Дома, благодаря вернувшейся способности анализировать, начал рассуждать:
«Действительно ли я не заметил поменявшего цвет светофорного сигнала? Откуда взялась проклятая легковушка? Минутой раньше ее нигде поблизости не наблюдалось. Почему, наконец, она неслась с безусловно недозволенной скоростью? Не собирался ли водитель сбить меня сознательно? Тогда получается, от неминуемой смерти его случайно спасла пожарная машина.
Однако кто осмелился на покушение? Не связана ли попытка отправить его на тот свет с письмом, лежащим вон в том столе в папке с надписью «Важное»?
Або Казуа толкнул вращающуюся дверь модного ресторана «Крааль» и вошел в зал. Навстречу посетителю тут же устремился метрдотель:
— Ваш столик сервирован, господин адвокат, — расплылся явно не в дежурной улыбке.
— Отлично! — щелкнул пальцами вошедший. — Столик, надеюсь, тот же, в углу?
— Как заказывали!
— Тогда вели без промедления подать бокал бананового пива!
— Будет сделано! — кивнул головой распорядитель и крикнул в сторону барной стойки:
— Банановое пиво на столик номер шесть!
И спохватившись, уточнил:
— Одно, господин адвокат?!
— Пока да. Господина Иноси задержал телефонный звонок.
Спустя пятнадцять минут появился Гед Иносси:
— Пусть бы первое уже подали! Что ж ты не распорядился? — дружески хлопнул по плечу своего заместителя.
— Мы же заказали уху из макрели и консервированной лососины, которую нужно вкушать с пылу с жару!
— Ты знаешь, запамятовал! Клиент совсем голову заморочил.
— Что там срочного стряслось?
— Сейчас расскажу. Только сначала дай сигнал ребятам, чтобы шустрее подавали. В зале что-то никого не видно.
— Сейчас! — младший по возрасту и должности встал и направился в сторону кухни. Не успел дойти до двери, как из нее появился официант с большим медным подносом, уставленным маленькими тарелочками.
— Уже когда ты был в дверях, — объяснил глава «Иноси и партнеры», — позвонил наш недавний знакомый.
— Кто?
— Клод Вилкау.
— Парень из «Фетиша», который консультировался у нас по поводу увода денег в тень и при этом пунцовел, как красная девица?
— Он самый!
— А теперь ему что понадобились? Или предложенная схема столь сильно понравилось, что хочет расширить сферу ее применения.
— Не угадал! Да и вообще, я убежден: подобный случай в его практике — единичный. Чересчур он законопослушный.
— По-моему, тезис «один раз — не считается» порочен в своей сути. Примените его в отношении невесты, утратившей девственность, и поинтересуйтесь мнением жениха. Все сразу встанет на свои места.
— И все же я в данном случае точки зрения не меняю.
— Но что-то ведь толкнуло Вилкау на нарушение закона. Если бы хотел и дальше сохранять бизнесовую «девственность» во взаимоотношениях с государством, на такой бы шаг не пошел.
— Думаю, попал в безвыходную ситуацию. Впрочем, ты сегодня с ним не беседовал.
— Ну, и что вам сегодня поведал клиент?
— Самое странное, что ничего конкретного…
— Может, подловили налоговики и теперь нужна квалифицированная защита?
— Нет! Вилкау интересовало, как он выразился, закрытое завещание. Я ему объяснил: оное составляется в вольной форме, содержание его известно лишь автору, нам оно поступает в запечатанном конверте. Свидетели и нотариус заверяют факт передачи документа — и точка. На том бы и остановились. Однако в ходе обсуждения некоторых деталей, коего не избежать, мне показалось, что клиент, спрашивая об одном, подразумевает совсем другое.
— Что вы хотите сказать?
— То, что я в итоге оказался прав.
— А именно?
— Вилкау не нужно завещание…
— Вот так поворот! А зачем же он звонил?
— Парень просто запутался в юридических аспектах. Выяснилось, что он желал бы оставить в нашей конторе некий документ, который мы должны предать гласности в случае его насильственной смерти.
— Ого! — потер переносицу Казуа.
— Ни больше, ни меньше! В то же время Вилкау думал, что эта процедура называется составлением закрытого завещания. Пришлось объяснить разницу между тем и другим.
— Усек?
— А как же! Парень он башковитый. Из намеков и полунамеков я понял следующее. У него имеется некое письмо. Оно напрямую связано с проблемой наличных денег, по которой мы его консультировали. И, если я правильно догадался, обладание тем письмом будто бы не только чревато крупными неприятностями, но даже грозит смертью. Более того, парень подозревает, что уже состоялись неудачные покушения.
— Почему же он не обратится в полицию?
— Это уже, дорогой, не наше дело. Наверное, тому есть основания. Хотя бы факт увода денег в тень.
— Ну, и на чем вы с ним остановились?
— Еще раз объяснил ему все юридические тонкости процедуры. И пригласил в офис. В любое удобное для него время.
— Интересно, кто же ему угрожает?
— Меньше всего жажду это знать! Хочу умереть своей смертью.
Спустя пять минут партнеры заходили в офис. Начисто забыв о Клоде Вилкау — одном из сотен своих клиентов.
Но это отнюдь не означало, что о нем забыли другие…
Хлоупа — раньше за собой подобной роскоши не замечал — начали грызть сомнения. Нет, ему не было стыдно. Но в определенной степени неловко — да.
Душевное заблуждение? Слабость? Возрастное? Отчего его «второе я» не находило себе места даже в самых отдаленных закоулках армированного житейскими невзгодами тела?
Да, он совершил ошибку. К бизнесу отношения не имеющую. Лишь счастливая случайность, от него не зависящая, не привела к печальному исходу. Понимание этого заставляло нервничать. Дабы немного облегчить душевные муки, он, не признававший иного бога, кроме чистогана, вдруг начал поститься. Так продолжалось несколько дней. А во вторник вечером, сам того не осознавая, открыл «Молитвослов». И начал читать. Спать лег на удивление умиротворенным: сказались то ли убаюкивающая ритмичность церковной риторики, то ли чудовищное самовнушение.
Как бы то ни было, наутро он неожиданно для себя отправился в собор св. Анны. Успел аккурат к чтению чинопоследования. Признаться, слушал не очень внимательно — никак не мог сосредоточиться. Но вот священник, наконец, кладет крест и евангелие. Торжественно звучат слова: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь!» Наступает время величайшего из церковных таинств — исповедей.
Открыться перед Всевышним собралось на удивление мало народа. Поэтому ждать пришлось недолго. Вот и его очередь подходить к исповедальному аналою.
