– Смотри, это «шевроле» пятьдесят пятого года. Мы можем завести его без ключа. У меня была такая же, когда я учился в школе. Рукоятка переключения скоростей сейчас на нейтрали. Я хочу, чтобы ты держала ее в этом положении, пока машина не разгонится под горку. Тогда воткнешь первую скорость.
– Но…
– Не болтай языком, Розенкранц, ладно? Просто делай, что я тебе говорю. Когда машина разгонится, включай первую. Вот и все.
– Но…
– Я стану толкать сзади. Если мы все сделаем правильно, у нас будет тачка, о которой никому ничего не известно. Мы смело сможем проехать у них под носом.
– Но я не знаю, как вести машину с механическим переключением передач.
– Что? – Он посмотрел на нее, словно она вдруг заговорила по-китайски.
– Я училась на машине с автоматической коробкой передач и ездила только на таких автомобилях.
– Боже! – Он оперся лбом о дверцу и на секунду закрыл свой единственный видящий глаз. Затем произнес, скрывая раздражение: – Тебе придется научиться. Прямо сейчас.
– У меня никогда не было способностей к технике…
– Иначе я сяду за руль, а ты будешь толкать.
– Ой!
– Вот тебе и «ой».
– Я попробую.
– Великолепно. – Колхаун сделал глубокий вдох. – Ладно, слушай. Все, что тебе нужно, это выжать сначала сцепление. Видишь третью педаль слева от педали тормоза? Это сцепление. Нажми на нее и передвинь рычаг на первую передачу. – Он нагнулся над ей, показывая, что надо делать со снабженным черным набалдашником рычагом по правую сторону руля. – Вот так. Жмешь педаль, утапливаешь рычаг и двигаешь его вперед. Очень просто. Попробуй.
Саммер попробовала.
– Поняла? – спросил он, когда женщина, к его удовольствию, сделала все правильно.
– Очень просто, – в ее голосе не было уверенности, но он не заметил этого.
– Отлично. Тогда попробуем завестись.
– Подожди! – в панике воскликнула Саммер.
– Жмешь на сцепление, включаешь первую передачу, – отозвался мужчина, уже направляясь к багажнику.
Вцепившись обеими руками в руль, Саммер снова ощутила себя натянутой струной. Машина двинулась медленно, с трудом. Под колесами зашуршал гравий. Она повернула руль, направляя машину к воротам. Дорога к ним все время шла под уклон.
Машина стала набирать скорость.
– Давай! – крикнул он.
Утопить рычаг и передвинуть его вперед – жуткий скрежещущий звук, – нет, сначала нажать на педаль, а уж потом… У нее получилось! В зеркале заднего вида Саммер видела, как Франкенштейн ковылял, хромая, за машиной. Мотор прокашлялся и завелся, поглотив все ее внимание. Одна, в никому не известной машине, она ехала прямо к воротам.
Смерть – последний сон?
Нет, она – последнее пробуждение.
Вальтер Скотт
Быть призраком не так уж и забавно.
У Диди было ощущение, словно ее, беспомощную, несло быстрое речное течение. Как только она выплыла из окна, таинственная сила подхватила и понесла ее к неизвестному месту назначения так быстро, что звезды над ней и огни внизу слились в сплошной светящийся поток. Мелькали сцены из ее жизни, мелькали не по собственному желанию Диди, а согласно чьему-то выбору, смысла которого она пока не понимала. Вот маленький дощатый домик, где прошло ее детство. Вот школа, где она всегда была заводилой. Вот студия звукозаписи, где за два месяца до смерти ей представился шанс подпевать Ребе Макинтайр, когда у той заболела исполнительница.
Звездные мгновения ее жизни.
В студии Диди сказали, что она пела хорошо. Что ее голос «летит».
Останься она на белом свете, возможно, стала бы звездой.
Диди поняла, что этого ей жалко больше всего в утраченной жизни. Она погубила свой Богом данный талант до того, как он получил признание. У нее был дар ангельского пения в стиле «ханки-тонк»<Название музыкального стиля, восходящее к жаргонному выражению американских негров, означающему «так, как это делают белые», буквально «язык белых» .>, но лишь немногие узнали об этом.
Ангел «ханки-тонк». Если она и была ангелом, то только в этом смысле.
Вообще, Диди не причисляла себя к ангелам. Она представляла ангелов неземными существами с золотыми нимбами, колышащимися вокруг их голов, с большими белыми крыльями и с арфами.
Ангельские ангелы. Она была всякой в своей жизни, но ангельской – никогда.
Уносят ли ангелы на небо пьющих, спешащих в ад прожигательниц жизни с трехдюймовыми ногтями и такими тесными джинсами, что в них больно сидеть?
Возможно. Но маловероятно.
Она подумала, что вместо этого ей придется стать призраком. Ребенком она думала, что быть привидением очень интересно. Летать по темным коридорам, стонать посреди ночи, двигать разные предметы и пугать людей до смерти. Забавно, правда?
Но теперь, когда она стала призраком, это оказалось не так уж и забавно. Хотя она и обладала способностью материализоваться (во всяком случае, теплое покалывание, охватывающее ее время от времени, и ощущение, будто ее бывшая материя собирается вместе, и отвердевает, заставляли чувствовать, что она материализуется), Диди не могла этого сделать по собственному желанию.
Она только выпрыгивала, как чертик из коробочки, и быстро убиралась назад.
Ее мать сидела на обитом уже порвавшимся твидом диване в гостиной того дома, где Диди выросла, и смотрела по телевизору «Розанну». Диди сразу узнала мать, узнала комнату с убогой обстановкой, даже эту передачу – и почувствовала покалывание. Внезапно голова матери повернулась в ту сторону, где Диди плавала над креслом-качалкой. Ее глаза широко раскрылись, и, вскрикнув, она упала в обморок.
А какой еще реакции ждать от человека, увидевшего привидение?
Ее дружок Стив – что случилось с его лицом? – по крайней мере, не упал в обморок, когда возле того эллинга на стоянке катеров она снова почувствовала покалывание. Но он не помахал в ответ на ее приветствие. Только уставился, обалдевший. А может быть, он и не видел ее вовсе? Точно она не знала.
Теперь она мало в чем может быть уверена.
Но одно Диди знала твердо: существовала какая-то связь, которая, подобно огромной невидимой резиновой ленте, привязывала ее к земле. Чтобы попасть на небо, ей надо порвать эту связь.
Но сначала она должна понять, что это за связь.
Если бы Саммер запомнила код, то уехала бы домой. Прочь от всей этой заварухи. Но она его не запомнила и теперь ждала у закрытых ворот, пока Франкенштейн, тяжело дыша, не открыл дверцу с правой стороны и не сел на сиденье.
– Девять-один-два-восемь, – сказал он.
Саммер покорно набрала цифры. Ворота открылись, и «шевроле» выкатился за ворота рывками, как спазматический кенгуру.