— Не надо сейчас, — мягко сказала она Наташе. — Потом прочитаешь…
Приехали врачи, заполнили какие-то бумаги, и санитары унесли Екатерину Даниловну, унесли навсегда из этого дома. За ними ушла Люба, а еще немного погодя — и Клавдия Михайловна. Она обещала еще зайти сегодня и просила, если что — обращаться к ним без стеснения.
Оставшись одна, Наташа вскрыла конверт. В нем лежали три стодолларовые купюры и сложенный вдвое тетрадный листок в клеточку.
«Наташенька, девочка моя! Не надо плакать, ведь случилось то, что должно было случиться. Смерть — это всего лишь часть жизни, ее неизбежный и справедливый конец. Страшно, когда он наступает слишком рано, но я-то, слава Богу, пожила достаточно. Поверь, я даже рада, что наконец-то освободила тебя от себя. Уже давно я перестала быть тебе поддержкой и опорой — тому виною старость. Я превратилась в обузу, и что бы ты ни говорила, это так. Тебе давно пора иметь свою семью, своих детей, а вместо этого ты нянчишься со мною.
Теперь ты остаешься одна, и первое время тебе, конечно, будет непросто. Но жизнь продолжается, и тебе еще предстоит очень многое. Главное — это семья. Прошу тебя, выполни мою последнюю просьбу, — займись своею личной жизнью, это очень, очень важно!
Господи, так хочется, чтобы ты была счастлива, чтобы у тебя все было хорошо!
Надеюсь, что этих денег на похороны хватит. Если нет — не обессудь, моя хорошая, сама знаешь наши доходы.
Я очень благодарна тебе, ты была мне замечательной внучкой — доброй, заботливой, чуткой. Спасибо тебе, родная моя!
Прощай, Натуся, и, пожалуйста, не плачь.
Да хранит тебя Господь!
Твоя любящая бабушка».
Лицо Наташи было мокро от слез. Она представила себе, как бабушка писала это письмо — одинокая маленькая старушка, — и сердце ее сжалось в комочек от невыносимой любви и жалости к ней. Как, наверное, это страшно — зная, что дни твои на исходе, навсегда прощаться с родным человеком!
Она еще раз взглянула на листок — он был совсем свежим, глянцевым и хрустящим. Письмо явно было написано недавно, может быть даже вчера. Подумать только — в то самое время, когда Наташа гуляла в лесу или пила чай у сторожа на даче, бабушка, уже, видимо, предчувствуя свою надвигающуюся смерть, писала эти прощальные строчки! А она, ее единственная внучка, такая «добрая, заботливая и чуткая», ничего, ну абсолютно ничего не чувствовала! Как такое могло случиться?!
А ведь это она, Наташа, стала причиной её смерти! Если бы не ее визит к Левчику… Ну зачем, зачем только она согласилась ехать?! И вот что необъяснимо — ведь именно бабушка уговорила ее на эту поездку! Убедила, не подозревая, чем обернется для нее такая настойчивость!
Телефон на коленях… Бабушка вчера, конечно, звонила Левчику, и не раз, а тот, конечно, не отвечал — Наташа вспомнила его мертвецкое состояние. Тогда она, наверное, стала обзванивать милицию, больницы, морги… И в какой-то момент ее сердце просто не выдержало все возраставшей тревоги и…
Наташа отложила письмо, вытерла слезы, и тут раздался телефонный звонок. Она прошла в комнату, сняла трубку.
— Да.
— Наташка! Ну, слава богу, ты цела! — радостно заорал в трубку Левчик. — Куда ж ты пропала, горе мое? Я с четырех часов утра тебя везде ищу! Почему ушла-то? Ну да, конечно… Я, уж извини, сорвался вчера — ты, наверное, видела… Но я же шофера вызвал, чтоб тебя отвез! А он, гад, вместо того, чтоб у порога тебя ждать, в бильярд внизу играл — вот вы и разминулись! — Левчик говорил и говорил, не давая ей вставить ни слова. — Я, конечно, свинья, но так вдруг на душе погано стало — и перед тобой неудобно, и вообще… Вот и не удержался… Наташ, ты прости меня, а? Все как-то по-дурацки вчера получилось… Ну что ты молчишь?! Наташ!..
Она тяжело вздохнула и, разлепив запекшиеся губы, с трудом вымолвила:
— Лева, бабушка умерла…
Левчик гнал свой джип, как сумасшедший. Тяжелый автомобиль с горящими фарами, ревя могучим мотором, летел по шоссе с таким очевидным и яростным отчаяньем, что остальные машины загодя принимали в сторону, освобождая крайний левый ряд этому ненормальному.
В который уже раз Левчик проклинал свою нелепую затею с приглашением Наташи на дачу. Глупое, какое-то совершенно мальчишеское желание похвастать перед школьной подружкой обернулось настоящей трагедией. И, пусть невольным, пусть косвенным, но, тем не менее, одним из виновников смерти Екатерины Даниловны Левчик считал себя.
Он снова и снова пытался восстановить события вчерашнего вечера, но все, что случилось после приезда Вируса, вызванного, чтобы отвезти Наташу домой, было напрочь стерто из памяти той лошадиной дозой виски, что он выхлестал у себя в кабинете. А ведь Наташа не могла уйти просто так. Наверняка она сперва разыскала его, смертельно пьяного, может быть, пыталась его привести в чувство… Что он ей ответил? Он не помнил абсолютно ничего. А если он как-то оскорбил ее, обматерил, послал куда подальше?…
Левчик торопился, но не представлял себе, что он скажет Наташе, когда приедет. Если б хотя бы знать, что было между ними вчера… Но тяжелая с похмелья голова была совершенно пуста. Он еще раз попытался сосредоточиться. Должно же было хоть что-то сохраниться, отложиться в каком-нибудь дальнем уголке памяти! Левчик хмуро смотрел вперед, на дорогу, и одновременно старался как бы заглянуть внутрь себя.
Вот он сидит в кресле и жадными глотками закачивает в себя обжигающий виски. Вот его будит идиот Вирус, только в четыре утра озаботившись отсутствием Наташи. А между этим — лишь сплошной мрак, муть, вязкий похмельный туман… И вдруг из этого тумана чуть слышно прозвучал телефонный звонок и чей-то взволнованный голос…
Левчик резко ударил по тормозам. Джип, пронзительно завизжав колесами, остановился. Мимо, чудом успев избежать удара, с возмущенным гуденьем промчался серебристый «Мерседес». Его водитель, бешено сверкая глазами, показал Левчику средний палец. Но тот и не взглянул в его сторону. Он вспомнил.
Этот настойчивый звонок разбудил его среди ночи. Кое-как нашарив телефон, он нажал кнопку ответа. «Левушка! Алло, Лева! — из трубки донесся дрожащий от сильного волнения старческий тенорок. — Левушка, это Екатерина Даниловна! Где Наташа, Лева?! Ты слышишь меня?! Где Наташа?!!». И он, не открывая глаз и еле ворочая языком, что-то невнятно и коротко буркнул и, отшвырнув трубку, опять провалился в свой пьяный сон…
Черт! Вот оно, оказывается, как все было! Черт! Черт!!!
Левчик сидел в своей машине, обхватив руками голову. Проклятье, что же все-таки он ей ответил?! Что?… Нет, не вспомнить… Да это ведь и не важно — вдруг дошло до него. Важно было только то, что именно он и никто другой стал виновником смерти Наташиной бабушки. Может быть, и невольным, но никак не косвенным, и уж во всяком случае, не «одним из» — получалось так, что он был виновником главным и единственным!
