом этого сельская дорога, по кочкам которой они сейчас прыгали, казалась ей просто раем. И когда им пришлось снова выехать на шоссе, в груди у нее защемило.
— Налево.
Они поднялись еще на один холм. За склоном, в котловине, высокие сосны тянулись к небу, темная гладь озера блестела под луной.
— Что это за место?
Это были первые слова, сказанные Саммер за десять минут.
Он посмотрел на нее:
— Это озеро Сидар. На следующем перекрестке повернешь направо.
Женщина так и сделала. Они очутились посреди островка цивилизации: с мотелем, предлагающим номера по двадцать четыре доллара за ночь, «Макдональдсом», закрытым в этот час, еще одним мотелем, заманивающим путешественников табличкой «Телеграф бесплатно!», и с запущенной аллеей. Единственным открытым учреждением была бензоколонка с киоском на перекрестке. На автостоянке возле нее стоял одинокий автомобиль. За бензоколонкой тянулась заросшая травой пустошь с выкорчеванными деревьями и громоздкими строительными механизмами. Дальше дорога выгибалась, повторяя контуры озера.
— Сворачивай сюда. — Мужчина показал на широкий мощеный проезд, ведущий к огороженному забором участку. За забором высотой не меньше девяти футов, с тремя рядами колючей проволоки поверху виднелся сдвоенный ряд длинных одноэтажных сараев из ржавого железа. Ворота в конце проезда имели ту же высоту и такой же грозный вид, что и забор. Во всяком случае, для Саммер они были неприступны. Микроавтобус остановился.
— Набери девять-один-два-восемь.
Взглянув в направлении его руки, женщина увидела на столбе черную коробку. Та отдаленно напомнила ей телефон без трубки. У коробки тоже были кнопки с цифрами.
Опустив вниз стекло (конечно, смешно было опускать его, когда вся внутренность микроавтобуса открыта настежь ночи, но ее стекло единственное, которое уцелело), Саммер набрала эти четыре цифры. Коробка при каждом нажатии кнопки попискивала. Наконец все было сделано, и она в ожидании уставилась на коробку. Но ничего не происходило.
— Чего ты ждешь?
В ответ на нетерпеливый вопрос Франкенштейна Саммер оглянулась. Казавшиеся неприступными ворота были широко распахнуты.
За три года причал совсем не изменился. Все было на своих местах. Брошенная банка из-под кока-колы. Проржавевший пикап с кузовом, набитым всяким хламом, оставленный возле старого катера, хозяин которого так и не нашел времени привести его в порядок. Горы «лысых» автопокрышек, которые кто-нибудь когда-нибудь собирался пустить в дело. Видавшие лучшие времена яхты с оптимистическими табличками «Продается» были все те же или их близнецы. Как всегда, возле сараев припарковано несколько машин любителей проводить выходные дни на воде. И горы металлолома вдоль забора. Въехав в ворота, микроавтобус медленно вползал на заканчивавшийся у дальнего конца участка пригорок, а у Стива почти кружилась голова от острого чувства уже пройденного.
Словно земля вернулась на много оборотов назад, и теперь все было, как до смерти Диди. До того, как она убила себя и, по сути, его тоже. Когда Диди умерла, он в результате этого страшного удара лишился не только ее, но и работы, жены, дочери и лучшего друга. Он разбил сердца своих родителей: его отец умер шесть месяцев спустя от сердечного приступа. Он потерял уважение почти всех, кто знал его. Потерял уважение к себе. А потом, пытаясь утопить свою боль в вине, едва не потерял самого себя.
Диди была светловолосой, хорошенькой, ростом с комара. Впервые он увидел ее, когда ей было тринадцать лет. Они с Митчем познакомились с Диди одновременно, в молочном баре, где околачивались все подростки. Народу в тот день было много, так что не приходилось выбирать, куда сесть. Когда они заняли пару свободных табуреток у стойки, Стив едва взглянул на кудрявую блондинку по соседству. А вот что привлекло его внимание, так это ее порция пломбира с фруктами (любимое лакомство), которую ей принесли. Наверное, он откровенно поедал ее мороженое голодными глазами, потому что девушка улыбнулась и предложила ему кусочек на ложке. С удивлением обнаружив перед собой хорошенькое проказливое личико с лазурно-голубыми глазами и насмешливой улыбкой, Стив растерялся. Диди проглотила мороженое сама и посмотрела мимо него на Митча. В этот момент он и уступил ее своему лучшему другу.
