Олег Петрович внутри своего черного монстра длинно вздохнул и выпростал из кармана мобильный телефон.
Все дальнейшее было ему хорошо знакомо, как будто одно и то же кино он смотрел в десятый раз.
— Те че здесь надо? — начал один из дурашек, всерьез наступая на Гену Березина. — Те прогонные давно не выписывали? Я тя щас в бампер закатаю по самые яйца!
— Ух ты! — весело удивился Гена, услыхав про яйца. — Он еще разговаривает!
— Виктор Иваныч, здравствуй, — сказал Олег в телефон и поморщился — на заднем плане в трубке слышался какой-то непривычно громкий шум, отвлекал. — Я почти приехал. Да. Через десять минут буду.
В трубке слегка помолчали, а потом сказали, что ждут, и Олег понял, что партнер недоволен. Сам партнер был человеком обязательным и немного напоминал благообразного купчину из пьес Островского.
Несмотря на «купчину», Виктор Иванович Назаров был исключительно деловит и влиятелен, и Олег не любил его подводить. А сейчас выходило, что подводит — и барышня повстречалась, и Василий Дмитриевич навязался, и вот теперь… Гена себе развлечение устроил.
Олег Петрович высунулся в окно — в лицо сразу дохнуло морозным уличным воздухом — и сказал негромко в ту сторону, где топтался его водитель, взятый в тиски хулиганствующим элементом:
— Гена, нам нужно ехать.
— Цвай секунд, Олег Петрович!
— Вали его, Вован, — взвизгнул один из элементов и прыгнул на Гену. — Я тебе ща фотку попорчу! И «мерсюка» твоего разнесу!
— Гена, — повторил Олег Петрович недовольно.
— Айн секунд, Олег Петрович!
Одним движением он сгреб обоих молодцов в кучу, сшиб их лбами, словно тесто помесил как следует, — молодцы обвисли, и лица у них обессмыслились. Гена пооглядывался по сторонам, не зная, куда бы ему их пристроить. Тащить мимо машины не хотелось, и бросить тоже не бросишь, ни пройти, ни проехать будет нельзя, не давить же их, в самом деле!..
Гена Березин ничего лучше не придумал, как пошвырять обоих в облупленную дверь подъезда. Должно быть, только этот подъезд и остался во всем переулке открытым, все остальные давно раскупили под офисы, закрыли бронированными дверями, оснастили кодовыми замками. А этот, последний, с покосившейся коричневой дверью, хлопающей от морозного ветра, оказался самым подходящим местом.
Свободной рукой Гена наотмашь распахнул хлипкую дверцу и головой вперед, одного за другим, швырнул их в полумрак, приговаривая при этом:
— А еще про яйца рассуждают!.. А того не знают, что машина у нас не «мерин» называется, а «Мейбах»!..
Договорив всю эту бессмыслицу. Гена отряхнул ладони, сказал тому, длинноволосому и окровавленному у стены, чтобы шел домой, и вернулся в машину.
— Куда тебя понесло? — помолчав, спросил Олег Петрович, когда «Мейбах» тронулся. — Зачем?..
— Да нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович!
— А тебе-то что?
— А я не человек, что ли?
Олег вздохнул.
— Я тоже человек, — пробормотал он себе под нос, — и, кажется, никого не волнует, что этот человек опаздывает.
В зеркале заднего вида Гена поймал его взгляд:
— Это наезд, Олег Петрович?
Впрочем, Олег сам прекрасно понимал, что винить Гену в опоздании смешно. К Василию Дмитриевичу, которого «бес попутал», он поехал исключительно по собственной воле, да и барышню провожать до ее элитной многоэтажки Гена его тоже не заставлял! Так что нечего на Гену пенять, коли у самого рыло в пуху!..
— А все-таки нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович. Всегда помочь охота, а потом разберемся! У нас в полку сержант был, так он говорил: какою мерою мерите, такой отмерено будет и вам.
— Это не сержант, — глядя в окно, скучным голосом поправил Олег. — Это Лука.
Гена подумал немного.
— Да нет, не Лука его звали. Его звали Петраков Евгений. А с чего вы взяли, что Лука-то?
— С того, что это цитата из Евангелия от Луки.
— А Петраков тогда при чем?
— А тогда и выходит, что Петраков ни при чем! — весело сказал Олег Петрович и выбрался из машины перед неприметной дверцей, на которой была затейливо нарисована литера «М». Литера была изображена таким образом, что не было до конца понятно, что такое скрывается за дверцей — общественный ли сортир для мужчин или же некий секретный вход в метро.
И то и другое предположение были бы ошибкой. Едва машина Олега Петровича остановилась перед дверкой, как та распахнулась и из нее выскочил дюжий охранник, но не какой-нибудь штатский, а в самой настоящей камуфляжной форме и с самым настоящим «Калашниковым», болтающимся на бедре.
Должно быть, и машина, и сам Олег Петрович были охраннику хорошо известны, потому что он замахал руками, приглашая Гену проехать на крошечную стояночку, огороженную мавзолейными голубыми елочками, но почему-то в кадках, а перестав махать, открыл перед гостем дверь.
Олег вошел, на ходу снимая куртку и смутно сожалея о том, что не успел переодеться. Виктор Иванович Назаров, человек деловитый и обстоятельный, был большим поборником так называемого делового стиля и никаких вольностей в одежде не признавал. Впрочем, переодевание заняло бы еще полчаса, а Олег и так опоздал.
Он взбежал по широким ступеням, привычно обошел рамку металлоискателя, установленную при входе, и оказался — нет, не в метро и не в мужском отделении сортира, а в богатом вестибюле престижнейшего, секретного и закрытого для посторонних клуба «Монарх».
Швейцар в малиновой ливрее выскочил из-за полированной дубовой стойки, на ходу перехватил у Олега Петровича куртку, а в ладонь ему вложил тяжеленький и очень солидный номерок.
Олег кивнул, мельком глянул на себя в большое зеркало, обрамленное искусной резьбой, и прошел дальше.
Блистательный дворец Топ-Капы в Стамбуле с его восточной чрезмерностью и неописуемой роскошью убранства каждому входящему в помещение клуба должен был представляться жалкой и бедной лачугой!.. Султан Мехмед, построивший стамбульский дворец, наверное, зарыдал бы от отчаяния, если б хоть раз ему удалось побывать в парадных покоях «Монарха», и начал выдергивать волосы из своей султанской головы и посыпать ее пеплом, а затем приказал бы повесить всех придворных архитекторов. И дело даже не в роскошной лепнине высоченных потолков, и не в золотых светильниках, которые держали в пухлых ручонках шаловливые и лукавые купидоны, и не в роскошных коврах, сотканных вручную иранскими мастерицами, и не в каррарском мраморе, которым были отделаны громадные камины, и не в разноцветных бликах веселого света, брызгающих во все стороны от хрустальных подвесок громадных люстр, и не в наборном начищенном паркете, по которому бесшумно скользили услужливые и незаметные официанты, а в том состоянии уюта и комфорта, который охватывал каждого, кому посчастливилось проникнуть в это волшебное место!
