– Растяпа!
В столовую вбежала Антонина, кинулась собирать с пола у ног Полины разбитую посуду и остатки еды. Следом влетела одна из горничных, неся, уже без подноса, второе блюдо для хозяина. Потом появилась перепуганная Маша и, схватив Полину за руку, потащила из столовой. Девушка шла в лёгком трансе не отрывая глаз от Дмитрия. Она боялась, что это последний раз, больше она его не увидит. Дмитрий за всё время не проронил ни слова.
Маша притащила Полину на кухню, усадила на жёсткую скамью:
– Что ты наделала! В первый же день! Да ещё перед хозяйкой! О, Господи, она это так не оставит.
– Ка… как… зо… зовут… хо… хозяина? – тело Полины сотрясала крупная дрожь, так что зуб на зуб не попадал.
– Дмитрий Алексеич, – сказала Маша то, что Полина давно знала, а Юлия не придавала значения.
– О, Господи!
На кухню вошла Антонина:
– Быстро с глаз моих. Чтоб до вечера не показывалась. Авось обойдётся.
Девушки стремглав кинулись из дома.
Через час в их комнату во флигеле вошла экономка.
– Не обошлось, – сказала она. – Хозяйка разозлилась очень. Десять, приказала. Через час на конюшне. Да, не забудь снять платье.
Антонина ушла.
– Что она только что сказала? – спросила Полина у Маши, глядя в её расширенные от ужаса глаза.
– Что, что. Пороть тебя будут. Хозяйка приказала. Ой, мамочка!
– Что? Бить голую будут?
– Нет, что ты.
– А зачем снять платье?
– Да чтоб Степан не порвал ненароком, когда хлестать будет. Платье-то барыне принадлежит, поэтому своё надеть надо. Но ты не переживай, – затараторила Маша, выдавая этим своё волнение. – Я слыхала, Степан не злобливый, если видит, что девка квёлая, не со всего маху бьёт, а так, для вида. Ты только плачь погромче, кричи, чтобы барыня подумала, что тебе больно. Авось она пожалеет, после пятого удара смилостивится. Так бывает.
У Юлии ещё не прошёл шок от пережитого видения, а тут новое потрясение. Разумом она понимала: какое время, такие и порядки. Но всё её существо бунтовало от самой мысли, что над ней может быть совершено такое насилие. И если Полина где-то внутри неё давно смирилась и тихо плакала в уголке души, то Юля смиряться покорно не собиралась. Одна мысль согревала её: если всё это плата за то, чтобы ещё раз увидеть Дмитрия – она согласна заплатить её.
Через какое-то время снова зашла Антонина:
– Надевай свою рубаху, пошли.
– Что барыня? – спросила Маша.
– Зла, меры нет. Ковёр в столовой испорчен.
– Ой, я сейчас, – проговорила Маша и выскользнула из флигеля.
Полина осталась одна. Она сняла с себя форменную одежду, облачилась в домашнее платье из отбелённого льна, в котором пришла сюда, и покорно пошла за Антониной.
Маша летела через поле, насколько позволяли её молодые быстрые ноги. Ворвавшись в дом Анны, она не сразу справилась с дыханием, чтобы проговорить:
– Там… Полину… десять ударов… барыня… за ковёр… боюсь… не выдержит.
Анна не стала расспрашивать подробности, как была, кинулась к господскому дому.
Еле переводя дыхание, вбежала на крыльцо, распахнула массивную дверь. К ней кинулся дворецкий:
– Анна? Куда!
Та грозно зыркнула на него, схватила за сюртук, встряхнула старика, который был в два раза легче неё, и тоном, не терпящим возражений, спросила:
– Где барин?
– В кабинете, – покорно ответил тот.
Анна кинулась к кабинету, коротко постучав, но, не дождавшись разрешения, распахнула дверь и, увидев Дмитрия Алексеевича, сидящего за столом, бухнулась на колени посреди комнаты.
– Пощади, батюшка барин! – почти закричала она.
– Анна? Что ты здесь делаешь? Что у тебя случилось? – он встал из-за стола.
– Дочка моя, Полина, только после горячки, работать к вам пришла. Барыня гневаться на неё изволили, наказание дали. Не выдержит девка, ну как горячка снова откроется, помрёт же. А вам какой толк от этого? Накажите меня лучше.
– Что? – Дмитрий гневно сдвинул брови. – И где она?
– На конюшне, – робко проговорила стоящая на пороге кабинета Маша.
Дмитрий быстро вышел из дома, пересёк двор, вошёл на конюшню.
Полина стояла посреди, привязанная за руки к потолочной балке. Стояла, молча, до крови закусив губу. В сухих огромных глазах плескались боль и непреклонность. В стороне находилась Анастасия, брезгливо зажав нос надушенным платком. Степан только что опустил вожжи, проговорив: «семь», и медленно поднял их снова, как раздался грозный окрик:
– Стой!
Все повернулись к входу и увидели Дмитрия. Ноги широко расставлены, глаза гневно блестят.
Быстрым шагом он подошёл к Полине, попытался развязать узлы на руках, схватил нож, услужливо поданный Степаном, разрезал верёвку. Подхватил обмякшее тело девушки. Она обвила его шею, прошептала:
– Димочка! – и потеряла сознание.
С Полиной на руках он быстро вышел из конюшни. Проходя мимо сестры, коротко приказал:
– В свою комнату, быстро!
Он принёс девушку в дом, уложил в одну из комнат для гостей. За ним вбежала Антонина.
– Пошлите за лекарем. Сделай, что возможно, чтобы она пришла в себя. Обращаться как с госпожой. Обо всём докладывать мне, – отдавал распоряжения Дмитрий.
Он вышел в коридор. У стены стояла побледневшая Анна.
– Иди домой, – Дмитрий, успокаивая, положил руку ей на плечо. – Я позабочусь о ней, не волнуйся. Уже послали за доктором.
– Дмитрий Алексеевич, зачем вам обуза, я заберу её домой.
– Нет! – твёрдо сказал барин. – Не волнуйся, иди домой, – чуть мягче добавил он.
Дмитрий вошёл в комнату сестры.
– Зачем? – с порога прогремел его вопрос.
– Дмитрий, ты очень мягкий хозяин, под твоей рукой все слуги разленились. Они должны бояться, тогда будут хорошо работать.
– Они должны уважать, а не бояться. Откуда в тебе столько злобы?
– А чем прикажешь мне заниматься?
– Пороть девушек – это достойное тебя занятие?
– Она провинилась, я должна была её наказать. Я веду дом и хозяйство.
– Она только сегодня пришла сюда, неделю до этого пролежала в горячке.
– Зачем мне это знать? Пришла – пусть работает!
– И это, по-твоему, вести дом и хозяйство? Антонина и без тебя прекрасно справляется. Ты завтра же отправляешься к тётке, в Москву. На досуге поинтересуйся у неё, как вести дом и хозяйство, потому что это тебе скоро пригодится. Ты будешь в городе, пока я, наконец-то, не подберу для тебя мужа, если ты сама не в состоянии это сделать.
– Ты не смеешь отправлять меня из-за какой-то крепостной девки? – закричала Анастасия.
– Её мать получила вольную из рук нашей матери. Значит, она тоже свободна.
– Всё равно, она грязная деревенская дура, ты не имеешь права отсылать меня из-за неё!!!
– Имею! Ты прекрасно это знаешь. И не только из-за неё.
