Себастьян заинтересовался.
— Вы отправлялись с миссией в какие-либо страны?
Мистер Торнтон выпрямился в кресле.
— Собственно говоря, да. Я провел шесть лет на мысе Горн в Африке [14], прежде чем осенил себя узами брака. Впоследствии миссис Торнтон и я вместе вершили миссионерскую службу. Случай к этому нам представился девять лет назад, тогда я оставил свой приход заботам куратора, второго нашего священника.
«Девять лет назад. Его сыну было только десять», — быстро промелькнуло в голове Себастьяна, и он спросил:
— А Николас? Он ездил с вами?
— О нет. В то время он учился в Харроу. Наш мальчик ни разу не совершал путешествий, даже недолгих. Миссис Торнтон очень пеклась о здоровье сына и опасалась негативного воздействия нездорового климата. Свои школьные каникулы Николас проводил у ее брата.
— Нельзя ли поточнее узнать, где имела место ваша миссионерская деятельность? — задал вопрос магистрат.
Себастьян подумал, что, пожалуй, мог бы ответить на него сам.
— В Индии.
— Простое совпадение, надо думать? — сказал Лавджой, когда Себастьян сообщил ему о своем разговоре с сэром Хамфри Кармайклом, рассказав о том, что тот также бывал несколько раз в Индии.
Они пешком шли через небольшой зеленый лесок, направляясь к выбеленному дому доктора Ньюмена. Перед ними, взволнованно гогоча и переваливаясь, спешила стая белых гусей, перья которых ярко блестели в солнечных лучах.
— Думаю, тысячи наших сограждан хоть раз в жизни побывали на полуострове Индостан. Вы со мной не согласны?
— Согласен.
— Рад. К тому же мы не знаем, посещал ли Индию лорд Стентон.
— Не знаем. — Себастьян разглядывал живописную группку каменных коттеджей, увитых густым ковром роз, щедро отдавшихся позднему цветению. — И тем не менее, если бы у меня был сын, я бы не мог чувствовать себя спокойно.
Доктор Аарон Ньюмен был худощавым мужчиной на вид лет сорока с небольшим, с ранней обильной сединой и доброжелательным, хоть и усталым лицом человека, которого работа заставляет быть свидетелем слишком многих людских радостей и трагедий.
Он принял их в гостиной, обставленной добротной и надежной старой мебелью, и внимательно выслушал объяснения причин, приведших мистера Лавджоя в его дом. Затем предложил бренди, угощение, которое Себастьян принял, а магистрат, как следовало ожидать, отклонил.
— Несчастье произошло пять месяцев назад, а я все еще не могу привыкнуть к мысли о том, что случилось с Николасом, — начал доктор, наливая бренди и себе. — Какая немыслимая трагедия! Преподобный Торнтон и его супруга долгие годы были бездетны, этот мальчик родился у них довольно поздно. Сын был словно даром небес, ребенок, появившийся на свет у стариков родителей. — Доктор снял очки и провел рукой по глазам, лицо его омрачилось грустью. — Но Господь прибрал его к себе. Ведь эта мысль должна утешать?
Лавджой смущенно откашлялся и спросил:
— Как давно вы знакомы с его преподобием?
— С тех пор, как он поселился здесь в деревне, примерно лет двадцать назад. Я присутствовал при появлении Николаса на свет. — Доктор Ньюмен снова водрузил очки на нос и опустился в одно из кресел, окружавших чайный столик. — Лечил его от всех детских болезней.
— Я так понял, что труп Николаса был обнаружен самим его преподобием? — спросил магистрат.
Лицо доктора исказила гримаса боли.
— К сожалению, да. Торнтон взял тело сына на руки и хотел нести его сюда. Но упал, не пройдя и нескольких шагов.
— У него случился удар?
Доктор кивнул, подтверждая догадку.
— Паралич поразил левую сторону тела. Со временем деятельность руки восстановилась, но ходить его преподобие до сих пор может лишь с большим трудом.
— Убийца оставил тело юноши на церковном дворе?
Спазм отвращения снова исказил черты лица их собеседника.
— Да. Преподобный Торнтон увидел тело сына, когда пошел отворять в то утро церковные двери. Это было ужасно, поистине ужасно. Убийца оставил несчастного на одной из старых могильных плит около двери, ведущей в южный трансепт. Именно этой дверью всегда пользуется его преподобие.
— Любопытно, — заметил Себастьян. — Кем бы ни был этот убийца, с привычками его преподобия он, во всяком случае, хорошо знаком.
Глаза доктора удивленно расширились, но после короткого раздумья он согласился:
— Вы правы, это так. Я как-то не задумывался над этим.
— Что вы могли бы нам сказать о результатах осмотра тела? — спросил магистрат.
Доктор Ньюмен оставил кресло и подошел к письменному столу, заваленному книгами и различными записями. Взяв в руки один из потрепанных журналов, лежавший на краю стола, принялся быстро перелистывать страницы. Прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил.
— У жертвы было перерезано горло.
— В момент убийства нападающий стоял позади юноши?
— Не могу сказать с уверенностью, — после заминки ответил доктор, набрал воздуха в грудь, медленно его выпустил. — Меня сильно утешает, что смерть наступила почти мгновенно. Это счастливое обстоятельство, если подумать о тех надругательствах, которые совершены над трупом.
— На теле были и другие раны?
Доктор утвердительно кивнул.
— Грудина жертвы была вскрыта, сердце, легкие и печень удалены. Довольно неопытной рукой, я бы хотел отметить.
— Возможно, негодяй действовал под влиянием сильного гнева?
Ньюмен задумался, затем покачал головой.
— Я бы так не сказал. На теле не было других ран. Как я уже сказал, жертве перерезали горло, вскрыли тело и удалили некоторые внутренние органы.
Лавджой прижал к плотно сомкнутым губам аккуратно сложенный платок.
— Было ли тело обескровлено? — спросил Себастьян.
— Да, действительно это имело место. Откуда вы узнали?
— С жертвами, найденными в Лондоне, поступили точно таким же образом.
— Вы видите связь между этими происшествиями?
— Я бы сказал, что она вполне вероятна. Вы этого не находите?
— Д-да, допускаю такую мысль. Но… У вас нет предположения, кто мог это сделать?
— Мы работаем над различными версиями дела. — На этот вопрос ответил Лавджой, отнимая от губ платок. — Как вы считаете, не было ли тело Николаса Торнтона связано перед смертью? Может быть, его куда-то перевозили?
— Я ведь приходский практикующий врач, мистер Лавджой, а не хирург. Подобным вещам я не обучался и не сумел бы их распознать.
В голосе доктора прозвучала определенная нотка гордости. На самом деле, в иерархии, принятой среди медицинских работников, практикующие врачи считались своего рода аристократией. Получая образование в Кембридже и Оксфорде, они изучали латинские трактаты врачей древности. Приобретенные знания они впоследствии использовали для того, чтобы по результатам наблюдения, скажем, за пульсом или изучения урины больного суметь поставить диагноз и предписать необходимое лечение. Эти ученые доктора не тратили времени на такие вульгарные занятия, как осмотр тела больного или хирургическую деятельность, никто из них не взялся бы лечить перелом кости. И разумеется, ни один практикующий доктор не счел бы достойным себя предпринять вскрытие тела умершего ради того, чтобы разгадать тайны тела живого.