В дверях раздался тихий стук и она помчалась открывать. На пороге стоял Поль. Вымокший до нити, с темными прямыми прядями, прилипшими ко лбу. Дрожащие губы улыбались.
— Что случилось, что? — Анна впустила его, пугаясь этой улыбки.
— Мишель п- п-просил п- п-передать, что его не будет в Париже несколько дней. Тетушка в Брюгге п- п — при смерти, — еле выговорил он, заикаясь больше обычного.
— При смерти? Что это значит? С Мишелем что то случилось? — еще больше испугалась Анна.
— Нет! Не волнуйтесь вы так: с ним все в порядке. Просто — надо быть осторожнее.
— «Осторожней!», а сам разгуливаешь в комендантский час.
— Я здесь все подворотни знаю.
— Господи, да ты же промок насквозь! Марш в ванну я дам тебе вещи отца. Живо переоденься, а я пока разогрею суп. С фасолью — сегодня сварила. Да, да, мсье Поль, я вас никуда не отпущу.
Отправив парня в ванну, она сложила листок с цитатой Апостола Павла, и спрятала его за портрет, достала тарелки, поставила чашки.
Поль, одетый в мешковатый альпийский свитер и длинны брюки профессора выглядел нелепо и был смущен этим.
— У — у — у ужасно… — опустив руки по швам, он смотрел на Анну с тихой влюбленностью.
— Живо за стол! Вначале суп, потом чай с малиновым джемом. И булка свежая. Не стесняйся, я вовсе не голодаю.
— Ого! — Поль замер, увидав портрет. — Очень прекрасное фото… Все бы время смотреть и смотреть… Может тогда…
— Что? Что тогда? — Анна намазала булку джемом погуще. — Ешь!
— Я ведь родился с травмой, он жадно принялся за суп. — Меня в школе дразнили, я учиться не хотел, чуть в озере не утопился… Так мне дед одну историю рассказал. Говорит: ты как принц заколдованный. Однажды встретишь такую женщину… С таким особенным взглядом… Она посмотрит — и расколдует. Заикаться не будешь.
— Волшебницу?
— Нет, настоящую, только очень красивую и добрую. Как вы.
— Ты непременно встретишь свою фею. Вы полюбите друг друга, это и есть главное колдовство. Потому что все плохое отступится.
— Это правда, что тех, кто сильно любит, Бог хранит?
— Так должно быть. Я думаю, я верю…
— А вот и нет. У нас человек один был — на передатчике работал. Жену и маленького сына страшно любил. Его фрицы поймали, железом жгли, иголки под ногти загоняли — мучили. Что бы он остальных выдал. Он умер. Любовь не спасла.
— А может, спасла, послав смерть? Он ушел из этого мира, не став предателем. Он спас других.
— И меня в том числе… А вот если бы меня пытали… Что бы я тогда?… Как?
Анна посмотрела на свои дрожащие пальцы: — Я думала об этом. Думала — смогу ли перенести муку… Ради важного, самого важного…
— И что?
Анна опустила глаза. Встала, подошла к окну: — Лучше умереть сразу.
…Мишель не сказал, когда вернется?…
— Он только просил передать, чтобы вы в эти дни ни с кем из дома не выходили. Ни с кем. Даже если это будет друг. Что понадобится, принесу я.
18
— Анна боролась со страхом, переписывая кусочки Евангелия. Вот, собственно, и вся информация, которой я на сегодняшний день располагаю, сочиняя эту историю, — Вера собрала листки и спрятала их в коробку.
— Значит, вы в самом деле придумали про этих двоих… И не знаете развязки… Постойте, тогда откуда вы вообще взяли, что Михаил был советским разведчиком?
— Из воздуха!..
— А! Понял! Вы видели материалы Феликса. Из них узнали и про моего деда и про Михаила.
— Я никогда не смотрю его материалы. Поверьте на слово. И я совершенно не представляю, кто ваш дед и что с ним произошло. Поведайте, если это не семейный секрет.
Глеб глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух.
— Можно, я закурю у окна? Спасибо, — он сел на подоконник и с удовольствием затянулся.
— Николай Гаврилович Косых, работал здесь в годы оккупации под видом Жако Буссена.
— Начальник Мишеля…
— Давайте попробуем «сочинять» вместе? — предложил Глеб. — Остановите меня, если ошибусь. Я вижу комнату Анны. Поздний вечер. Торжественно накрыт стол… Это прощальный ужин на двоих… Мишель принес огромный букет алых роз… Великолепный и печальный… И вальс — вы слышите вальс?
…В гостиной дома Грас как в дни былых торжеств, сверкала хрустальная люстра, ниспадал торжественными фалдами вишневый бархат портьер. На столе выстроились бокалы, оплывали свечи в серебряных жирондолях, терпко благоухал огромный букет алых белых роз. Анна и Мишель сидели друг против друга и молча смотрели в глаза.
— Нас словно заколдовали. И медленный сон на цыпочках заходит в комнату… — проговорила Анна, не отрывая глаз от Мишеля.
— Ровно в 21 час сюда войдет мой товарищ.
— Что бы забрать меня. Но ведь мы расстанемся не на долго… Иного выхода нет… Ведь нет, правда? — ее движения были быстры, голос особенно звонок и вся она напоминала маленькую встревоженную птичку.
— Это не разлука, это короткая отсрочка, — упорно «не замечал» ее тревоги Мишель. И собственной наигранной рассудительности. — А за разлукой…
— Будет ждать наш дом и сад и долгая, долгая жизнь… За нас! — бокал Анны чокнулся с бокалом Мишеля. Они выпили шампанское стоя и, не сговариваясь, разбили бокалы об пол.
Анна завела патефон и поставила пластику: — Наш вальс! Будем танцевать! Ну, иди же, медведь! — Она медленно приблизилась к Мишелю. — Ты лучший танцор в мире.
— Я, кажется, научился не наступать тебе на ноги, — они стояли в обнимку, не замечая кружения вальса.
— Мы будем танцевать очень часто все, что попало — полечку, краковяк, румбу. Даже когда станем старенькими. Тебе нравится румба? Смотри! — Анна попыталась изобразить сложные па и свалилась на диван, заливаясь смехом.
Она не заметила, как в комнате появился представительный мужчина в темном плаще и посмотрел на часы:
— Извините, господа, чуть поторопился.
— Жако Буссен. Тот самый, с портрета, — представил Мишель гостя Анне. — Он позаботится о тебе.
— Приятно, что обошлось без слез, мадмуазель Грас… Молодость, знаете ли, — это всегда прекрасно, даже во время войны. А смех — первейшее средство от всяческих неприятностей. Жако Буссен — к вашим услугам. В дорогу?
— В дорогу… Я быстро. Вещи уже собраны, — Анна торопливо вышла из комнаты.
— Значит, другого выхода нет, — проговорил Мишель.
— Ты должен понять, ситуация крайне обострилась. Нас преследуют провалы. Пока мне удалось скрыть информацию от Центра. Мы ж друзья, Миша. Но я вынужден пойти на крайние меры — немедля увести Анну. Таков приказ. — Полковник посмотрел на Тисо с особым значением. — Не пытайся ее искать. Я коммунист и поступлю по совести. Пока еще… Пока вопрос о душе остается открытым.
