И вот я наткнулась на него утром в «Королеве Мэри». Похоже, мир слишком тесен… Я поздно встала, хотя и заказывала wake-up call на семь утра. Проснуть-то я проснулась, но немедленно заснула обратно. Когда я снова открыла глаза, было уже восемь тридцать. Пришлось собраться с рекордной быстротой. Я натянула первую попавшуюся одежду – это были светлые вельветовые брюки и голубой джемпер, – и прибежала завтракать с еще влажными после душа волосами. Через пятнадцать минут от гостиницы отправлялся автобус, на котором вся группа ехала на семинар, а после на экскурсию. Опаздывать не хотелось. Поэтому я судорожно налила себе кофе, едва не уронив чашку, и стала осматриваться в поисках чего-нибудь съестного. Тут я заметила знакомую фигуру в джинсах и темно-серой рубашке. Мужчина оживленно разговаривал о каких-то архивах с невысоким пожилым шотландцем и одновременно наливал себе стакан яблочного сока (я автоматически отметила, что его утренние привычки не изменились). Пока и соображала, стоит поздороваться или лучше удалиться незамеченной в укромный уголок, он неожиданно обернулся – и наши глаза встретились. Он тут же расплылся н улыбке:
– Юлия! Ну надо же! Ты тоже живешь в этой гостинице? – и сразу обратился к своему спутнику по-английски, представляя меня как бывшую супругу, а ныне – хорошего друга. «Лицемер», – подумала я, а вслух спросила:
– Ты давно в Эдинбурге? Отдыхаешь или работаешь?
– В Эдинбурге – третий день, а в Шотландии – уже пару недель. Я занимаюсь весьма любопытными исследованиями местной истории. Моя научная группа получила грант Сороса, немалую сумму, и в ближайшие три года я буду часто сюда приезжать. Это Уильям Гиббонс – мой коллега, специалист по кельтской мифологии. А ты? Как ты здесь оказалась? Неужели работа?
– Да, работа. Я приехала на семинар. Повышаю квалификацию, – мне не слишком хотелось распространяться о своих нынешних делах.
– С каких это пор молодых врачей отправляют повышать квалификацию за границу? – Мне показалось, что Андрей неприятно удивлен.
– Я больше не работаю по специальности. Я консультант в одной фармацевтической фирме.
– Вот как! Что же заставило тебя изменить своему призванию? – В его голосе появились знакомые язвительные нотки.
– Ты же прекрасно знаешь, что прожить на те деньги, которые называются зарплатой врача, невозможно. Вряд ли я смогу принести кому-то пользу, умирая с голоду. К тому же это просто унизительно. Я бы с радостью лечила людей ради собственного удовольствия. Но ведь для этого нужно, чтобы кто-то другой меня кормил, поил и одевал…
Продолжая перебрасываться вопросами и ответами, мы сели за столик и приступили к завтраку. Общество бывшего мужа не отбило мне аппетита, и я с наслаждением проглотила пару свежих, теплых круассанов с ежевичным джемом. В этой гостинице почему-то подавали европейский завтрак, а не традиционную английскую яичницу с беконом. И никакой овсянки!
Мы с Андреем не могли говорить по-русски, это было бы не слишком вежливо по отношению к мистеру Гиббонсу. И мы общались по-английски, лишь изредка обмениваясь русскими фразами. Разговор не выходил за рамки дежурных тем: какой прекрасный город Эдинбург, как жаль, что вы пробудете здесь всего неделю, любите ли вы путешествовать…
Я отвечала односложно. О чем можно говорить, подсчитывая минуты, оставшиеся до отправления автобуса? Я заметила, что Андрей смотрит на меня оценивающе, в его взгляде читалось не только любопытство, но и нечто среднее между удивлением и одобрением. Как будто бы он видит меня в первый раз в жизни, раздраженно подумала я.
Впрочем, я действительно изменилась со времен нашей последней встречи. Замужем я выглядела забитой и недовольной жизнью, почти перестала следить за собой, ходила исключительно в джинсах и какой-нибудь затрапезной рубашке, чем страшно раздражала Андрея. Он хотел видеть во мне респектабельную спутницу, которую не стыдно представить друзьям или коллегам, но уж никак не взлохмаченную девицу, к тому же выглядящую моложе своих лет и потому сильно смахивающую на подростка. С тех пор как мы с ним расстались, я удачно сменила работу, но вместе с работой пришлось сменить и имидж. В моем гардеробе появились деловые костюмы, туфли на каблуках и прочие «приличные» вещи. Не удалось ничего сделать только с прической: мои сильно вьющиеся волосы всегда были до неприличия непослушными. Даже стрижка в дорогом салоне не помогала… Но в целом я выглядела куда более благополучно, чем два года назад. Андрей не мог этого не заметить.
Мне показалось, что он порывается что-то мне сообщить, его как будто распирала изнутри какая-то новость. Он заговорщически переглядывался с мистером Гиббонсом, они обменялись многозначительными похмыкиваниями, и наконец Андрей торжественно объявил:
– Вчера мы с Гиббонсом разрешили одну любопытную загадку, касающуюся моей родословной. Ты узнаешь об этом первая. Приглашаю тебя сегодня вечером поужинать с нами, за ужином я расскажу все в подробностях.
Ну разумеется, чего еще могла касаться важная новость, как не его драгоценной персоны! Не иначе, он выяснил, что приходится дальним родственником английской королеве и имеет некоторые права наследования на Виндзорский дворец. Тем не менее я любезна согласилась стать первым человеком, посвященным в тайну его происхождения. Мы договорились встретиться в холле в восемь часов, и я побежала к выходу. Автобус еще не уехал. Разумеется, все уже сидели на своих местах и ждали только меня. Пробормотав извинения – мол, так устала после вчерашнего перелета, да еще голова разболелась – я плюхнулась на сиденье и отправилась слушать доклады о новых чудодейственных лекарствах и перспективных рынках сбыта.
Вполуха я слушала скучнейшие рассуждения о том, что новую мазь нужно продавать в тюбике, а не в баночке, и обязательно в синей упаковке… Оказывается, именно это обеспечит препарату невероятный успех на рынке, в отличие от лекарства с такими же свойствами, но продающегося в баночке и в красной упаковке. Мне было как-то не по себе. Конечно, каждый младенец знает, что производство лекарств – это бизнес, причем весьма прибыльный. Больной человек и его родственники пожертвуют последнее, чтобы купить необходимое лекарство. Ничего не делается бесплатно, пора бы уже привыкнуть к этому, но какие-то несовременные мысли о том, что нельзя так откровенно зарабатывать на чужом несчастье, не отпускали меня. Так меня воспитали, внушили с детства ненужную по нынешним временам порядочность, и с этим уже ничего нельзя поделать. Моя нынешняя работа вызывала во мне угрызения совести. Я подумала, что с другим воспитанием мне жилось бы гораздо легче. Незаметно я погрузилась в свои мысли. Они были невеселыми – об Андрее, о моей жизни до замужества…
