нащупала пузырёк с зельем сна без сновидений, от которого давно отказалась, и залпом выпила его содержимое. Снова укрывшись, Рейнер закрыла глаза. Хриплый голос Драко всё ещё звучал в её голове.
Прости, Малфой, я сдаюсь. Спасай себя сам.
* * *
Они любили друг друга — об этом знала каждая тёмная и каждая светлая душа. Только любовь эта принесла большие беды. Страстная, пылкая, как пожар, — она пожирала всё на своем пути. Опутывала адским пламенем сердца молодых людей.
Чувства были неподдельные — настоящие, искренние с того самого дня, когда шестнадцатилетняя девочка с тяжёлым взрослым взглядом вошла на своё первое собрание кровожадных убийц, а парень, сидящий за длинным столом, медленно приподнял голову.
Она грела свои постоянно холодные пальцы под его рубашкой, вынуждая их таять, подобно мартовскому снегу. Она проникала в него этой талой водой, что заполняла и насыщала каждую клетку собой. Она пахла розами и терпким огневиски, и это почти извращённая смесь, что влезла к нему под кожу.
Он вынуждал в её лёгких расти цветы, их же и срывая. Он вонзал в неё ножи, целовал кинжалами, кровожадно прокручивал рукоять, чтобы после неровной гладью накладывать швы.
Он топил её в стакане с виски, она говорила, что любить его — открывать огонь по своим же, купить на последние деньги билет и обнаружить, что твоего рейса нет. Как одеться не по погоде, заболеть под Рождество, как умереть весной, обретая покой, который рядом с ним всегда был непостижим.
Она — прекрасная принцесса. Любимая, нежная и хрупкая, но с шипами, как её любимые розы. Он — паршивый монстр. Дикий и необузданный зверь. Тронешь — выпотрошит органы наружу.
Он желал её всем сердцем, а она жадно любила в ответ. Каждую минуту умирала от любви, в самых сокровенных снах мечтая стать ему женой.
Этого не произошло — любому пожару, даже самому вечному, свойственно угаснуть.
Сердце парня покрылось непробиваемым льдом, а девушка отныне носила только тёмную одежду — словно вдова, потерявшая на войне мужа.
⠀
Красавица и Чудовище. Красная Шапочка и серый волк. Добрая Герда и холодный Кай.
У этой истории лишь один исход.
И дурой она была, раз верила, что его ещё можно спасти. Он не хотел спасения.
— Дай пройти, — Малфой толкнул стоящего у дивана Забини и залез на мебель с ногами.
Гостиная Слизерина была наслышана о «подвиге» Драко. За избиение Долгопупса в его честь даже устроили праздник. Идиоты.
Блейз не одобрял. Блейз журил его. Блейз стал слишком правильным.
Что, Астория так на тебя действует? Сделала из тебя мальчика на побегушках. Аж тошно. Хочешь я и её на землю опущу? О, это я могу. Можешь спросить у Николь.
— Хочешь выпить? — спросил Блейз и сел рядом с Малфоем.
— Я уже, — ответил слизеринец. — Но ещё не помешает. Наливай.
Забини дважды просить не пришлось — через несколько секунд стаканы были в их руках, заполненные огневиски.
— Как ты?
— Прекрасно, — усмехнулся Драко.
— Ты не разговаривал с матерью? Она писала мне вчера, спрашивала, как ты себя чувствуешь.
— И что ты ей ответил? — Малфой сделал глоток обжигающей жидкости.
— Сказал, что всё нормально. Но это ведь не так.
— Почему нет? Говорю же, я прекрасно себя чувствую. Лучше, чем когда бы то ни было.
Забини странно посмотрел на друга и не поверил ни единому его слову.
— Нарцисса писала, что Никки собиралась встретиться с Орденом Феникса. Ты знаешь об этом?
— Плевать, — отмахнулся Драко и сделал ещё один глоток.
— Ты не хочешь найти лекарство? — спросил Блейз.
— Нет. Мне всё нравится.
— А мне нет.
— Твои проблемы, — пожал плечами Малфой. — Пойду погуляю, — он встал с дивана и покинул гостиную. Драко направлялся в Хогсмид. Этой ночью станет на одну жертву больше.
* * *
Оживлённый коридор Хогвартса. Николь стояла у кабинета Заклинаний, ожидая когда профессор Флитвик откроет кабинет. Рядом с ней стояли другие ученики факультета Когтевран, с другой стороны столпились слизеринцы, среди которых затесался и Малфой. Он не посещал занятия уже очень давно, но сегодня что-то стукнуло в голову, поэтому Драко здесь.
Николь не смотрела на него. Даже не повернула голову, когда он был слишком близко. Драко хотелось схватить её за плечи и несколько раз встряхнуть, но он не позволил себе столь открытой грубости. Это не внезапное уважение или проделки совести, после содеянного он не стал человечнее, — нет. Просто не хотелось, чтобы остальные узнали всю правду. Её, его, их. Сейчас это было уже не важно и не нужно.
Она стояла в этом порочном кругу, в самом его центре. У неё в руках палочка, а в голове — обрывки их бесцельных диалогов и страстей. Она восхищалась им, она ненавидела его. Его светлые волосы, как и серые глаза. Он смотрел на неё, оставляя между ними выбеленность стен и недосказанность. Её недоцелованные губы, сухие, ломанные изгибы бёдер и острота колен, как и его характера, сочащегося из надменного взгляда с примесью цинизма. Клокочущее желание вышвырнуть его из окна, когда на бледном лице появлялась ухмылка.
Присутствующие продолжали косить в его сторону безразличными взглядами. А Малфоя терзало чувство, что они всё знают. Может, это было написано на его лбу? Всего одно слово. Тихое, но до одури бьющее по рассудку.
«Насильник».
Зачем он здесь вообще? Каждый, наверное, задавал себе этот вопрос. Многие подумали бы, что у него просто нет совести, а у него её и не было, да и не будет никогда. Уже слишком поздно.
Почему ты не можешь поговорить со мной, Николь? Наверное, я просто недостойный слушатель. Просто говори, Никки, а я обещаю внимательно слушать, если хочешь, даже записывать буду. Букву за буквой, слово за словом.
Нет, лучше не верь мне. Один раз ты поверила, а после оказалась в выручай-комнате изнасилованной. Я хотел этого с самого начала. Просто раздавить, обезоружить, заставить корчиться от адской боли, оставить без ничего. Я хотел, чтобы проиграла ты, но всё вышло до смеху наоборот. Я остался ни с чем, даже боли не чувствую. Поверь, милая, лучше чувствовать боль, чем вообще ничего не чувствовать. Из-за пустоты кажется, что ты давно уже сдох.
Он не хотел насиловать. Её — точно не хотел. Но продолжал слушать такую драгоценную ненависть и массу стереотипов, которые были обузой на его плечах. Знаете, что самое гнилое в нём? Она захлёбывалась собственной болью, а он даже не пытался помочь. Просто вцепился пальцами в её плечо, не позволяя рухнуть на грёбаный стол.