Уже в ЗАГСе он узнал, что на самом деле его невесту зовут Мащико, и что ей неполных девятнадцать. У нее не было гражданства, и Скрягину пришлось изрядно похлопотать с ее бумагами. Она сказала, что в Москве совсем недавно, и что сюда ее привез добрый двоюродный дядя.
Теперь, размышлял Скрягин, ему всю жизнь предстоит пахать на этого дядю.
Он с шумом откашлялся и с трудом произнес:
– Макушин, а ты сам-то когда-нибудь был в этом «Огоньке»?
– Был, – произнес помощник, краснея, как девица.
– Ну, и как? Понравилось?
Валик замялся:
– Если честно, то не очень.
Скрягин пристально взглянул на секретаря. Тот, скорее всего, что-то недоговаривал. Очевидно, у него были какие-то неприятные воспоминания, но директор, тем не менее, допытывался:
– А почему?
– Понимаете, – замялся секретарь и снова покраснел. – Но это строго между нами! Мне там предложили покурить косячок и попробовать фен.
– Волосы, что ли, посушить? – не понял Скрягин.
– Да нет, это таблетки такие, – еще больше покраснел Макушин. – Я, конечно, ничего пробовать не стал, честное слово!
Директор подозрительно взглянул на помощника:
– Да?
Макушин поспешил откреститься:
– Ну, вы же меня знаете, Васильпетрович! Я ведь даже сигарет не курю! А вот Димон, приятель мой, – тут он сделал скорбное лицо. – Ой, с ним такое было!
– И что же с ним было? – Позабыв о своих финансово-семейных проблемах, Скрягин приготовился послушать о похождениях юного вертопраха. – Так что там было? С твоим приятелем?
– А вы никому не скажете? – снизив голос, спросил порученец.
Ему совершенно не хотелось посвящать начальника в подробности той ночи, ведь вразнос тогда пошел он сам, а не Димон. Эх, зря он сболтнул лишнего!
– Слово офицера! – прохрипел начальник, прочищая горло. – Я же должен все знать!
Незадачливый повеса снова покраснел и, глядя в сторону, сообщил:
– В общем, Димон эту гадость с соком выпил. Сначала было ничего, только голова слегка закружилась. А потом мы пригласили девушек танцевать, а ноги подкашиваются. У Димона. В общем, он стал свою девушку лапать, приставать, в общем. Димону, то есть мне, пришлось его силой на воздух вывести.
– А потом? Что потом-то?– продолжал дознание майор.
Макушин громко высморкался:
– Ну что вы, Васильпетрович, меня допрашиваете! Прямо, как следователь какой-то. Взяли такси и приехали домой во Фрязино.
– Ничего себе! – присвистнул директор. – Ничего себе «Огонек». А ты, Макушин сам-то? Я надеюсь, не пробовал эту дрянь?
Он чувствовал, что помощник путается в показаниях.
Но к разоткровенничавшемуся Валику вернулась прежняя осторожность:
– Ну, Васильпетрович! Я ведь вам все время говорю: я не пью и не курю.
– Да-да, – задумчиво произнес Скрягин. – Но тогда с какого перепугу вы с ним в ночной клуб поперлись?
Макушин снова надул губы:
– Я вас, Василий Петрович, не спрашиваю, откуда эти флаеры и зачем вам надо их раздавать!
Скрягин чуть не поперхнулся чаем и с удивлением взглянул на своего непредсказуемого секретаря.
Сбыт наркотиков среди несовершеннолетних тянул на пятнашку, не меньше. Конечно, сам Мамцуров может быть тут и не при чем: мало ли кто сбывает дурь в его заведении! Но если, не дай Бог, попадется кто-нибудь из студентов, то отвечать придется ему – директору колледжа.
– Значит, ты сам больше не хочешь сходить в этот клуб? – задумчиво произнес майор Скрягин.
– Не-не, и не просите! – по-свойски ответил помощник. – Я уж лучше куда-нибудь с вами схожу – в цирк или в тир. А в этот распроклятый «Огонек» пусть другие ходят.
Скрягин обреченно посмотрел на календарь. Если он будет каждый месяц, не считая каникул, раздавать флаеры, то ему надо ежемесячно сбывать по две тысяче штук. Хорошая норма для начинающего промоутера! Нет, надо поступить иначе. Надо попросить знакомых особистов пробить этого Мамцурова по базе. Не может быть, чтобы у Тельмана Исмаиловича не было своих грешков!
Скрягин сжал кулаки от праведного гнева, но тут перед ним, точно в замедленном кино, проплыла железная клешня Мамцурова. Она выглядывала из белоснежной манжеты с золотой запонкой.
Директор снова закашлял с надрывом и обеими руками схватился за саднящее горло. Валик подлил ему кипятку.
Скрягин кое-как отдышался и стал прикидывать план действий:
– Ты вот что. Составь-ка завтра список активных студентов, человек десять. Таких, кто не прочь заработать. Лучше тех, кто не и Москвы. Организуем для них специальную рекламно-ознакомительную практику. Это же сфера социально-культурного сервиса, так? Нормальное место отдыха, каких в Москве сотни. Может, кто-нибудь из них и диплом там напишет.
Но Макушину эта идея с ознакомительной практикой в ночном клубе не понравилась:
– Может, лучше агентство какое-нибудь подрядить?
«Черт! А ведь он прав! – подумал Скрягин. – Вот что значит молодежь!»
Он посмотрел на своего современного помощника с плохо скрываемой завистью:
– Ладно, завтра посмотри. Список агентств мне в десять на стол. А сейчас свободен!
Глядя, как помощник надевает серую курточку и натягивает шапку, Василий Петрович подумал, что он вряд ли когда-нибудь женится.
«Да может, оно и к лучшему», – вздохнул Скрягин и допил остывший чай.
14
Клавдия Авдеевна прихлебывала пустой чай, косясь на торт собственного приготовления. Этот нехитрый бисквит с самодельным кремом украшал Аннушкин день рожденья уже двадцать третий год.
– Анечка, детка, а он точно придет, этот твой Иосиф?
Ждать уже целый час неизвестно кого, было для старой девы из Моршанска настоящей пыткой. От торта исходил дразнящий запах, а чай уже успел давно остыть.
Голодная племянница сглотнула слюну и пожала плечами: кто его знает, этого Иосифа? Может, он вообще забыл о ее приглашении.
– Тетя, давай подождем еще пять минут. Если он не придет, то все съедим сами.
Вспомнив лицо бывшего однокурсника, Анна Петровна подумала, что от таких людей, как он, можно ожидать чего угодно. Лицо у Иосифа было тонким, всегда чуть заросшим черной щетиной, нос довольно длинный, а брови – густыми. Волосы у него тоже были черные, вьющиеся, сальные. Свои стихи Иосиф Гофман подписывал псевдонимом «Светлый». Его кумиром был Джон Леннон. Он даже очки носил такие же, круглые, железные.
Когда Аннушка сказала тете, что пригласила бывшего однокурсника на день рождения, то та почему-то очень обрадовалась.
– Купи хорошего вина, – велела она племяннице. – Ты должна дорожить такими связями.
Аннушка фыркнула:
– Вот еще! Да этот Гофман – настоящий бездельник. Живет на родительские деньги, сам нигде не работает, только стишки пишет.
