Году к 25-му Исаак устал посылать письма в Россию. Он почти смирился с тем, что потерял всех близких. Он женился на Риве, и она родила ему близнецов — мальчика и девочку. Они немного подросли, а затем и дня не проходило, чтоб Исааку не сказали о том, что он и сам видел. Они, обычные люди, родили красавцев. Мальчик, Мирон, оказался очень способным к наукам, с цепким, незаурядным умом.
Девочка, Мария, росла задумчивой, мечтательной. Была она слабенькой, хрупкой, особых интересов и талантов родители за ней не замечали. Но им все говорили, что в Америке красота — это и есть самый выгодный талант.
Исаак открыл довольно большой магазин, расширил ресторан. Дети учились в приличном колледже. Мирону нравилось абсолютно все, что требовало усилий ума и поиска. Но и в бизнесе он охотно помогал отцу, придумывал смелые, неожиданные проекты. А Мария любила только брата, слушала только его, ходила за ним как тень.
И однажды вновь на Исаака Штайнбуха обрушилось небо. Он узнал, что его шестнадцатилетняя девочка беременна. От его шестнадцатилетнего мальчика. Она никак не могла родить, кесарево сечение сделали слишком поздно. Спасли только ребенка — крошечного мальчика с перепонками между пальчиками ног. Дитя инцеста.
Исаак назвал внука Ричард. Он знал, что для жизни ему понадобится львиное сердце. Но врачи нашли в сердце Ричарда порок — «продырявленную» перегородку между желудочками. Внуку сделали операцию, когда он стал миллионером. А за исправление его маленьких пальчиков заплатил дед.
Следователь расспрашивал сотрудников клиники вместе и по одному. Все должны были вспомнить, кто в этот день приходил к больным или к персоналу. Дина сказала, что видела молодого человека у стола дежурной сестры. «Это мой парень, — взорвалась Таня. — Он зашел на минуту — цветок принес». Но знала она только его имя, телефона тоже у нее не было. «Он придет на днях, я вам позвоню», — сказала она следователю. Андрей Владимирович сухо заметил:
— На днях вы, видимо, еще будете здесь работать. Пока идет следствие. В частности, пока мы не выясним, каким образом Тамара Синельникова вместо положенных таблеток получила фенобарбитал. Потом решим вашу судьбу. Надеюсь, мы, а не следствие.
В кабинете главврача сидели Филипп Нуаре и Сергей Кольцов. Они обсуждали проблему охраны. Сергей звонил своим бывшим сослуживцам, открывшим охранные агентства.
Затем Филипп вошел в комнату Тамары. В руках у него был портфель.
— Я попечитель клиники. И пришел высказать свое сожаление. Это прискорбный случай… Он, конечно, будет иметь последствия. Но пока, по поручению босса, которому принадлежит клиника, я должен вручить вам небольшое вознаграждение. Компенсацию.
— Что вы, я не возьму, — запротестовала Тамара.
— Это не обсуждается, — авторитетно заявил появившийся в дверях Сергей. — Такова мировая практика.
Филипп Нуаре торжественно вручил Тамаре конверт с двадцатью тысячами долларов.
— И еще просьба. Небольшой презент вашей сиделке. Пожалуйста, от вашего имени. У нас есть на то причина. Скажите, что это досталось вам по наследству, и вы в благодарность за спасение жизни…
— Да, я могу так сказать, — прервала Тамара. — Но Дина знает, что меня вырвали из дома в ночной рубашке и я с тех пор там не была.
В холле раздался голос Дины. Сергей взял из рук Филиппа шкатулку и сунул в тумбочку.
— Это украшения, — успел шепнуть он до того, как дверь открылась. Не оборачиваясь, он произнес громко: — Ну вот, Тамара, я привез от вашей подруги то, что вы оставляли ей на хранение. Надеюсь, все в целости и сохранности.
У Дины в руках был журнал «Элита».
— Сережа, — сказала она весело, — это же Наташка. Откуда ты ее знаешь?
Голая Наташка сидела верхом на Блондине. Его раздражала и умиляла ее способность одновременно заниматься любовью и разговаривать.
— Она штуку баксов дает сразу, типа аванс. А потом — пять. Она говорит, там делать нечего. К нему психи ходят. И если все устроить нормально, будто коматоза какой-то, то никто тебя не найдет.
— И как, по-твоему, «коматоза» убивает врачей?
— Ну не знаю. Прикольно как-то. Утюгом или соковыжималкой.
Блондин застонал. Наташка довольно хмыкнула. Он снял ее с себя, вытерся полотенцем, закурил.
— А почему ты именно мне это предлагаешь?
— Ну Блондинчик, — прижалась она к нему. — Ты ж такой сильный и в тюрьме сидел. А за что ты сидел?
— Я людоед. Жру девчонок.
Он бросился на нее. Она радостно завизжала.
Сергею позвонил Виталий Стражников.
— Приветствую. Узнал? Дома тебя не застать. Лариска дала твой мобильный. Говорит, ты у нас теперь Мегрэ? Или Пуаро? — Виталий довольно хохотнул. — А у меня к тебе дело. Серьезное. Вообще-то, это не телефонный разговор, но нам с тобой встретиться — целая проблема. А время не ждет. Помнишь, пару лет назад в моей передаче Дина Петренко рассказывала об одном деле? О майоре, которого посадили за убийство, а он вроде бы ни сном ни духом. Она еще бочку катила на военного прокурора, Верховный суд и все такое?
— Как мне не помнить, если мы вместе с ней этим занимались.
— Знаю. Потому и звоню. Надо ее найти. Нужно то дело опять вытащить.
— Ты с ума сошел. Исключено. Она же из-за него все и бросила. У нее ж ребенок… ты помнишь, что с ним случилось?
— Да, страшная трагедия. Но, Сережа, дело исключительной важности. Не знаю, как сказать по телефону, ну в общем, серьезные люди валят военного прокурора. Нужен именно такой компромат.
— Виталий, ты тоже пойми. Это важно для серьезных людей, для тебя, для прокурора, наконец… Но не для Дины. И знаешь, уже не для меня.
— Нет, старик. Ты не торопись. Извини, но ты не профессионал. Я имею в виду — не профессиональный журналист. А профессионал для этого дела… Короче. Прошу исполнить мою просьбу. Найди ее, передай и свяжи нас. Я ее уговорю.
— Ладно. Позвоню тебе, — бросил Сергей и раздраженно подумал: «Дубина самодовольная. И вообще, инфекция, что ли, у них какая? Все, кажется, думают, что он всю жизнь мечтал быть личным секретарем у сиделки».
Дина потрясенно разглядывала содержимое шкатулки. Тамара тоже не без интереса туда поглядывала. Колье, серьги, кольца, броши были явно не серийного производства — из золота, платины, отборных драгоценных камней.
— Я не могу ни на чем сосредоточиться. В глазах яркие цветные огни… Тамарочка, дорогая, я что-нибудь одно возьму, просто не смогу отказаться, но принять все — исключено.
— Дина, пойми: для меня вопрос решен. Я счастлива, что есть такая возможность. Тебе придется взять, а потом можешь хоть выбросить. Поверь мне: так надо. Я уверена в том, что мы встретились на всю мою оставшуюся жизнь. Для меня это гораздо важнее, чем сама жизнь, которую ты мне спасла. Ты же хочешь доставить мне радость? Тогда возьми. Поедешь вечером домой, спокойно рассмотришь все по отдельности. Я уже не помню точно, но там есть вещи, просто созданные для тебя.
