– Имею! Ты прекрасно это знаешь. И не только из-за неё.
Он быстро вышел из комнаты, чтобы не слышать нарочито громких рыданий.
Всю ночь Юлия-Полина провела в бреду. Она смутно слышала голоса. Слышала, что её зовёт Дмитрий. Потом услышала зов Розы. Но заставить своё сознание вернуться в какую-нибудь реальность не могла. Создавалось впечатление, что две души пытались разобраться и найти своё место в юном прекрасном теле. Она металась по всей постели, из её уст то и дело срывался бессвязный бред, пугая горничных. Ночью в комнату вошёл Дмитрий. Полина вцепилась в его руку мёртвой хваткой, и только тогда смогла провалиться в глубокий выздоравливающий сон.
А Дмитрий так и просидел у края её постели до утра, не смея выдернуть руку, которую даже во сне она крепко сжимала.
Утром она почувствовала на своём теле чьи-то проворные руки, ещё окончательно не придя в себя, услышала голоса.
Говорили Дмитрий и какой-то мужчина с приятным низким тембром голоса. Он извинялся за опоздание, сетовал на какое-то колесо, из-за которого так долго добирался.
– Кризис, думаю, уже миновал, – говорил мужчина, как поняла Юлия, доктор.
– Не могу понять, отчего всё произошло, – проговорил Дмитрий. – Неужели порка могла причинить такой вред?
– Ну, Дмитрий Алексеевич, мы никогда не знаем, что причиняет нам больший вред, страдания физические или душевные. А эту девушку я знаю, неделю назад матушка её звала меня. Она лежала в горячке. Я даже удивился, когда узнал, что поправилась – выглядела она тогда безнадёжной. Но на всё воля Божия! Видно, болезнь не до конца прошла. А стресс, вызванный наказанием, снова её вернул, хоть и не такой силы.
– Она бредила всю ночь. Говорила очень странные вещи. Например: «позвоните маме», «я нашла Димочку», «не забирайте меня», «оставьте меня с мужем».
– Что же тут странного? Девушка привязана к матери. Вы, наверное, ослышались, как можно «позвонить», она говорила, наверное, «позовите».
– Нет, было слышно отчётливо.
– А насчёт других слов… Вероятно, Димочкой она называет вас.
– Меня? Но меня так никто никогда не называл!
– И, тем не менее, встреча с вами произвела на неё такое сильное впечатление, что в бреду она упоминает производное от вашего имени.
– А как быть с мужем?
– Это точно исключается. Не только мужа, но никакого другого мужчины у этой девушки не было. Это я проверил, чтобы исключить из причин обморока беременность. Да не волнуйтесь вы так, Дмитрий Алексеевич, девушка крепкая, молодая, справится.
– Спасибо, доктор. Я провожу вас.
Мужчины вышли из комнаты. Тут же вошла горничная и села на стульчике рядом с кроватью. Полина открыла глаза. Увидев это, девушка охнула и выбежала из комнаты с криком:
– Барин! Очнулась!
Послышались шаги. В комнату вошёл Дмитрий. Он придвинул стул поближе к кровати, сел на него. Пристально посмотрел Полине в глаза. Она задохнулась от этого взгляда. Такого родного, нежного. Юля понимала, почему в нём, кроме озабоченности, сквозит удивление, хотела прогнать его, всё объяснить, но не могла.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дмитрий.
– Спасибо, хорошо.
Он поправил сползшее одеяло. Она машинально схватила его за руку. Он замер, неотрывно глядя на неё.
– Ты поживёшь пока здесь. О тебе позаботятся.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. Я чувствую свою ответственность за тебя. Я обещал твоей матери.
Он замолчал. Всё так же смотрел ей в глаза, пытаясь разгадать секрет, мучивший его.
– Мне нужно идти. Я пришлю горничную.
Он резко встал. Ей пришлось отпустить его руку.
– Я ещё увижу тебя? – то ли его, то ли судьбу спросила Юлия.
– Конечно, ты же в моём доме. Поправляйся.
Он вышел из комнаты. Через некоторое время туда почти вбежала Маша с подносом еды. Чинно выставив тарелки на столик, она кинулась к Полине.
– Ты представляешь, хозяин отсылает свою сестрицу! Из-за тебя! Да все слуги за это готовы на руках тебя носить!
– Маша, мне нужно принять ванну. Как я это могу сделать?
– Кушай, я сейчас всё устрою.
Пока Полина ела, в комнату занесли большое корыто, наполнили водой. Маша принесла мыло и полотенца.
Потом в комнату вошла Антонина.
– Рада, что тебе лучше, – она положила на кровать тонкую сорочку и нежно-зелёное платье, отделанное кружевом. – Хозяин просил передать. Это из гардероба его матушки.
Когда за Антониной закрылась дверь, Маша взвизгнула:
– Ух, ты! Какое платье! Вот это да! Что это барин? Он даже сестре не разрешал трогать вещи, которые принадлежали покойной матушке.
– Маша, потом будешь восторгаться. Помоги лучше одеться, – сказала Полина, выбираясь из неудобного корыта, в котором, тем не менее, умудрилась вымыть голову.
– Ой, прости, – Маша оторвалась от платья. – Я совсем тебе не помогла.
– Я справилась. Давай рубашку и помоги надеть это платье, с ним-то уж мне одной не справиться.
– Ты что, барин сказал, не беспокоить тебя, ты должна лежать.
– Зачем? Я прекрасно себя чувствую. Если в ближайшее время порка мне не грозит, я могу работать.
– А вот это не получится. Приказано освободить тебя от всех работ, обращаться как с госпожой и… э… как он там сказал… «за состояние этой девушки отвечаете (мы, слуги) головой». Так что, госпожа, тебе велено лежать и ничего не делать. А мне ухаживать за тобой и исполнять все капризы. Приказывай…те, госпожа!
Маша склонила голову в шутливом поклоне.
– Прекрати дурачиться. Мне не нужен твой уход, я не больная. И мне лежать здесь скучно.
– Ну, Полечка, ты только Антонине это не скажи, а то она меня на кухню отошлёт. Лучше уж я побуду пока твоей горничной. Ладно?
– Хорошо, если не хочешь на кухню, помоги застегнуть платье и выбраться из этой комнаты.
– Ох, теперь меня накажет не экономка, а хозяин, что не уследила за тобой. И где тут меньшее зло – не знаю!
– С хозяином я сама как-нибудь разберусь. Давай платье!
Маша помогла Полине надеть платье, которое оказалось тесным в груди и длинным. Видимо, мама Дмитрия была очень худой и высокой женщиной. Тем не менее, платье великолепное. Сшито из лёгкой хлопковой ткани, с отделкой из тончайшего кружева. Похожим кружевом украшена и нижняя сорочка.
Маша расчесала влажные волосы Полины, хотела заплести косу, но подруга не дала, перехватив их сзади лентой. Юлия никак не могла налюбоваться своими (или Полины?) лёгкими локонами цвета спелой пшеницы.
– Как скажешь. Ты теперь госпожа! – сказала Маша, удивившись желанию подруги выйти с такой причёской.
А Полине не терпелось выйти из комнаты. Точнее, не терпелось Юлии. Кто знает, сколько ей ещё позволено оставаться здесь. Она уже третьи сутки находится за пределами своего времени, и в любой миг её могут позвать обратно, тем более желание «видеть» уже исполнено. Она не намерена терять драгоценное время, если есть хоть малейшая возможность снова видеть того, ради которого очутилась здесь.
