— Договорились, — согласилась она любезно и настежь открыла дверь в коридор, что означало — прошу вас, или, по-простому, проваливай!
Он протиснулся мимо нее, косясь и пятерней закрывая испачканную рубаху, чтобы не задеть ее крахмальный белоснежный халат — вежливый и культурный мужчина!
Анфиса повела его к двери, забежала вперед и распахнула перед ним дверь в торговый зал. Все замерло, как в плохом кино, пока они медленно-медленно шли через зал, пока он медленно поворачивался к ней, кивал ей сверху вниз и брался за ручку двери. На крыльце он застегнул пиджак, долго шарил в нагрудном кармане, искал что-то. Не нашел, тяжело сошел со ступенек и пропал из виду.
Плохое кино кончилось.
Анфиса повернулась и оказалась нос к носу Лидой и Таней Тимофеевой.
— Вы чего, девочки?
— Надо было милицию вызвать, — заявила Лида и взглянула на Таню, ища поддержки. — Мало ли кто это! Может, бандит!
— Не похож он на бандита.
— А ты почем знаешь? — язвительно осведомилась Лида. — Или ты с ними на короткой ноге?
Таня вздохнула:
— Господи, чего только не увидишь на нашей работе. Сериал прям.
— Это точно.
— А кто его так?
— Да говорит, что никто. Говорит, что упал.
— Откуда он упал?!
— Да я не знаю, Танюш. Странный он какой-то…
— Говорила, милицию надо позвать!
— Да ладно тебе, Лидка!
— А что такого? И заведующая предлагала…
Тут Анфиса вдруг вспылила:
— А тебе самое главное, что заведующая сказала, да?
Лида смерила ее долгим взглядом прекрасных карих глаз и ответствовала жестко:
— А что нам, простым, делать? Нам только к начальству поближе держаться. Мы ведь не Ковалевы, не Ларионовы, да и не Коржиковы даже…
Углубляться в эту тему Анфисе решительно не хотелось, и Лидина осведомленность ее страшила. Она пожала Тане Тимофеевой локоть и пошла на свое место.
— Проводила? — спросила из-за своего стола Наталья.
— Проводила. И телефон дала Соломона Израилевича. Чтоб он проконсультировался. А то что-то странное. Говорит, в глазах темнеет, и он падает.
— Больной, может?
— Может, и больной.
— Жалко, — вдруг сказала Наталья. — Симпатичный, я его видела несколько раз тут недалеко с очень красивой женщиной, прямо как с обложки журнала.
С Анфисиной точки зрения, он был вовсе не симпатичный — наголо бритый, здоровый, ушастый, да еще с разорванной щекой!
Под окнами в сторону Садового кольца проползла черная иномарка представительского класса, и Анфиса почему-то твердо решила, что это машина сэра Квентина, давеча заколовшего каледонца.
На крылечко поднимался программист Славик, из-за которого утром было столько шума, и помахал Анфисе рукой.
Она помахала в ответ и прищурилась, потому что солнце вдруг полоснуло прямо по зрачкам.
Одно из окон особнячка напротив было вымыто до блеска к сверкало на солнце.
Анфиса протерла глаза и посмотрела еще раз.
Ни разу за все время своей службы в аптеке она не видела в этом особнячке вымытых окон!..
* * *
Машинка фыркнула, как будто мотнула башкой, переступила копытцами и рванулась из-под светофора вперед. Анфиса взглянула в зеркало заднего вида, улыбнулась оставшимся позади соперникам, перестроилась в левый ряд и прибавила скорость.
Она любила ездить быстро и никогда не отказывала себе в этом удовольствий. Бабушка Марфа Васильевна, которую она то и дело возила «в город» на старой машине — попить кофейку и прикупить новые туфли или брюки, — оценив внучкину езду, купила ей новую.
— Я слишком стара, — заявила она безмятежно, — чтобы мне еще за тебя волноваться, когда ты в этом корыте колупаешься! И что такое? Я что, не имею права подарить тебе машину?!
Анфиса даже не стала ломаться и делать вид, что ни за что не примет подарок.
Машинка — английская, добротная, похожая на картинку 30-х годов — показалась ей верхом элегантности и лукавства. Несмотря на консервативную и сдержанную внешность, она оказалась приемистой и быстроходной, и Анфисе доставляло прямо-таки чувственное удовольствие на ней ездить.
Даже приемник был соответствующий — как будто ламповый, с зеленой стрелкой за чуть мутноватым стеклом панели, с латунными ручками.. Потом оказалось, что его Марфа Васильевна заказывала отдельно, высмотрев по каталогу.
Вот какая у нее бабушка!
Анфиса притормозила и повернула направо.
Дорога шла сначала через поле — и тут ее Анфиса не очень любила, а сразу за перелеском начинала любить очень сильно. Двухрядная ухоженная шоссейка ныряла сначала в рощицу, где были перепутаны березы и елки, потом сваливалась к речке, от которой весной и осенью по вечерам поднимался густой белый туман, а потом выбегала в поля и холмы — до самого горизонта. Весной, когда снег сходил с вершин холмов, здесь было как-то особенно просторно и чисто и пахло талой водой, прошлогодней травой и землей, а островки темного ноздреватого снега еще лежали в низинах, проткнутые ломкими стрелами черной травы. Иногда Анфисе удавалось увидеть зайца. Зимой он был белый, а весной и осенью облезлый, серо-болотный, и Анфиса его очень жалела — небось холодно ему, и страшно, и нужно бежать, чтобы не пристрелили от нечего делать охотники, чтобы лисица не догнала. В этих местах всегда водились лисицы. Бабушка видела, и Юра видел, а Анфисе не довелось.
Она выключила приемник, распевавший про французскую любовь хриплым голосом Эдит Пиаф, и опустила стекло. Воздух был холодный и острый, колол глаза и легкие. Анфиса открыла рот и подышала немного — от холода сразу заломило зубы и лоб, зато все дурацкие мысли, разложенные было по полочкам и обдуманные со всех сторон, заледенели, покачались-покачались на своих полках, покатались и разбились вдребезги.
Она поехала помедленнее, подставив ветру лицо и мечтая, как она сейчас станет вкусно ужинать и расспрашивать бабушку о собаке Баскервилей, слушать ее истории, и поддакивать, и ахать, а потом ляжет спать — нигде и никогда она не спала так хорошо, как в бабушкиной усадьбе.
Дорога вернулась в лес, и здесь следовало еще раз повернуть направо. Поворот был не слишком приметный, и над ним висел новенький «кирпич» — въезд запрещен. Собственно, въезжать никто и не пытался, но бабушка очень настаивала на том, чтобы знак был, и Юра, поставив на ноги всю местную поселковую администрацию, добыл его.
Анфиса очень веселилась такой бабушкиной настойчивости.
— Ты что? — спрашивала она. — Секретный объект?
— Ну и что? — воинственно вопрошала Марфа Васильевна. — Если всякий захочет здесь поворачивать, что мы будем делать?
— Да никто не захочет, бабушка!
— А ты почем знаешь? И так с той стороны нам дач понастроили! Еще не хватает, чтобы они здесь на своих машинах ездили!
